В итоге мой спутник вовсе отказался от водных процедур, завтрак все равно уже закончился, и через пятнадцать минут мы во дворе гостиницы раскочегаривали мотор «Хонды».
— А вот и эсэмэска, — промолвил нахохленный Саня. — От Светки. «Мы в самолете, вылетаем». Придется нам и вправду нестись, — вздохнул он.
Я вырулил на дорогу.
— Задачка для пятого класса. Кто быстрее — самолет «Ту-154» пролетит две тысячи километров из Москвы — или мы проедем четыреста километров?
— Конечно, ты быстрее любого самолета, — льстиво отвечал мой компаньон.
— С чего такая уверенность? — фыркнул я.
— Потому что при другом исходе мне отпилят некие жизненно важные органы. И тебе заодно, кстати, тоже.
Пока наши спутники еще ворочались в постелях (во всяком случае, их машины, мирно припорашиваемые снегом, отдыхали на гостиничной стоянке), я уже выезжал на трассу Е-75, ведущую на север, за Полярный круг, в Лапландию, в сторону Рованиеми…
…Многие женщины (а также мужчины других возрастов) порой (и даже очень часто!) не понимают поступков молодых парней (в возрасте, скажем, от пятнадцати до тридцати лет). Им неведомы даже мотивы данных поступков. Для них скажу, как на духу: они (наши поступки и мотивы) объясняются одним: жаждой секса. Мальчикам, начиная от половой зрелости и заканчивая… ну, я не знаю, каким возрастом… я-то его пока не достиг… половое влечение полирует мозги примерно с тою же мощью, что поезд-тяжеловес — рельсы. И анекдот, который мне рассказывал еще мой отец («О чем ты думаешь, рядовой Иванов, глядя на эту груду кирпичей? — О бабе. — Почему??! – А я завсегда о бабе думаю»), очень жизненный. Иное дело, что отдельные самцы способны свою неукротимую половую энергию преобразовывать, в соответствии с учением дедушки Фрейда, в нечто позитивное: из той же груды кирпичей дом построить или хотя бы забор соорудить. Или накропать пару-другую симфоний, как Моцарт, или поэму «Гаврилиада» настрочить, как Александр наш великий Сергеевич. Можно также ни во что конструктивное свое либидо не реорганизовывать, а применять его по прямому назначению, как сопутешественник мой Сашка. Использовать в чистом виде. То есть с занудным постоянством атаковать всякую возникающую от него в радиусе пяти метров особу женского пола. Мне бог не дал такого нечеловеческого шарма (а главное, упорства), как Сашке, но и не вразумил в то же время, в какой отрасли человеческого гения я могу сублимировать свой постоянный любовный пыл. Когда я черчу схемы и рассчитываю режимы, потом отстаиваю их перед гипами[6] и начальниками отделов, а потом и перед заказчиками — этот процесс, конечно, слегка утихомиривает (в основной скукой, интеллектуальным напряжением и тяжестью) мое постоянно действующее влечение, но не сводит его на нет вовсе. И только графомания — как я называю про себя свои дневники, бесконечные записи в «живом журнале», — порой заставляет забыть обо всем.
Может, я упустил свое призвание, спрашиваю я себя? Однако нет ведь такой профессии: «ведущий интернет-дневника»! Если бы я родился веков на семь-восемь ранее, я бы, пожалуй, прибился к славному и благородному племени летописцев. «Не лепо ли не боше братия какими-то там словесами песнь творити…» Но сейчас таких летописцев — тьмы, и тьмы, и тьмы. Полки, дивизии, армии ведут в Интернете блоги, и шанс, что именно твоя писанина станет интересна хоть кому-то (за исключением горстки друзей), обратно пропорциональна той армаде Несторов ХХI века, каждодневно бряцающих по клавиатуре.
…Обо всем этом я думал, пока «Хонда», со мной и Сашкой на борту, взрывая клубы снежной пыли, неслась с абсолютно недозволенной здесь скоростью сто сорок.
Езда на авто, продолжал я свои думки, на грани риска (а порой и за гранью), прыганье со скал в ледяное море, десять коктейлей за вечер (а потом отстаивание своей жизненной позиции против парней, ее почему-то не разделяющей) — тоже суть способы утихомирить бушующие гормоны.
…Слегка развиднелось. Полярная ночь нехотя уступала место полярному утру. Ни единой машины не встретилось нам ни в попутном, ни во встречном направлении. Только снег и лес, лес и снег. Постоянно возникали знаки, ограничивающие скорость восьмьюдесятью километрами в час. Следом за каждым знаком висели полицейские видеокамеры. Однако простодушные жители страны Суоми не размещали их скрытно, а сообщали о каждой большим желтым щитом. Но сейчас большинство запрещающих знаков оказались плотно залеплены выпавшим за ночь снегом. Какая там цифра изображена в виде ограничения скорости — восемьдесят, а может, двести километров, — разобрать почти невозможно. «Всегда можно отбрехаться», — мелькнула у меня мысль — хотя, наверное, финские полицейские совсем не наши гаишники, от которых можно отбрехиваться. Одна радость: глазки большинства камер тоже оказались забиты снегом. Вряд ли они сумеют запечатлеть мой стремительный полет.
Меня подстегивала мысль о том, что, может, я еду на встречу с собственной судьбой — в лице Леси. Никто (помимо Сашки и собственного воображения) мне подобных намеков не делал, но, согласитесь, вдохновляющая ситуация: мы встречаем в заграничном аэропорту двух подружек. Они будут жить вместе, в одной комнате. Где-то по соседству разместимся мы с Санькой. Притом Саня крепко дружит с одной из подруг, Светланой. Значит, вторая просто обязана присмотреться ко мне.
Я, собственно, на ее благосклонность весьма рассчитывал. Если ничего у нас не получится, то во время лапландских каникул мне придется принимать экстраординарные меры. Прочие члены нашей экспедиции — замужем. Настя — очень мила, Женя — очень красива, но вряд ли та или другая столь испорчены, что станут крутить романы в непосредственной близости от собственных мужей. Валентину, совершенно блеклую супружницу бритого финдиректора, можно как объект ухаживания полностью скидывать со счетов. Выдающаяся кулинарка Стелла тоже замужем. Правда, она сделала множество авансов, в самые разные стороны (в том числе и в мою), причем невзирая на своего авантажного супруга. Однако, во-первых, ея муж все ж таки маячил на горизонте, а во-вторых, девушку явно пленил руководитель экспедиции Вадим. Да-а… Если не Леся, к которой я мчался навстречу, то на нашей компании в смысле флирта можно ставить крест. Останется искать счастья среди темпераментных финских девчат.
Словом, я ждал первого свидания с Лесей, словно заочно сосватанный родственниками молодой человек из приличной семьи. Разница заключалась в том, что наш (будущий) роман с Лесей существовал лишь в моем воображении. Которое, разумеется, было подстегнуто пресловутым переизбытком гормонов в моей крови.
За два часа мы преодолели неслабое расстояние — почти двести пятьдесят километров. Я понимаю финнов, давших миру Хаккинена, Райкиненна и прочих великих гонщиков: что еще делать на пустынных, лесистых, заснеженных просторах, как не носиться! По ходу дела мы получили эсэмэску от Вадима: основная часть экспедиции извещала, что выдвигается из Оулу. Руководитель указал нам заселяться в коттеджи немедленно после того, как мы встретим самолет с девушками.
— О-о-о, Вадик, — саркастически протянул Саня, — что б мы делали без твоих ценных указаний!
Мы ждали, довольно нервически, другую эсэмэску — от девушек, приземлившихся в аэропорту Киттиля.
В упоении дорогой я пролетел еще полста километров. Краешком мы миновали город Рованиеми. Природа становилась все глуше и суровей. (На качестве автодороги это, впрочем, не сказывалось.) Изредка вдоль трассы возникали одинокие домики. Я обратил внимание, что ни на одном окне нет занавесок. А зачем? На десятки верст в округе — ни единой пары посторонних глаз.
Перелески сменялись широкими белыми полями — то были замерзшие озера. Стали попадаться встречные авто, в основном с российскими — московскими, питерскими, мурманскими — номерами. И тут зазвонил Сашкин мобильник. В трубке послышался радостно-взволнованный голос его Светки.
Девушки вообще — натуры широкие. Они обычно считают, что деньги — ничто в сравнении с их эмоциональным состоянием. То, что разговор, даже короткий, в роуминге в десять раз дороже, чем самая длинная эсэмэска, они в расчет не берут. Что такое экономия — в сравнении с обуревающими их чувствами!
— Санька, мы прилетели! — слышал я голос Светланы из мобильника, как ни прижимал его мой спутник к щеке. — Здесь так клево, все белое-белое, как в сказке!.. – И тут же, практически без перехода, восхищение сменилось негодованием: — А нас тут в самолете держат, представляешь! Выходить не дают, ужас, жара!.. – Недовольство поменялось на кокетство: — А ты уже в аэропорту, я надеюсь? Приготовил мне цветочки? — Саня руками сделал мне знак, давай, мол, прибавь газу.
— Хрен тебе, — проворчал я под нос и втопил акселератор.
Меж тем в спектре девичьих эмоций появилось любопытство: