– Я соглашусь, как только узнаю, что вы потребуете взамен, – ответила я.
– Мне нужно равновесие, я же сказала, – обернулась Фея Ночи. – Пора… Уже светает, скоро вернутся твои домочадцы. Захочешь узнать что-то действительно важное, спроси у своей куклы, только не делай этого слишком часто!
– Да, сударыня… – проговорила я, глядя, как растворяется сгусток темноты, только что бывший старой нищенкой.
Чашка стукнула о ступени, и я поспешила подобрать ее. Хорошо, не разбилась, а то был бы мне нагоняй…
Тетушка с кузиной спали чуть не до обеда, так что и я успела немного вздремнуть. Ну а потом вновь отправилась к колодцу.
Приснилось мне или нет? Вот бы знать…
Я с трудом крутила ворот, вытаскивая ведро, как вдруг почувствовала – он пошел будто сам собою. Скосив глаза, я увидела рядом со своими руками мужскую ладонь в кожаной перчатке.
– Можешь отпустить, – сказал незнакомец. Он управлялся с воротом одной рукой. Потом перехватил ведро, перелил в мое и снова сбросил в колодец.
– Благодарю, сударь, – вежливо ответила я, – но я управилась бы и сама.
– Я понимаю, – ответил он. – Считай это проявлением уважения. Ты знаешь такие слова?
– Сударь, вы не поверите, я даже умею читать и могу написать свое имя.
– Тем лучше… – он вылил воду во второе ведро, поднял оба и спросил: – Где ты живешь?
Я указала, и он двинулся в ту сторону. Обученный конь шел за хозяином, как собака.
– Ты не спросишь, как мое имя?
– А разве не мужчина должен назваться первым?
– Должен, девушка, но пока я не могу, – ответил он. – Не имею права.
– Что ж, я в таком случае называться просто не хочу. Зачем вам мое имя? Скажите просто, что вам угодно, да и разойдемся…
Он помолчал.
– Мой господин вчера забавы ради заговорил с тобою у колодца.
– Я поняла и не обиделась. Да и кто я такая, чтобы обижаться на вельможные забавы, – усмехнулась я.
– В самом деле, кто ты такая, чтобы господин посылал меня узнать, не обиделась ли ты? – ответил он. – Дело не в этом. Ты говорила с ним дерзко, но достойно, а следом подошла еще одна девица, которая очаровала его, как он выражается, раз и навсегда…
– Но при чем тут я?
– Господин попросил меня разузнать, что это за девица, но от меня она стремглав убежала. Должно быть, я ее напугал… И я подумал, что ты можешь знать ее имя, и ты вряд ли бросишься бежать.
Я обернулась. Он внимательно смотрел на меня. Лет ему было… наверное, около тридцати, а может, и больше. Лицо породистое – такой профиль только на монетах чеканить! – а одет не хуже того вельможи, очень дорого, только дороговизна эта не была выставлена напоказ. Никакой негнущейся златотканой парчи и ожерелий в три ряда, наряд темный, со скудной вышивкой, сбруя у лошади тоже серебром не сияет, однако сразу видно – не простого это полета птица.
– А что сделает с ней ваш господин? – спросила я. – Неужто возьмет во дворец полы мести?
– Это ему решать, – был ответ.
– Сколько? – спросила я.
– В каком смысле?
– Сколько вы заплатите за то, чтобы я назвала ее имя и, возможно, даже показала, где она живет?
– Золотого тебе хватит? – прищурился мужчина.
– Боюсь, нет, сударь, – ответила я. – Прошу простить, у меня работы по горло. Отдайте ведра, да я пойду, не то меня накажут… А про ту девушку спросите кого-нибудь другого.
Он поставил ведра наземь и молча смотрел, как я цепляю их на коромысло.
– Десять золотых, – сказал он вдруг, и я чуть не расплескала воду. – И ответ еще на один вопрос. Не о той девушке.
– Ну что ж… Это достойная плата. Обождите здесь, сударь, мне нужно отнести домой воду и подать завтрак. Потом пойду в лавку, и по дороге расскажу вам, что знаю.
– Хорошо, – кивнул он, – жду тебя на этом месте.
Никогда еще я так не радовалась, что дорога к дому идет под горку! Зимой, конечно, карабкаться наверх несладко, да и обратно с полными ведрами идти тяжело, знай не оскользнись, зато сейчас я слетела вниз птицей.
Десять золотых! Для меня это целое состояние! Нужно было поторговаться еще, господин этот явно оказался из тех, кто не знает счета деньгам…
Я быстро собрала на стол – тетушка с кузиной только изволили спуститься к завтраку, – выгребла из расходного горшка мелочь и сказала, что иду в лавку за солью, потому как у нас ее почти не осталось.
– Нужно следить за припасами, – заворчала тетушка. – Какая из тебя хозяйка, если ты не знаешь, что соли нет? А если бы ты уже суп на огонь поставила? Бегом бы побежала? Живо иди!
Я кивнула, бегом поднялась в свою комнату, якобы за шалью, а сама достала из тайника куклу. Конечно, она вовсе не походила на вчерашнюю гостью, но…
– Рассказать этому вельможе об Элле? – спросила я, и мне показалось, будто голова куклы немного повернулась. – Не нужно? Или не говорить всей правды?
Теперь мне померещилось, будто она подмигнула нарисованными глазами. И понимай как знаешь… Я вздохнула, положила ее на место и выбежала из дома.
– Ты не торопилась, – встретил меня незнакомый вельможа. Конь его пасся поодаль, но подошел на свист.
– Я себе не хозяйка, сударь, – ответила я.
– Ясно… Итак, кто та девушка?
– Пока не увижу денег, ничего не скажу, – сказала я, и на солнце засверкали золотые монеты.
– Имя! – приказал мужчина.
– Элла.
– Кто она? Из какой семьи? Впрочем, по одежде видно, что прислуга, но…
– Что – но, сударь?
– Ты тоже вроде бы прислуга, девушка, но руки у тебя, – он поймал меня за запястье, – хоть и не ухожены, но явно принадлежат не крестьянке.
– Еще десять золотых, и я поведаю вам свою историю со всеми подробностями, сударь, – спокойно ответила я, выдернув руку из его пальцев.
– Ты еще эти деньги не отработала. Повторяю: кто такова эта Элла?
– Сирота, – сказала я, тщательно подбирая слова. – Живет она при мачехе, и жизнь у нее похуже моей. Меня хотя бы по имени называют, а не обидным прозвищем…
– Каким? – заинтересовался он, а я вдруг взглянула на него в упор.
Вельможа был темноволос, как и я, с загорелого лица смотрели пронзительно-черные глаза, да и одет он был в темное. Вчерашний юноша, помнится, был куда симпатичнее: синеглазый, с непокорными русыми кудрями, с ясной улыбкой, красивый и веселый…
– Золушка, – сказала я. – Видели, сударь, как она перемазана? Это потому, что вечно возится у очага.
– Ты, думаю, тоже, но что-то я не вижу на тебе сажи, – заметил он.
– Я приучена содержать себя, как и весь дом, в порядке, – ответила я. – Да и вряд ли хозяйке понравится, если на стол ей будет подавать неумытая замарашка в рваном платье.
– И кто же твоя хозяйка?
– Сударь, за ответы на эти вопросы вы не заплатили, – напомнила я. – Кажется, вы интересовались Эллой?
– Ах да… – вельможа взял коня под уздцы. – Значит, она живет с мачехой?
– Да, и с двумя сводными сестрами. Отец ее умер, разорившись – он был торговцем, я слыхала, – так что ей оставалось лишь стать приживалкой, – чуть покривила я душой, а дальше и вовсе солгала: – Мачеха ее – женщина добрая, она оставила Эллу при себе, хотя могла бы отослать в монастырь: денег у них не так уж много, и это средства госпожи Тинке, а не отца Эллы. Можно ли обвинить ее в том, что она тратится на родных дочерей, а не на падчерицу?
– Просто образец человеколюбия, – хмыкнул он. – Значит, Элла Тинке – дочь торговца, сирота и бесприданница, приживалка у мачехи. Прекрасно.
– Что же в этом прекрасного, сударь? – не удержалась я. Сама от себя не ожидала такого складного вранья; впрочем, не так уж сильно я прилгнула.
– В том, девушка, что моему господину она очень понравилась, а зная его сумасбродство… – Вельможа покачал головой. – Он вполне может увезти Эллу и даже взять ее в жены, а это недопустимо. Надеюсь, узнав о ее происхождении, он передумает… И ты еще не сказала, где она живет.
– В квартале за ратушей, – ответила я, – и это все, что мне известно. Мы не подруги, просто знакомы, как все, кто встречается у колодца.
– Спасибо и на этом, – вздохнул он и высыпал мне в руки золотые монеты. – Что ж, мне пора.
Вельможа сел верхом.
– У вас был еще какой-то вопрос, сударь, – напомнила я. – Не об Элле.
– В другой раз, – сказал он, – я его приберегу, вдруг да пригодится…
Я кивнула и пошла было своей дорогой, да только он окликнул:
– Девушка! Назови свое имя, чтобы я знал, кого спросить, если вдруг понадобится!
– Маргрит, – ответила я, обернувшись. – Люди называют еще Черной Маргрит.
– Ну надо же, – усмехнулся он, – какое совпадение: у меня такое же прозвище… Прощай!
Он пришпорил своего гнедого, тот взял с места в карьер, и в мгновение ока всадник пропал из виду.
«Такое же прозвище? – подумала я. – Любопытно, кто же он такой? Наверняка знатный человек и не бедный…»