Морган моргнул от удивления. Расхохотался.
– Вы неподражаемы, дон! – От смеха Морган даже уронил четки, которые с начала беседы вертел в руках. Не на пол, правда, на колени. Странные, нехристианские четки: длинные, без креста, мерцающие всеми оттенками зеленого. – Турецкие, – объяснил он, проследив взгляд Тоньо. – Принадлежали одному из их офицеров. Приносят удачу!
– Если удачей считать встречу с самим Морганом… – хмыкнул Тоньо. – Что-то мне подсказывает, что турок думал иначе. Не люблю турок, они чересчур бешеные и жадные даже для пиратов.
– Совершенно согласен, – улыбнулся Морган. И, понизив голос, добавил: – Но, дон Антонио, разве наша встреча для вас так уж отвратительна? Мне казалось, подобную беседу можно считать удачей.
– Как сказал мудрейший Лао Цзы, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. – Протянув руку, Тоньо качнул свисающие из ладони Моргана четки и продолжил ему в тон: – Но мне больше нравится другое изречение, вырезанное на столе в одной из таверн Саламанки, видимо, для лучшего усвоения студиозусами: когда удача поворачивается к тебе лицом, помни, что кто-то сейчас созерцает ее зад.
Морган тихонько фыркнул:
– Какая мудрая мысль, дон Антонио…
– Увы, не моя. Но с другой стороны, иной зад куда привлекательнее лика. Вот, допустим, стрелять в корму брига куда удобнее, чем в нос. Вы не находите, сэр Морган?
– О, я полностью доверяю в этом вопросе канониру! И, надо полагать, галантному кавалеру.
– Все бы капитаны были столь мудры, – вздохнул Тоньо. Грешно злиться на имбесиль, но если из-за имбесиль ты сдохнешь на рее, то можно. Господь не ждет от простого канонира святого всепрощения. – А что вы собираетесь делать с доном Родригесом?
Морган удивленно пожал плечами:
– Посмотрю, не пожелают ли его выкупить, конечно.
– Королева не пожелает, а богатой родни у него нет. Зато есть один человек, который наверняка выложит за него круглую сумму.
Морган поощрительно кивнул:
– Я весь внимание.
Налив себе полбокала флорентийского, того самого, трофейного, Тоньо назвал имя и добавил:
– Сдается мне, вы достаточно удачливы, чтобы оказаться на Тортуге одновременно с «Арабеллой».
Морган снова тихонько фыркнул:
– Интересная мысль, дон Антонио. Возможно, я и последую вашему совету.
Тоньо молча поднял бокал: памяти Хосе Марии Родригеса, благородного идальго, тоже путавшего честь со спесью.
Морган последовал его примеру. Отпил совсем немного – так, губы омочил. Тоньо в который раз отметил, что и тут Морган ведет себя странно. За весь ужин он выпил едва ли бокал вина, словно и не моряк.
– Вы рассматриваете меня, Антонио, – улыбнулся пират одними губами. – Что вас так заинтриговало?
– Вы не похожи на пирата. Впрочем, на капитана корабля вы похожи еще меньше. Тем не менее команда ходит по струнке и явно вас любит. Это весьма любопытное явление. Кроме того, вы бессовестно красивы, Морган. В отличие от всех прочих виденных мною англичан. Честно говоря, до сих пор я был уверен, что Британия – родина белесых уродов.
– Не оскорбляйте мою родину, – рассмеялся Морган. – В конце концов, моя королева – наполовину испанка. Однако, – он опустил ресницы, словно в замешательстве, – вы действительно считаете, что я красив? Это… необыкновенно приятно слышать.
– Судя по вашей каюте, Морган, вы разбираетесь в восточном оружии… – Тоньо встал, снял со стены легкую саблю, на вид совсем простую, но лучшую во всей коллекции. Провел пальцем по плоскости клинка, словно ласкал женщину. – Ты похож на нее, Морган. Смертельная красота. – Он глянул пирату в глаза, перехватил саблю как для удара, сделал пару взмахов. – И голос похож. Мне нравится, как она поет. Завораживает.
Пират опустил голову. Выбившаяся из косы прядь спрятала лицо, а сама коса, на диво толстая и длинная, открыла совсем тонкую шею. Словно нарочно, под удар.
Или – поцелуй.
«Пресвятая Дева, убереги меня от искушения, – подумал Тоньо, невольно восхищаясь канальей. – Ведь не боится, даже ресницы не дрогнули, когда я взял саблю. То ли безоговорочно верит в слово дона, то ли надеется на удачу… или, быть может, на дьявола? Говорят, Морган продал душу дьяволу, и тот всегда стоит за его левым плечом. Нашептывает. А то и сам говорит его устами».
Сабля отправилась обратно на стену. Слово чести – иногда очень неудобная штука. Вроде не жмет, не давит, но держит лучше любой цепи.
Недопитое флорентийское так и стояло на столе. Вот искушение, которому самое время поддаться и не думать о том, как это было бы – плавать с капитаном, который ловит и впитывает каждое слово, сморит на тебя с восторгом и не ищет любого повода, чтобы тебя унизить перед командой, ведь если вспылишь – у него будет отличный повод посадить тебя в трюм, а потом отдать на суд святой инквизиции.
До рассвета все еще оставалась целая жизнь, а в бутылке – до дьявола флорентийского, когда Морган поднял голову и внезапно охрипшим голосом позвал:
– Тоньо, поклянись, что никому и никогда не расскажешь о… обо всем, что узнал от меня и обо мне. До рассвета.
– Слово дона, Морган.
На этот раз соглашаться было просто. Легче легкого. Тем более что после рассвета он уже никому и ничего не расскажет, разве что акулам – о том, что иное слово чести, данное самому себе перед взором Господним, жмет и давит куда сильнее, чем произнесенное вслух.
Пират поднялся из-за стола, отпил целый глоток флорентийского. Из бокала Тоньо. И со странной застывшей улыбкой попросил. Именно попросил, не приказал:
– Дайте мне ваши руки, дон Антонио.
Первой мыслью было: уже рассвет? Но нет, не так быстро. Южные ночи в сентябре долгие. А вторым было удивление. Зачем? Так просят не для того, чтобы упечь в трюм или повесить на рее. Так просят, чтобы… Чтобы – что?
Пока Морган с той же застывшей улыбкой связывал его, Тоньо пытался успокоить бешено застучавшее сердце. Любопытство, опасность, досада, злость – все перемешалось и обещало вот сейчас взорваться, как черный порох. Только искру дай.
«Господи, дай мне искру, сейчас, прошу Тебя!»
Но Господь снова не ответил, а в голове по-прежнему была невыносимая легкость. Проклятие.
– Встаньте.
Тоньо послушался.
Глядя в сторону, Морган рукой с зажатыми в ней четками махнул на постель.
Все же – постель. Кусочек запретного яблока. Трижды проклятие! А такой был дивный дружеский ужин…
* * *– Морган, меня необязательно связывать, чтобы я лег с тобой. – Тоньо шагнул к нему, поднял связанные запястья, коснулся пальцами его груди. – Ну, посмотри на меня, Морган. Я… я тоже хочу.
Тоньо не врал. Ну, почти. Он в самом деле хотел – чтобы его развязали и дали возможность пусть не отправить «Розу Кардиффа» ко дну, но хотя бы избавить Испанию от наглого и удачливого пирата. А что его собственное тело после боя готово было принять за девицу хоть грот-мачту – не имеет значения.
Пират вздрогнул, поднял на него глаза – темные, шальные и какие-то отчаянные. Закусил губу.
– Пусть так, дон Антонио, – сказал преувеличенно ровно. – Вам ведь не мешают связанные руки.
– Я не в том положении, чтобы спорить, не так ли, мой гостеприимный хозяин?
Пожал плечами и после мгновения бесплодного ожидания улыбнулся, весело и бесшабашно. Морган хочет играть, так хорошо же, игра – это всегда весело. Азарт, интрига! Сразу две интриги: пройдет, наконец, эта проклятая пустота в голове и потеряет ли пират осторожность настолько, чтобы Тоньо мог дотянуться до его шеи. Он крупнее, сильнее, и черта с два ему помешает какая-то там веревка.
Не отпуская взгляда мальчишки, Тоньо улегся на постель, спиной на груду подушек. А Морган все с тем же непонятным выражением лица принялся расплетать косу. Длинную, чуть не до пояса. Затем расстегнул дублет, отбросил на кресло – все так же, не отводя горящих темных глаз.
Туфли.
Чулки.
Быстро, без единого лишнего движения, без капли кокетства.
Невероятно красиво и… возбуждающе?
Проклятие, уж лучше бы грот-мачта…
А Морган все же продал душу дьяволу, человек не может быть таким… таким…
«Пресвятая Дева Мария, молись за меня! Избавь меня от этого наваждения!»
Щиколотки и стопы у Моргана были узкие, маленькие, и кожа нежная. Мальчишка. Не вырос еще, совсем мальчи…
Он не успел додумать, как Морган с так неподходящей ему нерешительной улыбкой сдернул сорочку. И медленно, продолжая улыбаться, уронил на кресло.
А Тоньо без единой связной мысли в голове смотрел на его грудь… То есть – на ее грудь. Маленькие бледные холмики, едва заметные, с темной родинкой на левой, прямо под соском.
В голове билось, как заевшая шарманка: «Морган – девица, девица – Морган… мне не показалось, он в самом деле – она…»
Он… или все же она?.. стянул штаны. Подштанники. Да, уже не было никаких сомнений… посмотрела на него чуть смущенно, чуть вызывающе. Пошла… нет, не к постели. К бадье, которую наполнили снова, пока они ужинали. Снова капнула туда масла, скользнула в воду.
