Тор-Тор недовольно заурчал, но все-таки пошел следом.
Два года назад Манни приютил осиротевшего детеныша ягуара, когда тому было всего несколько дней от роду. Браконьеры застрелили его мать ради шкуры – сокровища, за которое и сейчас можно выручить круглую сумму на черном рынке. Согласно современным подсчетам, популяция ягуаров насчитывает до пятнадцати тысяч животных, рассеянных по обширным лесам Амазонии. Охранные мероприятия не убедили местных жителей, которые кое-как сводят концы с концами, прекратить истребление в целях наживы. Там, где дело касается спасения природы, голод – опасный советчик.
Манни все это отлично понимал. Сам наполовину индеец, он вырос на улицах Барселлоса, что у берегов Амазонки, перебиваясь подачками туристов с проплывающих судов и воровством, когда река пустела. По счастливой случайности он попал к салезским миссионерам, которые помогли ему выбиться в люди – получить степень биолога в университете Сан-Паулу; там его стипендию оплачивала Бразильская индейская ассоциация – ФУНАИ. Чтобы оправдать спонсорские затраты, Манни стал работать с местными индейскими племенами – защищать их интересы, способствовать сохранению жизненного уклада, вместе отстаивать права на землю. Так вышло, что к тридцати годам он осел здесь, в Сан-Габриеле, возглавляя местное отделение ФУНАИ.
Во время расследования браконьерских вылазок на территорию яномамо Манни нашел Тор-Тора – сироту, как и он сам. Его задняя лапа оказалась перебита ударом ноги браконьера. Манни не смог пройти мимо живого комочка. Поэтому завернул пищащего, сопротивляющегося детеныша в одеяло и мало-помалу выходил.
Тор-Тор шагал впереди. Даже сейчас было заметно, как он прихрамывает на поврежденную ногу. Пройдет меньше года, и он станет зрелым самцом. Очень скоро звериная натура проявит себя и наступит пора отпустить его на свободу. Но сначала ягуар должен научиться заботиться о себе, ведь в джунглях нет места непосвященному.
Бегущая впереди тропа огибала последний из лесистых склонов горы Священного Пути. Сан-Габриель лежал перед ними нагромождением убогих лачуг и скучных панельных конструкций, сбегающих к Риу-Негру. Из общей панорамы выделялось несколько современных отелей и зданий, построенных за последние пять лет в связи с возросшим потоком туристов. Где-то поодаль пролегал новый коммерческий аэродром, словно большой черный шрам на зеленой поверхности джунглей. Казалось, даже в дикой глуши прогресс не замирает ни на минуту.
Манни протер взмокший лоб и, сделав шаг, столкнулся с Тор-Тором – тот почему-то остановился. Ягуар угрожающе зарычал.
В чем дело?
И тут Манни услышал. Под пологом леса множились отзвуки какого-то глухого, размеренного рокота. Казалось, они доносятся отовсюду. Манни прищурил глаза. Он узнал этот шум, хотя в джунглях его слышали нечасто. Вертолет! Посетители Сан-Габриеля добирались большей частью по воде или на маленьких бипланах. Вертолеты не предназначались для таких расстояний. Даже в бразильской армии здесь числился всего один, главным образом для спасательных и эвакуационных работ.
Вслушиваясь в нарастающий шум, Манни понял, что вертолет летит не в одиночку. Он запрокинул голову, но так ничего и не увидел.
Внезапно Тор-Тор сжался в комок и метнулся в ближайшие кусты. Вверху пронеслась группа из трех вертолетов, огибая вершину горы Священного Пути и кружа над поселком, будто гигантские осы. Осы в защитной раскраске.
Громоздкие вертушки типа «UH Хьюи», без сомнения, принадлежали военным. Вытянув шею, Манни увидел четвертую, промелькнувшую точно над ним. В отличие от товарок, она была глянцево-черной. «Оса» зависла над джунглями, и даже Манни, с его небольшими познаниями в боевой авиации, узнал ее характерную форму и встроенный хвостовой винт. То был «RAH 66 Команч», вертолет разведки. Его стройный корпус пронесся почти над самыми ветвями, так что Манни сумел различить крошечный флаг США на борту. Лесной полог над головой сотрясался от сильного вихря. Обезьяны улепетывали, визжа от испуга, а поперек синего неба ярким всполохом пронеслась стайка попугаев ара.
Затем и этот вертолет скрылся. Он унесся к открытым полям, обрамляющим бразильскую базу, и закружил над ней, чтобы присоединиться к остальным.
Нахмурившись, Манни свистнул Тор-Тору. Тот с опаской покинул укрытие, озираясь по сторонам.
– Все в порядке, – заверил его хозяин.
Где-то вдалеке вертолеты приземлились на поле, и рокот утих.
Манни подошел к ягуару и оперся о его спину. Тор-Тор вздрогнул, и тревога зверя передалась хозяину. Спускаясь по склону, Манни сжимал рукоять хлыста, висящего у ремня.
Что, черт побери, принесло американских вояк к ним, в Сан-Габриель?
* * *Натан стоял в одном исподнем посреди деревенской площади. Его окружала шабано, круглая постройка в половину футбольного поля, крыша которой была разобрана посередине, открывая внутреннее пространство небу. Женщины и старики расположились в гамаках под навесом из банановых листьев, тогда как хойа, молодые парни, держали Натана в кольце из стрел и копий, чтобы тот не попытался бежать.
Чуть раньше, когда его препроводили в лагерь, понукая со всех сторон копьями, он пытался рассказать об анаконде, в подтверждение показывая след укуса на запястье, но его никто не слушал. Даже сельский вождь, которому Нат передал ребенка, отмел его слова, словно навет.
Натан знал, что его голос не будет услышан, пока не окончится суд. Таковы яномамо.
Он потребовал поединка, чтобы выиграть время, и теперь все зависело от исхода сражения. Если богам будет угодно даровать ему победу, он сможет наконец все объяснить.
Натан стоял в пыли босиком. Группа хойа обсуждала, кто примет брошенный им вызов и каким оружием будут сражаться. Обыкновенно дуэлянты бились на набрушах – гладких деревянных дубинах около двух с половиной метров длиной; однако в серьезных случаях применялось боевое оружие вроде копья или мачете.
Толпа по ту сторону площади разделилась, пропуская вперед человека. Для индейца он был очень высоким, почти одного роста с Натом, и жилистым. Это был Такахо, отец Тамы и брат вождя племени. Он был полностью обнажен, если не считать набедренной повязки из плетеного шнура, которая скрывала его крайнюю плоть – классический убор мужчи-ны-яномамо. На груди виднелись косые полосы, нарисованные углем, а лицо под наголовником из обезьяньего хвоста было раскрашено алым. Нижняя губа оттопыривалась комом табачной жвачки, придавая индейцу устрашающий вид.
Он вытянул руку. Один из хойа тотчас подбежал и вложил в нее длинный топор. Рукоять топора была вырезана из бордовой древесины пиратинеры[1] и оканчивалась заостренным стальным наконечником. Грозное оружие, одно из самых смертоносных в поединке. Нату сунули точно такое же.
Теперь он наблюдал, как другой хойа вынес горшок какой-то маслянистой жидкости. Такахо смочил в ней лезвие топора.
Натан узнал состав. Он сам помогал шаману готовить эту порцию вурари, или кураре, смертельного парализующего нейротоксина, изготовляемого из сока лианы семейства лунно-семянниковых. Снадобье часто использовалось для охоты на обезьян, но сегодня его принесли сюда с более зловещей целью.
Нат оглянулся. Никто не вышел вперед, чтобы предложить ему подобное зелье. Похоже, бой обещал быть не совсем равным.
Вождь поднял над головой лук и возвестил о начале дуэли. Такахо направился через площадь, ловко поигрывая топором.
Натан поднял свой. Есть ли у него шанс? Достаточно всего одной царапины… А пусть бы победил, что тогда? Ведь он пришел сюда спасти Таму и совсем не хотел убивать ради этого ее отца.
Подзадоривая себя, Нат взял топор наперевес и тут встретил взгляд противника, исполненный гнева.
– Не трогал я твою дочь! – крикнул он исступленно.
Такахо прищурился. Он услышал слова, но в глазах его читалось недоверие. Такахо посмотрел туда, где за Тамой ухаживал деревенский шаман. Долговязый старик наклонился над девочкой, помахивая дымящейся связкой сушеной травы и бормоча заклинания. Стоя поодаль, Нат чувствовал едкий дым листьев микании, заменяющий индейцам нашатырь. Но девочка оставалась неподвижной.
Такахо повернулся к Нату. С воинственным ревом он бросился вперед, целясь топором в голову противника. Нат когда-то обучался борьбе и потому не растерялся. Он нырнул под топор и откатился в сторону, сбив индейца с ног бреющим ударом своего оружия. Такахо тяжело рухнул наземь, ушиб плечо и потерял налобную повязку, но в остальном был невредим. Нат стукнул его обухом топора, не желая бить насмерть. Видя, что индеец повержен, он вскочил на него, собираясь подмять под себя. «Только бы обездвижить на время…»
Такахо увернулся с ловкостью кошки и тут же махнул топором в ответ. Нат избежал смертоносной дуги, вовремя отпрянув назад. Отравленное лезвие просвистело у кончика его носа и брякнулось в пыль. Радуясь чудесному спасению, Нат на секунду замешкался и пропустил пинок в голову. Со звоном в ушах он свалился на землю. Топор выпал из его онемевшей руки и отлетел под ноги зевакам.
