Думал, наконец, и о том, какую линию поведения выбрать на допросе, чтобы не только его пережить, но и суметь сначала заинтересовать, а потом и привлечь для выполнения своего замысла Трофимова. А в том, что его будет допрашивать именно начальник особого отдела, а не его помощники, Сергей почему-то не сомневался. Сложность была в том, что рассказывать Трофимову всю правду никак нельзя – тот просто не поверит, а значит, потом – подвал, камера, наручники, пара особистов и очень больно проходящая дискуссия на тему «ты кому, гад, Родину продал?». Но и попытаться просто выкрутиться из неудобных вопросов негоже – тогда начальник особого отдела просто потеряет к нему интерес, и шанс привлечь его для помощи будет потерян.
Глава 5
Предчувствия его не обманули. По приезде в штаб танковой дивизии бригадный комиссар отправил Сергея с сопровождением ждать у своего кабинета, а сам куда-то ушел, как предположил Сергей, скорее всего отправился узнавать оперативную обстановку. Вернулся он не скоро и при этом изрядно растерявший свое приподнятое после успешного боя настроение. Войдя в кабинет, жестом указал Сергею на стул возле своего стола, а сопровождающему – на выход, сам уселся за стол и задумался о чем-то явно неприятном, прикрыв глаза и подперев голову руками. Так прошло около минуты, потом Трофимов взял себя в руки, встряхнулся и начал допрос.
Повертев в руках документы лейтенанта Иванова, Трофимов даже анкетные данные не стал уточнять, а вместо этого спросил сразу в лоб:
– А скажи-ка мне, лейтенант Иванов из 239-го стрелкового полка 27-й стрелковой дивизии. – Где это ты так воевать научился? И когда?
Сергей, хоть и принял по дороге решение с начальником особого отдела не играть, в последний момент передумал и, чтобы подогреть интерес Трофимова, решил дать тому возможность «поохотиться» и вывести допрашиваемого в своем лице на чистую воду.
– Так я, товарищ бригадный комиссар, недавно из отпуска возвращался, со мной в одном купе еще товарищи командиры ехали. Из их разговоров я понял, что они и на Халхин-Голе воевали, и на Финской. Один даже в Испании был. Ну вот, они всю дорогу опытом делились и бои разные обсуждали, а я слушал – интересно же. Вот кое-что и запомнил.
– Халхин-Гол и финская война, говоришь? – слегка усмехнулся особист. – И ты кое-что запомнил?
– Видишь ли, в чем дело, лейтенант. Я тоже воевал и на Халхин-Голе, и на финской. Кое-что из того, что ты сегодня вытворял, там, может, и было, но далеко не все. И кто тебя, простого пехотного лейтенанта, учил бронетехнику использовать? Причем не просто использовать, а во взаимодействии с пехотой. – А военно-инженерному делу и устройству инженерных сооружений тебя тоже «товарищи командиры» в купе за несколько часов обучили? Опять же, команды ты не всегда по уставу отдаешь, слова интересно используешь. Так кто ты и откуда… лейтенант Иванов?
– Может быть, немецкий шпион? – притворно печально вздохнул Сергей.
– Немецкий шпион, значит… – Трофимов снова поставил руки локтями на стол и положил подбородок на сложенные в замок кисти.
– На стратегического шпиона глубокого внедрения ты не похож, с таким-то малым воинским званием и таким своеобразным поведением. А если ты полевой шпион Абвера (немецкой военной разведки и контрразведки), внедренный в войска для добычи разведданных и диверсий, так только за сегодняшний день ты уничтожил усиленную танками моторизованную роту вермахта и при этом ни одного бойца Красной Армии не потерял. Это не считая других твоих «подвигов», о которых младший лейтенант Петров на допросе рассказал. Не стоят все эти потери немецкой армии тех разведданных, которые ты смог бы собрать. Да и какие разведданные – отступаем по всем направлениям, полная неразбериха, – Трофимов тяжело вздохнул и поиграл желваками.
– Кстати о разведданных, – сказал Сергей, решивший, что вот сейчас как раз наступил самый подходящий момент перехватывать инициативу и устанавливать контакт. – Сегодня ведь 24 июня?
– Да, – удивленно ответил Трофимов, который явно собирался задать какой-то свой вопрос, но не успел.
– Вы, товарищ бригадный комиссар, сейчас вернулись из штаба с изрядно ухудшившимся настроением. Думаю, там вы узнали, что 33-я дивизия 11-го механизированного корпуса ведет тяжелые бои под Гродно и имеет большие потери, части дивизии и всего корпуса разбросаны, единого управления нет, постоянно бомбит вражеская авиация, боезапас и горючее на исходе.
– Допустим, это так, – взгляд начальника особого отдела снова стал острым. – И что дальше?
– А дальше, товарищ бригадный комиссар, я вам сейчас в общих чертах расскажу оперативную обстановку в районе Белостокского выступа, по состоянию на сегодня и на ближайшие дни.
Сергей увидел, как при его последних словах глаза Трофимова наполнились удивлением и недоумением, и поспешил продолжить, пока тот не опомнился.
– Сегодня 33-я танковая дивизия в составе 11-го мехкорпуса ведет бои в районе Гродно. Туда же, под Гродно, были направлены и сейчас тоже ведут тяжелые бои еще 6-й механизированный и 6-й кавалерийский корпуса 10-й армии. Они действуют в составе конно-механизированной группы под командованием заместителя командующего фронтом генерал-лейтенанта Болдина. Но никакого положительного результата все эти соединения нашей армии не добьются. Господство в воздухе немецкой авиации, плохая организация удара, бесполезные атаки на грамотно подготовленную оборону с эффективными противотанковыми позициями и разгром тылов приведут к тому, что немецким войскам удастся остановить наши войска. Потом 5-й, 6-й и 8-й немецкие корпуса 9-й армии продолжат охват наших войск в Белостокском выступе. Из-за неудачи контрудара и фактического начала окружения завтра, 25 июня, войска 6-го и 11-го мехкорпусов, а также 6-го кавкорпуса начнут отступление.
Трофимов слушал Сергея с посеревшим лицом. Когда тот остановился, снова спросил, почти не разжимая губ.
– Дальше?
– Около полудня 25 июня расположенные в Белостокском выступе 3-я и 10-я армии получат приказ штаба фронта на отступление. 3-я армия будет отступать на Новогрудок, 10-я – на Слоним. 27 июня советские войска оставят Белосток.
Потом Сергей рассказал Трофимову об окружении и разгроме трех армий в нескольких «котлах», полном разгроме 10-й армии и уничтожении 11-го мехкорпуса 3-й армии, в том числе и входившей в него 33-й танковой дивизии. Рассказал о том, что, советские войска, имея в условиях обороны превосходство в артиллерии (16,1 тысячи против 15,1 тысячи), танках (3,8 тысячи против 2,1 тысячи) и самолетах (2,1 тысячи против 1,7 тысячи), почти нигде по фронту так и не смогли оказать наступающим немецким войскам эффективного сопротивления. Потери немцев в наступлении составили всего 20 тысяч ранеными и 6,5 тысяч убитыми, а советские войска потеряли почти 77 тысяч ранеными и более 341 тысяча убитыми и пленными, причем пленными гораздо больше, чем убитыми.
– И что потом?
Видно было, что Трофимов сдерживается из последних сил, его взгляд не обещал Сергею ничего хорошего.
– Потом? Потом четыре тяжелейших года войны, снова окружения и «котлы», где будут гибнуть наши войска, немцы под Москвой, битва за Сталинград, сражение на Курской дуге… – Потом наша Победа и наши войска в Берлине весной 45-го года. Потом подведение итогов этой войны – не менее 15 миллионов военнослужащих убитыми и умершими от ранений, еще более полумиллиона умерших в результате небоевых потерь и еще 4,5 миллиона попавшими в плен и пропавшими без вести. Общие демографические потери (включающие погибшее мирное население на оккупированной территории и повышенную смертность на остальной территории СССР от невзгод войны) – более 26,6 миллионов человек. И в наследство от этой войны – огромная послевоенная разруха, которую потом страна преодолевала много лет, – тяжело вздохнув, ответил Сергей.
– Победим, значит. Но какой ценой… – тихо сказал Трофимов, устремив застывший взгляд куда-то мимо Сергея.
Только через несколько минут бригадный комиссар пришел в себя и опять воткнул острый взгляд в Сергея.
– Откуда информация? Ты что, ко всем своим военным способностям, еще и будущее предсказываешь? Как этот… Вольф Мессинг?
– Товарищ бригадный комиссар, вам что нужно – шашечки или ехать?
– Что? Какие шашечки? Куда ехать? – не понял Трофимов.
Тут Сергей, собиравшийся разрядить обстановку анекдотом про придирчивого пассажира, вспомнил, что шашечки на такси в СССР появились только после 1948 года. А значит, анекдота про шашечки Трофимов явно не поймет.
– Я говорю, какая вам разница, откуда у меня информация, если это достоверная информация? Я просто знаю, что это будет. И знаю, что, если ничего не изменится, то окружения в «котлах» при отступлении нашим войскам не избежать. Но я также знаю, что можно сделать, чтобы немцы кровью умылись со своим блицкригом. Да вы утром сами видели, как мы с вами этих «непобедимых солдат Великой Германии» на ноль помножили.