Штрафники 2017. Мы будем на этой войне - Дмитрий Дашко

Сергей Лобанов Дмитрий Дашко Штрафники 2017 Мы будем на этой войне

От авторов

Предвосхищая вопросы и комментарии, спешим сообщить:

Авторы прекрасно осведомлены о различиях между штрафными батальонами и штрафротами, существовавшими во время Великой Отечественной войны. Однако просим читателя не забывать, что в романе действие происходит в недалеком будущем, потому принципы комплектования этих подразделений изменились.

Мы отнюдь не вдохновлялись сериалом «Штрафбат» и последними творениями Никиты Сергеевича Михалкова. Честно говоря, и то и другое еле смогли высидеть.

Также отнюдь не исключаем наличия в книге каких-либо ляпов или несоответствий с текущими армейскими реалиями. Авторов извиняет только то, что они отслужили свое столь давно, что это уже начинает казаться неправдой.

Еще мы столкнулись с тем, что многие лучшие стратеги и тактики находятся где угодно, но только не в рядах наших доблестных Вооруженных сил. Потому заранее просим направить все ваши знания, умения и навыки в более полезную для Отечества сторону, нежели на зубоскальство над полным вопиющей безграмотности романом двух абсолютных профанов.

Авторы считают свою книгу не просто «фантастикой», а романом-предупреждением. Им крайне не хочется описанного в «Штрафниках» развития событий. Однако случись что — мы будем выполнять наш долг. Вот только сидеть в одних окопах с теми, кто «раскачивает лодку», не собираемся. Хотя власть предержащую надо держать в тонусе — с этим полностью согласны.

И заранее приносим извинения за жесткие, порой жестокие сцены и ряд нецензурных выражений — по-другому написать не получилось. Иногда жизнь требует того, что в литературе пытаются стыдливо завуалировать. Но мы честно старались, чтобы всего этого безобразия было как можно меньше.

С уважением, Сергей Лобанов

и Дмитрий Дашко

Пролог

Из Конституции Российской Федерации:

Статья 20

1. Каждый имеет право на жизнь.

Давайте, уважаемый читатель, на минуту представим себя этак в году тридцатом двадцатого столетия. Мы, кто хорошо, а кто лишь в общих чертах, знаем, как развивались события той эпохи. Мир стоял на пороге Второй мировой войны.

И вот, представьте, как мы подходим к какому-нибудь человеку из того времени и начинаем рассказывать ему, какие ужасы вскоре ожидают мир. Миллионные жертвы, глобальные разрушения, концентрационные лагеря, крематории, геноцид, газовые камеры, бесчеловечные опыты нацистских врачей над военнопленными, и прочее и прочее.

Как думаете, что сказал бы человек той эпохи? В лучшем случае он покрутил бы пальцем у виска. Да разве возможно подобное, если мир совсем недавно пережил Первую мировую войну? Никогда!

Нас сочли бы сумасшедшими.

Ну, да ладно. Вернемся в наше время.

Сейчас ситуация весьма напоминает ту эпоху.

Начавшийся в 2008 году мировой кризис очень похож на коллапс 1929 года. Как все мы помним, он привел ко Второй мировой войне…

Некоторые события, имеющие то или иное значение для истории человечества в целом, порой повторяются пусть не в точности, но развиваются по похожему сценарию.

Разве нет?

Воля ваша.

А теперь, уважаемый читатель, давайте перенесемся чуть вперед. В год 2017 — год начала гражданской войны в России.

Центральный проспект запрудила возбужденная толпа. Казалось, весь город вышел сегодня на улицы.

Картина могла напугать любого стороннего наблюдателя: тысячи доведенных до исступления людей, горящие глаза, гневные лица, разинутые в крике рты, над головами торчащие вкривь и вкось транспаранты.

Крики и вопли, сливаясь в нескончаемый гомон, носились по улице и проулкам. Этот нестройный гул пронзали многочисленные сирены полицейских автомобилей.

Стражи порядка в синем камуфляже, сферических касках, с прозрачными щитами и резиновыми палками в руках плотным строем оттесняли поток митингующих от памятника Ленину.

Другие полицейские, повалив выставленные легкие ограждения, ринулись к жиденькой толпе мужчин и женщин, жмущихся на возвышении у памятника и пытающихся хоть как-то руководить беснующейся человеческой массой. Плотный лысоватый мужчина, один из организаторов митинга, что-то кричал в микрофон. Тот сильно фонил, и потому слова сливались с давящим на уши гулом. Разобрать хоть что-нибудь было невозможно, но, казалось, никто и не стремился к этому.

Полицейские налетели коршунами. Легко совладали с почти не сопротивляющимися людьми и, заломив им руки, повели к стоявшему неподалеку «пазику» с зашторенными окнами и открытыми передними дверями. После небольшого обыска задержанных заталкивали внутрь. На протесты стражи порядка внимания не обращали, более того — могли добавить от себя тем, кто начинал артачиться.

Арест организаторов заметили. От основной толпы митингующих понеслось вначале слабое, но быстро набравшее силу: «Позор!!!», «Позор!!!», «Позор!!!»

Страсти накалялись. Удерживать напор толпы становилось все труднее.

И тут произошло страшное: в первых рядах митингующих грохнул взрыв.

Громкий хлопок и яркая вспышка на миг перекрыли вопли и вой сирен, белесое облачко поползло во все стороны, закрывая упавших и корчащихся людей. Многочисленные истошные крики вмиг наполнили сердца паникой, началась давка…

Кто из толпы бросил гранату или самодельную бомбу, пока оставалось неясным, но не потерявшие самообладания стражи порядка понимали — это провокация. Тот, кто ее совершил, знал, что его самого осколками и взрывной волной не зацепит.

Сбитые в панике люди валились под ноги обезумевшей толпы и больше не могли подняться: по ним бежали, затаптывая насмерть.

Кольцо оцепления прорвали в мгновение ока. Дубинки и щиты оказались бесполезны перед натиском тысяч насмерть перепуганных обывателей.

Старлей-омоновец, которого прижало спиной к «пазику», отдавал команды своим бойцам, но те ничего не могли сделать — их, как и командира, закружило в стихийном водовороте толпы. Было бы больше — справились. А так…

Через несколько минут улица практически опустела.

Повсюду валялись брошенные транспаранты, флаги, растяжки и прочие атрибуты митингующих; ветер гонял по проспекту рваные газеты, листовки, катал опустевшие бутылки и банки из-под пива; кое-где виднелась слетевшая с ног обувь. Зияли провалами разбитые витрины разграбленных, раздерганных бутиков, у обочин сиротливо ютились покореженные легковые автомобили.

А еще остались тела людей, разбросанные в страшном беспорядке почти по всему проспекту. Некоторые стонали, подавая признаки жизни, но большинство лежали без движения. В основном женщины, девушки…

Старший лейтенант сидел на асфальте и, морщась от боли, зажимал кровоточащий правый бок: кто-то из толпы ткнул его ножом или заточкой. Левой рукой достал сотовый, набрал номер и, дожидаясь соединения, тяжело задышал, стараясь унять боль.

— Але… Марина, это я, — произнес он. — Как ты? Нормально? Хорошо. Я? Я в оцеплении… Да, опять. Марина, ты забери Юлечку из садика сегодня сама. Я не смогу, нет, не смогу. Я люблю тебя и дочку… Со мной? Нет, со мной все хорошо… Ты не волнуйся. Я люблю вас. Все, мне пора…

Офицер повалился на спину, раскинув руки. Из расслабленной ладони выпал завибрировавший телефон…

Подбежал омоновец, увидел кровь, выругался:

— Твою мать! Серега, Серега, держись… Не дури, рана пустяковая…

Однако по его тону было ясно — это не так.

Подтянулись другие бойцы. Один из них начал делать перевязку, но остановился, замер, а потом стянул с мокрой от пота головы шлем.

Парни обступили безжизненное тело.

— Серега, как же так…

Делавший перевязку боец подобрал бесконечно вибрирующий телефон, сбросил звонок, но сотовый начал вибрировать вновь. В конце концов, омоновец вырубил его совсем.

Тело осталось на асфальте у автобуса. Трогать его до прибытия СОГ [1] нельзя.

Из салона выдернули лысоватого мужика — того, что кричал в фонивший микрофон. Он испуганно таращился на омоновцев, не понимая, чего от него хотят.

Отключивший телефон старлея боец изо всей силы врезал задержанному кулаком в грудь. Мужик отлетел, ударился спиной об автобус, но сумел удержаться на ногах, затравленно глядя на омоновца.

А тот зло произнес:

— Смотри, тварь! Смотри! Ты такой свободы хочешь?! Смотри, я сказал!!! — Боец схватил мужика за волосы, заставляя взглянуть на хаос, творящийся на улице. — А теперь сюда смотри!!! — Омоновец грубо развернул мужика к лежащему на асфальте телу офицера. — У него жена осталась и ребенок пятилетний! Ты, что ли, кормить их будешь?!