– Нет уж, ты послушай… Я тебе не чужая, сюсюкать не буду. Я как есть скажу. Во-первых, отдай себе наконец отчет, что твой Олеженька – всего лишь мужик. Такой, как все. С обыкновенной мужицкой природой. Не идеализируй его, пожалуйста.
– А я что, идеализирую?
– Конечно! Сидишь и ждешь, когда он отцовской сердечностью воспылает! Смешно же! Да у мужиков на такие духовные дела резерва нет, понимаешь? Природой не заложено! Им, сволочам, пресловутый бытовой комфорт дороже всякой духовности! Ну, в юности, может, еще туда-сюда… А с возрастом романтика истощается, жизнь переходит в плоскость упорядоченной системы, то есть – работа, зарплата в клювике, домашний устроенный быт, футбол по телевизору, постель… И твой Олежек, поверь, не исключение. Да и ты тоже… Ты ведь только притворяешься духовной страдалицей, Сонька, разве не так? Хорошенькой хочешь выглядеть, правильной? Боишься сделать решительный шаг? А хочется?
– Какой… шаг, Ленка? О чем ты?
– Да все о том же! Давно бы уж к нему переехала, и все дела… Только все тянешь, не хочешь сама себе правду сказать.
– Господи, Ленка, что ты несешь?..
– Ага. Скажи еще – как же я своего Николеньку на свекровь оставлю?.. Не лицемерь, Сонька. Не надо. Не верю я в твое материнское самопожертвование. Ты такая, как все. Ты обыкновенная баба, которой хочется обыкновенного счастья. Мужа под боком, здорового ребенка, устроенный быт…
Соня вдруг испугалась. Она смотрела на Ленку пришибленной мышкой, подняв бровки вверх и удивленно моргая глазами, и думала: господи, что это с ней? Голос разраженный, глаза злые… Чего ее вдруг на такие откровения прорвало? Да и… зачем? Или в день сурка положено ковырять чужие раны? Странно – вроде подруга, близкий человек… Сочувствовать должна…
Испугаешься тут. И растеряешься поневоле.
Дрожащей рукой Соня подтянула к себе бокал с вином, глотнула, закашлялась. Отдышавшись, проблеяла испуганно:
– А ты?.. Как бы ты на моем месте?..
– Ну, я! Насчет себя я никогда не обольщалась. Я еще хуже, чем ты. А может, наоборот, лучше. Потому что честнее. Я бы такого ребенка ни за что из роддома не забрала. Вернее, обязательно во время беременности анализ бы сделала! А ты на поводу у Олега и его мамаши пошла! Тебя подло обманули, а ты теперь…
– Ленка, замолчи! Куда тебя несет?! Неужели не понимаешь, как мне больно?
– Ой, да ладно… Смотрите-ка, больно ей. А ты не задумывалась, что за большое счастье надо и платить по более высокому счету?
– А что ты понимаешь под большим счастьем? Что это, с чем его едят?
– С чем едят, говоришь? Ну да, его и не понимаешь, когда оно есть… Да ты хоть в курсе, что в институте на твоего Олега все девки толпами западали? Знаешь, сколько их было, желающих на твоем месте оказаться? Вон, помню, Танька Завьялова даже побить тебя хотела. А он с тобой одной носился, как дурень с писаной торбой! Вот и получилось, что платишь за чужие страдания! О которых даже не подозревала, потому что слепая от счастья была!
– Что – и ты тоже?
– Что – я? – вдруг осеклась Ленка.
– Ну… западала?
– Да иди ты знаешь куда!.. При чем тут?.. – Ленка раздраженно махнула рукой, жадно припала к бокалу.
«Ого… – подумала Соня, – смутилась, что ли? Неужели я в точку попала? Здравствуйте, ваше величество Откровение? Вот это да!.. Крышей бы не поехать от таких новостей…»
– При чем тут я, Сонька? Мы-то с тобой подруги, как бы ни было… И я говорю тебе сейчас то, что думаю, не с целью обидеть. Только правду. Он тебя скоро бросит, Сонька… Все к тому идет. А иначе и быть не может в вашей подлой ситуации. Ты должна быть к этому готова, понимаешь? Если ты сама ничего не делаешь, то он… Ему же ничего больше не остается… Ты сама, сама пропускаешь момент, Сонька! Из-за своего лицемерия пропускаешь! А может, уже пропустила…
Откинувшись на спинку стула, Соня разглядывала Ленку, словно та предстала вдруг в новом ракурсе. А что – и впрямь в новом. Была милая подруга-блондинка, и вдруг сидит напротив разъяренная фурия. От ее же проблем и разъяренная.
Испуг вдруг ушел, удивление тоже ушло. Более того – напало вдруг странное равнодушие, согретое вином и едой. Да Соня и вкуса еды не почувствовала, так разволновалась поначалу. «А жаль… – подумала она. – Рыба под зеленым соусом наверняка изумительная была. Да, надо же что-то ответить… Вон как подруга напряглась ожиданием».
– Да, Ленка. Относительно ситуации ты, пожалуй, права. Она действительно несколько подловатая. Только она ведь больше со стороны Олега подловатая. Не находишь?
– Нет. Как раз и не нахожу. Олег не подлый. Он совершенно, просто до неприличия нормальный мужик, твой Олег. Такой, какой надо мужик. И по-своему честный. Поверь, у него своя правда, и никто не вправе его судить, даже ты. Знаешь, как моя бабка говорила, когда мою мать, свою невестку, жить учила? Хочешь жить с мужиком – живи его правдой. Иначе с кривдой в бабьем одиночестве обниматься придется. И если ты, Сонька, этого не поймешь, он таки тебя бросит! Обязательно бросит. И не говори потом, что я тебя не предупреждала, поняла?
Что-то было в Ленкиных последних словах особенно злобное… Будто они взвились спиралью вверх, покружились над столом и осыпались пеплом на Сонину голову. Кажется, и сама она испугалась – взглянула на нее настороженно, исподлобья. Соня даже и не знала, что ответить…
А отвечать и не пришлось. Ленка вдруг резво подскочила со стула, схватила сумку, быстро пошла меж столиков к выходу. Белые локоны колыхались по спине, подпрыгивали пружинками в такт решительной поступи. Соня обескураженно смотрела ей вслед… Потом долго еще смотрела в проем зала – может, вернется? Одумается? И вообще – что это сейчас было?
Голос официантки, нежно прозвучавший над ухом, вернул в реальность происходящего:
– Простите… Вы за двоих будете по счету платить?
– Да… Да, конечно.
Соня раскрыла папочку с вложенным листочком счета – ого… Дорого нынче стоят дружеские откровения-посиделки. Хоть бы денег в кошельке хватило…
* * *Гудки. Длинные, тревожные. Обычно Екатерина Васильевна сразу отвечает…
Соня в очередной раз нажала на кнопку отбоя, содрогнулась от холодка тревоги. Еще и автобуса долго нет! А скоро час пик…
Звонок! Ну, наконец-то! Нет, номер какой-то незнакомый…
– Это я, Сонь. Вот, телефон новый купил. Ну что, увидимся сегодня, надеюсь?
– Погоди, Олег… Почему-то Екатерина Васильевна трубку не берет. Звоню, звоню…
– Может, гулять ушла и телефон дома забыла? Они ж в это время обычно гуляют.
– Нет… Она всегда телефон с собой берет. А ты где?
– На работе, конечно. В шесть освобожусь. А ты?
– Я на автобусной остановке…
– Так поймай такси! Или частника! Если уж так волнуешься!
– Да у меня денег нет… Мы с Ленкой обедали, и… Ну, в общем… О, автобус, наконец-то! Ладно, я тебе потом перезвоню!
Как он медленно тащится, этот автобус… Можно с ума от тревоги сойти. А в трубке – по-прежнему гудки. Ну же, давай, поворачивайся быстрее, неуклюжий транспорт! Еще две остановки…
До дома Соня бежала бегом. Лифта ждать не стала, взлетела птицей на пятый этаж. С трудом попала ключом в замочную скважину…
Из комнаты – плач Николеньки. Усталый, надрывный, тонким писком мяукающий. Соня сглотнула леденящий страх: что-то случилось. И шагнула в комнату…
Николенька неловко лежал в кроватке, высунув одну ножку сквозь прутья. Застрял. Пальчики на крохотных ступнях застыли в судороге. А Екатерина Васильевна – на диване. Лежит. И тоже в неловкой позе, будто силясь повернуться лицом к внуку. И рука совершает странные движения, плавающие. А лицо… Боже, что у нее с лицом?! Тоже будто перекошено судорогой… И глаза туманные, бессмысленные. Вот с трудом сфокусировала на ней взгляд, но губы не слушаются, силится сказать что-то. Голос утробный, странно булькающий, словно споткнувшийся на растянутой букве «о»:
– О-ня… О-зь-ми… И-ко-еньку…
– Что?! Что, Екатерина Васильевна? Что случилось?
Паника в голове, в ногах, во всем теле. И сама уже поняла, что случилось. Пробила внутри молнией безжалостная догадка – инсульт… Соня заметалась, как курица, меж кроваткой и диваном. Выудила наконец плачущего Николеньку, и он бессильно уронил слабую головку ей на плечо. Дрожащей рукой провела по влажной напряженной спинке:
– Тихо, тихо, малыш, успокойся… Видишь, бабушке плохо… Сейчас «Скорую помощь» вызовем… Вот, видишь, мама уже телефончик достала… Тихо, тихо, не плачь, ну, пожалуйста!
Самой как бы не заплакать. Но плакать нельзя, гудки идут… Вот он, бесстрастный, спокойный голос в трубке. Почти автоматический. Услышала – и захлебнулась-таки слезами! Слова не выговорить!
– Давайте без истерики, женщина. Говорите внятно, что у вас случилось.
– Да… Да, я сейчас… Погодите… Просто у меня ребенок на руках плачет… Пожалуйста, срочно бригаду, у моей свекрови инсульт!
– Откуда вы взяли, что это инсульт? Вы врач?
