Даже когда они отказывались поболтать, иногда Вэну удавалось услышать что-нибудь интересное. В таких случаях он обращался к Мертвецу непосредственно. Немного подумав, Вэн набрал номер 57 и услышал далекий печальный голос. Мертвец в его ухе говорил сам с собой.
- ...пыталась рассказать ему об исчезающей массе. Единственная масса, которая его интересует, - это двадцать кило сисек и задницы! Эта шлюха Дорис! Один раз посмотрел на нее - и все! Забыл о полете, забыл обо мне...
Нахмурившись, Вэн протянул руку, собираясь отключиться. Эта пятьдесят седьмая такая взбалмошная! Вэн любил с ней поболтать, ее манера говорить немного напоминала ему мать. Но от астрофизики, космических полетов и других интересных вещей пятьдесят седьмая всегда переходила к своим личным проблемам.
Вэн плюнул на то место панели, за которым, как он считал, живет пятьдесят седьмая - этой хитрости он научился у Древних, - надеясь, что она скажет что-нибудь интересное. Но она не собиралась этого делать. Пятьдесят седьмая - когда она говорит понятно, предпочитает, чтобы ее называли Генриеттой - бормотала о рослых рыжеволосых парнях и об измене Арнольда с Дорис.
- Мы могли бы быть героями, - всхлипнула она, - и получить десять миллионов, а может, и больше. Кто знает, сколько бы нам заплатили за двигатель? Но они продолжали уединяться в шлюпке и... кто тут?
- Я, Вэн, - ответил мальчик, ободрительно улыбаясь панели, хотя не был уверен, что она его видит. Казалось, у нее начинается один из периодов прозрения. Обычно пятьдесят седьмая не понимала, что он с ней разговаривает. - Пожалуйста, продолжай говорить, - попросил Вэн.
Наступила пауза, после которой Генриетта растерянно проговорила:
- NGC 1199, Стрелец А Запад.
Вэн вежливо ждал. Еще одна долгая пауза, и потом она продолжила:
- Его совсем не интересовало движение. Все его движения были к Дорис. Она вдвое моложе его! И глупая, как репа. Она никогда не попала бы в экипаж...
Вэн помотал головой, как жабомордый.
- Ты очень скучная, - строго сказал он и отключил ее. Затем Вэн подумал и набрал номер 14 - профессора.
- ...хотя Элиот еще учился в Гарварде, воображение у него было, как у взрослого. И он был гений. "Я был бы острыми клешнями..." - это же самоунижение человека толпы, доведенное до символических пределов. Каким он видит себя? Всего лишь ракообразным. Даже не ракообразным, а символом ракообразного - клешнями. И притом острыми. А в следующей строке мы видим...
Вэн плюнул на панель и отключился - вся стена перед ним была испачкана знаками его неудовольствия. Ему нравилось, только когда профессор цитировал поэзию, но не когда он рассуждал о ней. С такими сумасшедшими, как четырнадцатый или пятьдесят седьмая, никогда не знаешь, чего ждать. Они редко отвечают, и ответ почти всегда не имеет отношения к вопросу. Их приходится либо покорно слушать, либо выключать.
Вэну пора было отправляться в путь, но он решил попытаться еще раз и поговорить с единственным трехзначным номером, личным другом, которого звали Крошечный Джим.
- Привет, Вэн. - Его голос прозвучал печально и в то же время настороженно, как будто Крошечный Джим был чем-то напуган. - Это ты, Вэн?
- Какой глупый вопрос. А кто еще может быть?
- Никогда не знаешь, кто тебя вызывает, Вэн. - Наступила пауза, потом Крошечный Джим неожиданно захихикал: - Я тебе рассказывал о священнике, раввине и дервише, У которых кончилась пища на планете из свинины?
- Да, Крошечный Джим, к тому же мне не хочется слушать анекдоты.
Невидимый микрофон погудел, затем Мертвец спросил:
- Тебе все то же, Вэн? Опять желаешь поговорить о сексе?
Мальчик сохранил независимое выражение, но почувствовал знакомое напряжение внизу живота.
- Пожалуй, Крошечный Джим.
- Ты настоящий дикий жеребец для твоего возраста, Вэн, - сказал Мертвец. - Хочешь, я расскажу тебе, как меня чуть не упекли в тюрьму за сексуальное оскорбление девушки? Жарко было, как в аду. Я ехал на поздней электричке к парку Розель, и в вагон вошла девушка. Она села напротив меня, задрала ноги и спокойно стала обмахиваться юбкой. Что мне оставалось делать? Я сидел и смотрел. А она, как ни в чем не бывало, продолжала размахивать своим подолом. А я, естественно, пялил на нее глаза, пока она не пожаловалась проводнику. И тот высадил меня из поезда. А знаешь, что в этом самое забавное?
Вэн был очарован.
- Нет, Крошечный Джим, не знаю, - выдохнул он.
- Забавно, что я перед этим опоздал на свой обычный поезд. Мне пришлось убивать время в городе, и я пошел на порнофильм. Два часа на экране происходило нечто невообразимое. Боже мой, в любой позе, какую можно представить. Больше увидишь только в проктоскоп. Так почему же я смотрел на эту девчонку и ее белые трусики? Но самого забавного ты еще не знаешь.
- Не знаю, Крошечный Джим, - поспешно согласился Вэн.
- Девчонка оказалась права! Я смотрел на нее во все глаза. Перед этим я видел акры грудей и промежностей, но не мог оторвать от нее взгляда! Но и это еще не самое интересное. Хочешь, я тебе расскажу, что было забавнее всего?
- Скажи, пожалуйста, Крошечный Джим.
- Она вышла из вагона со мной. Девчонка оказалась не промах. Она отвела меня к себе домой, и мы занимались любовью всю ночь, парень. Снова и снова, до самого утра. Никак не могу вспомнить ее имени. Ну, что скажешь, Вэн?
- Это правда, Крошечный Джим? Последовала пауза, а затем Мертвец проговорил:
- Нет. Зря ты докапываешься, Вэн. Так ты все портишь, делаешь неинтересным.
- Мне не нужны вымышленные истории, Крошечный Джим, - обиженно ответил Вэн. - Меня интересуют факты. - Он рассердился и даже собрался выключить Мертвеца, чтобы наказать его, но не был уверен, кто при этом пострадает больше. - Я бы хотел, чтобы ты был хорошим, Крошечный Джим, - льстивым голосом продолжил Вэн.
- Ну что ж, я попытаюсь. - Некоторое время бестелесный мозг что-то нашептывал и щелкал, сортируя свои разговорные цепи. Потом шумы прекратились и Мертвец спросил: - Хочешь знать, почему селезни насилуют своих самок?
- Нет!
- Мне почему-то кажется, что на самом деле хочешь, Вэн. Это ужасно интересно. Ты никогда не поймешь поведение приматов, если не рассмотришь весь спектр репродуктивного поведения. В том числе и самые необычные случаи. Даже поведение червей Acanthocephala. Они тоже практикуют насилие. А знаешь, что делают Moniliformis dubius? Они насилуют не только своих самок, но даже соперников-самцов. Эти сексуальные гиганты облепляют их грязью, как гипсом. Так что у червя-соперника не может встать...
- Я не хочу этого слышать, Крошечный Джим!
- Но ведь это интересно, Вэн! Наверное, поэтому их называют dubius* Мертвец механически захихикал: - А-хе! А-хе!
______________
* сомневающийся, нерешительный (лат.). - Примеч. пер.
- Прекрати, Крошечный Джим, - не очень настойчиво потребовал Вэн. Он больше не сердился на своего друга. Вэн был очарован. Это была его любимая тема, а готовность Крошечного Джима рассказывать о сексе разнообразно и бесконечно сделала его любимцем Вэна среди Мертвецов.
Вэн развернул пищевой пакет, немного пожевал, а затем произнес:
- Я хочу услышать, как это делается, Крошечный Джим.
Если бы у Мертвеца было лицо, ему, пожалуй, не удалось бы сдержать усмешку, но Крошечный Джим добрым голосом ответил:
- Хорошо, сынок. Я знаю, что ты не оставляешь надежды. Помнишь, я учил тебя, что нужно внимательно следить за их глазами?
- Да, Крошечный Джим. Ты говорил, что если их зрачки расширяются, значит, они сексуально возбуждены.
- Верно, - по-отечески похвалил Мертвец. - А я говорил тебе о существовании сексуально диморфических структур в их мозгу?
- Я не понимаю, что это значит.
- Я тоже, но анатомически это так. Они другие, Вэн, понимаешь? И снаружи, и внутри.
- Пожалуйста, Крошечный Джим, расскажи об этих отличиях! - все более увлекаясь, попросил Вэн.
Мертвец увлеченно делился опытом, а Вэн завороженно слушал. На корабль можно было не торопиться - он никуда не денется, а Крошечный Джим сегодня был необычайно разговорчив.
У каждого Мертвеца была своя излюбленная тема, как будто тот замерз с этой мыслью в мозгу. Но даже в разговоре на любимую тему от них не всегда можно было добиться толку.
Вэн оттолкнул подальше подвижное устройство, с помощью которого его отлавливали для обследования, во весь рост растянулся на полу и положил подбородок на ладонь. А Мертвец говорил, вспоминал, подробно объяснял, что такое ухаживание, подарки, решительные шаги. Его лекция захватывала Вэна, словно Крошечный Джим рассказывал о необыкновенных приключениях. И хотя Вэн уже не раз все это слышал, он с таким же интересом внимал Мертвецу, пока Крошечный Джим не заговорил медленно. Затем рассказчик споткнулся и замолк. После этого Вэн приподнял голову и попросил:
- Поучи меня, Крошечный Джим. Я читал книгу, в которой мужчина и женщина совокуплялись. Он ударил ее по голове и потом занимался с ней сексом, пока она была без сознания. Мне это кажется эффективным способом "любви", но в других книгах все происходит гораздо дольше. Почему?