— Он был водителем у секретаря райкома партии. Тогда у нас еще были райкомы партии, если вы помните, конечно.
— Помню, — улыбнулся Дронго, — вы сказали, что у вас был сын. Сейчас он уже взрослый.
— Да, — оживилась она, — у меня сын и дочь. И двое внуков — дети сына. Я уже бабушка, правда очень молодая.
— И красивая, — добавил Дронго.
— Спасибо, — улыбнулась она, — мы сидим здесь и ничего не едим. Давайте я закажу что-нибудь в ресторане. Пусть нам принесут. А то в мини-баре очень маленькие бутылки. Вчера ко мне приходила одна моя знакомая, мы с ней очень славно посидели в ресторане.
— Здесь хороший ресторан, — кивнул Дронго, — значит, у вас есть сын и дочь. Сколько лет дочери?
— Шестнадцать, — она улыбнулась, — она студентка, у меня есть ее фотография.
Элга снова открыла сумочку и достала фотографию. На ней были двое молодых людей. Молодой человек и девушка стояли в обнимку, глядя в объектив фотоаппарата.
— Это мои дети, — гордо сообщила Элга, — сын ездил к ней в Лондон, она там учится.
— Наверное, хорошо учится?
— Да, очень. Мне вообще повезло с детьми.
Он протянул ей фотографию и, когда она дотронулась рукой до карточки, расчетливо спросил:
— А с кем вам не повезло?
Фотография в ее руках дрогнула. Ощутимо дрогнула. Выхватив у него из рук фотокарточку, она быстро спрятала ее в сумку, словно защищая своих детей от непрошеного внимания.
— Что вам нужно? — мрачно спросила она. — Зачем вы меня мучаете? Кто вы такой?
— Я эксперт по расследованиям преступлений, — пояснил Дронго, — и у меня не очень приятная для окружающих профессия. Иногда мои вопросы приводят людей к нервному срыву, иногда доводят до слез. Но моя работа такова, что я должен задавать вопросы и получать на них ответы. Моя главная задача — видеть и слушать. Причем, слушать так, чтобы услышать то, что мне нужно.
— И вы что-нибудь услышали?
— Немного. Но, если позволите, я изложу вам некоторые свои наблюдения. Во-первых, вы не сказали Халуповичу о своей дочери, которая родилась через шесть лет после вашего знакомства. Мне вы показали карточку своих детей, а ему об этом не сказали. Хотя он успел узнать, что у вас есть двое внуков от сына. Подсознательно вы что-то хотели от него скрыть. Во-вторых, вы работали лаборанткой, а ваш муж водителем. Я понимаю, что за эти годы могли произойти большие изменения, но не настолько большие, чтобы вы носили такую дорогую обувь, имели столь дорогую зажигалку, сумку, а ваша дочь училась бы в Англии. Даже если ваш супруг получил огромное наследство или неожиданно разбогател, то и тогда вы бы не вели себя так. И уж наверняка не стали бы заказывать в номер обед из ресторана или обедать в «Национале», где нужно оставить весьма приличные деньги. Для этого нужны годы привыкания. И, судя по всему, сын и дочь не очень похожи на вас. Но, боюсь, они похожи на разных мужчин. У вас был еще и другой мужчина?
Она тяжело вздохнула, потушила вторую сигарету, достала третью.
— Я об этом никому не говорила, — призналась Элга, — прошло столько лет.
Закурив, она убрала зажигалку в сумочку.
— У меня второй муж, — сообщила она Дронго, — но я не стала говорить об этом Эдику. У меня осталась прежняя фамилия моего первого мужа — Руммо. Такую фамилию носит и мой сын. А семнадцать лет назад я вышла замуж во второй раз.
— А почему вы не сказали об этом Халуповичу?
— Не сочла нужным.
— Он считает, что вы до сих пор живете с первым мужем. Именно поэтому он вызвал вас сюда и оплатил вам отель и билеты. И вы не стали ему ничего говорить. Но, судя по вашему виду и манерам, у вас сильно изменилось социальное положение. И вы ничего не сказали об этом Халуповичу. Я могу узнать, почему?
— А почему вы считаете, что я должна говорить об этом вам?
— Погибла женщина, — пояснил Дронго, — и вашего бывшего друга могут подозревать. Именно поэтому я приехал сюда. Неужели вам безразлично, что с ним случится?
— Я думала, что вы меня обманываете, — растерялась Элга. Она потушила третью сигарету, посмотрела на пачку сигарет, на сумочку, но четвертую сигарету доставать не стала.
— Что вас интересует? — спросила Элга.
— Мне кажется, вы сознательно что-то скрываете.
Или я не прав?
Она молчала. Целую минуту. Смотрела на свою сумочку и молчала. Потом медленно сказала:
— Вы что-то узнали?
— Пока нет. Но, рассказывая о вашей встрече с Халуповичем двадцать два года назад, вы оговорились, что вам до сих пор больно об этом вспоминать. Почему «больно»? Почему вы использовали именно это слово?
Он ждал еще целую минуту. Наконец она решилась. Потянулась за сумочкой, достала зажигалку, вытащила новую сигарету из пачки.
— Я не хотела рассказывать Эдику о своей трагедии, — проговорила она наконец, — не хотела, чтобы он узнал о случившемся.
— Это связано с вашим первым мужем? — понял Дронго. — Вы сказали Халуповичу, что до сих пор живете со своим мужем.
— Да. Я поэтому и не меняю фамилию. Эдик уехал тогда, успев со мной попрощаться. А через некоторое время я узнала, что моему мужу все рассказали. В подробностях. Всегда есть сплетники, которым доставляет удовольствие видеть, как мучаются люди от их слов. Особого рода садисты.
Это случилось примерно через месяц после отъезда Эдика. Об этом узнали на работе мужа, в райкоме. Секретарь сказал, что водитель такой солидной организации должен разобраться со своей морально разложившейся супругой, иначе мужа самого выгонят из райкома. Я думаю, секретарь просто злился на меня. Он был молодой, лет тридцать пять. И он несколько раз меня видел, пытался за мной ухаживать. Но он мне не нравился. Какой-то слизняк был, гнида, а не мужчина. Вот он и рассказал все мужу, решив отомстить таким образом. Муж вернулся домой, наорал на меня в присутствии сына. А потом впервые в жизни меня ударил. И куда-то уехал…