— Ладно, понятно, — кивнула Сугуха.
Мидори вновь взглянула на Кадзуто и ласково произнесла: «С днем рождения». Потом несколько раз быстро моргнула, развернулась и поспешно вышла из палаты.
Сугуха вцепилась обеими руками в свою юбку от школьной формы, сделала глубокий вдох и вновь уставилась на светодиодные индикаторы на закрывающем голову брата шлеме.
Зеленые огоньки, показывающие связь с сетью и с мозгом, быстро-быстро мигали.
По ту сторону сети находился сервер SAO, а в нем — сознание Кадзуто, и прямо сейчас бесчисленное количество данных пересылалось через нейрошлем отсюда туда и обратно.
Где сейчас ее брат? Может, он бродит по какому-нибудь мрачному подземелью с картой в руке. Может, изучает ассортимент магазинчика товаров б/у. А может, отважно скрещивает клинки с каким-нибудь ужасным монстром.
Она потянулась вперед и вновь нежно обхватила его тонкую, белую руку обеими своими.
Истинное осязание Кадзуто было полностью блокировано нейрошлемом на уровне продолговатого мозга, не достигая основных структур головного. Однако, глядя на кожу, к которой она прикасалась, Сугуха верила, что брат обязательно почувствует ее поддержку.
Потому что Сугуха тоже чувствовала. Душа этого юноши, ее брата, точнее говоря — ее кузена, постоянно излучала жар. Его воля была тверда; и он непременно выживет и вернется в реальный мир.
По ту сторону белой занавески золотое мерцание стало алым, затем фиолетовым; в палате зажглись тусклые лампы, а Сугуха по-прежнему сидела возле кровати. Сидела неподвижно, вслушиваясь в тихое дыхание брата.
Срочное сообщение, что Кадзуто пробудился, пришло из больницы месяц спустя, 7 ноября 2024 года.
Глава 1
Катон, котон.
На крыльце, мягко постукивая, раскачивалось простенькое деревянное кресло-качалка.
Ласковое солнышко поздней осени светило сквозь крону кипариса. Тихий ветерок легонько морщинил гладь отдаленного озера.
Она ровно дышала во сне, прижавшись к моей груди щекой.
Время, наполненное золотым покоем, текло размеренно и неостановимо.
Катон, котон.
Покачиваясь в кресле, я ласково погладил каштановые волосы девушки. Хотя она уже спала, на лице ее появилась легкая улыбка.
Компания огоньков танцевала на лужайке перед домом. Тушеное мясо медленно, звучно кипело на кухне. Я хотел, чтобы этот ласковый мир в нашем маленьком домике в лесной глуши длился вечно. Но знал, что это несбыточное желание.
Катон, котон.
Кресло продолжало стучать, и с каждым стуком песчинки одна за другой падали на дно песочных часов.
Я попытался прижать девушку к груди сильнее, словно сопротивляясь судьбе.
Но мои руки обняли лишь воздух.
В изумлении я распахнул глаза. От ее тела, лишь секунду назад прижимавшегося к моему, не осталось и следа. Я встал с кресла и огляделся.
Подобно занавесу, опускающемуся над сценой, закатное небо становилось все темнее. Наползающая мгла начала красить в непроглядно черный цвет лес.
Я стоял, выпрямившись под ледяным зимним ветром, и звал ее по имени.
Но никто не откликался. Ни на лужайке перед домом, где плясали огоньки, ни в кухне — нигде не видно было ее силуэта.
Не успел я осознать происходящее, как весь дом оказался окружен тьмой. Мебель и стены дома стали распадаться и исчезать, словно сделанные из бумаги. Лишь я да кресло-качалка остались посреди темноты. В кресле никто уже не сидел, но оно по-прежнему продолжало раскачиваться как ни в чем не бывало.
Катон, котон.
Катон, котон.
Я зажмурил глаза, заткнул уши и, собрав все свои силы, позвал ее по имени.
Мои глаза распахнулись под звонкий, громкий голос. Я уже не знал, кричал ли я только во сне или же на самом деле ее звал.
Лежа в постели, я закрыл глаза в надежде вернуться к началу сна. Но вскоре сдался и вновь открыл глаза.
Вместо белых панелей больничных стен моему взгляду открылись деревянные щиты. Лежал я на мягком матрасе, застланном простыней, а не на чем-то гелевом.
Это моя — Кадзуто Киригаи — комната в реальном мире.
Я сел на кровати и огляделся. Комната на 6 татами[1], с деревянным полом. Обстановка комнаты насчитывала всего три предмета: компьютер, стоящий вертикально роутер и мою кровать.
На роутере возлежал потрепанного вида шлем.
Назывался он «нейрошлем» — аппарат, генерирующий виртуальную реальность с помощью технологии Полного погружения; именно он запер меня в VR на два года. После долгой и трудной битвы я наконец освободился от машины и вернул себе возможность видеть, чувствовать, ощущать настоящий мир.
Да, я вернулся.
Но девушка, которая рубилась рядом со мной и соединила свое сердце с моим…
В мою грудь внезапно вцепилась боль; я отвернулся от нейрошлема и встал. Кинул взгляд на висящее на стене зеркало. На встроенной в стену рядом с зеркалом люминесцентной панели отображались текущие дата и время.
Воскресенье, 19 января 2025 года, 7:15 утра.
В реальный мир я вернулся уже два месяца назад, но до сих пор не мог привыкнуть к собственной внешности. Теоретически мечник Кирито и нынешний Кадзуто Киригая должны были бы выглядеть идентично, но мне еще предстояло вернуть потерянный вес, так что костлявое тело под футболкой было крайне слабым.
Вдруг я заметил в зеркале две дорожки слез на моих щеках и стер их правой рукой.
— Я стал таким плаксой… Асуна.
Пробормотав эти слова, я подошел к большому окну в южной стене комнаты. Обеими руками распахнул шторы, и зимнее утро окрасило мою комнату бледно-желтым светом.
Сугуха Киригая в прекрасном настроении шла через заледеневший двор, все ускоряя шаг.
Выпавший два дня назад снег растаял еще не весь, утренний воздух середины января был страшно холодным.
Остановившись у края затянутого тонким льдом пруда, она прислонила синай[2], который несла в правой руке, к стволу черной сосны. Чтобы вытряхнуть из тела остатки сонливости, она сделала несколько глубоких вдохов, затем уперлась ладонями в колени и принялась за упражнения на растяжку.
Ее мышцы, все еще не проснувшиеся толком, начали постепенно разогреваться. Сперва колени, потом покалывание от разгоняющейся крови появилось в икрах и лодыжках.
Сугуха потянулась обеими руками вертикально вниз, постепенно сгибая спину, — пока внезапно не остановилась. Она увидела свое отражение во льду пруда.
Короткие иссиня-черного цвета волосы, спереди остриженные на уровне бровей, а сзади доходящие до плеч. Брови — такие же черные и очень густые; и под ними — целеустремленно глядящие глаза. Все вместе создавало довольно-таки мальчишеское впечатление. Традиционное белое доги и длинные черные хакама[3], в которые она была одета, лишь усиливали впечатление.
…Я так и думала… я совсем не похожа… на братика…
Эта мысль часто посещала ее в последние дни. Собственно — всякий раз, когда она видела собственное лицо в зеркале в ванной. Не то чтобы ей не нравилась ее внешность; эта сторона ее вообще мало волновала. Но с того дня, когда ее брат Кадзуто вернулся домой, ее подсознание принялось само делать сравнения.
…Сколько об этом ни думай, толку не будет.
Сугуха помотала головой и продолжила растяжку.
Размявшись, она подобрала синай, который прислонила к сосне. Взялась за рукоять, ощутила, как она знакомо, привычно лежит в ладонях; затем выпрямилась и приняла среднюю стойку.
Удерживаясь в стойке, она сделала глубокий вдох — затем внезапно резким движением выбросила руку с синаем вперед. Ее стремительное движение вспороло утренний воздух и напугало стайку воробьев; те разом снялись с ветки дерева у нее над головой.
Семья Киригая жила в старом доме, примостившемся близ древних улочек Сайтамы. Раньше вся большая семья жила здесь — дедушка Сугухи, скончавшийся четыре года назад, был очень строгим и старомодным человеком.
Он много лет служил в полиции, а в юности был известным мастером кендо. Он надеялся, что его единственный сын — отец Сугухи — пойдет по его стопам и тоже будет заниматься кендо. Ее отец держал синай до конца старшей школы, но затем бросил кендо ради обучения в Америке и в конечном счете нашел работу в зарубежной фирме, занимающейся финансовой безопасностью. После того как его перевели в японское отделение фирмы, он познакомился и женился на Мидори, но продолжал по ходу своей деятельности постоянно летать через Тихий океан туда-сюда. К тому времени дед Сугухи обратил весь свой энтузиазм на нее и на Кадзуто, который был на год старше.
Сугухе и ее брату пришлось вступить в ближайшее додзё, когда они пошли в начальную школу. Но под влиянием матери, работавшей редактором в компьютерном журнале, ее брат полюбил клавиатуру куда больше, чем синай, и через два года покинул додзё. Однако Сугуха была другой. Ей кендо понравилось, и она продолжала держать синай даже после смерти деда.