Баллада о двух гастарбайтерах - Трускиновская Далия Мейеровна

Леонид Кудрявцев

Далия Трускиновская

Баллада о двух гастарбайтерах

Потолок логова был покрыт искусственным мхом, и стоило мне чуть-чуть привстать, как я всей спиной чувствовал его теплую шероховатость. Стены оклеили самым мягким, буквально шелковым на ощупь тригрином, а пол я попросил отлить из добротного шерстона. В общем, логово получилось классное. Настоящее логово заслуженного, выигравшего многие и многие схватки гастарбайтера-бойца. Я лежал в нем и на зеленом, приятном для глаз объем-экране компа строил модель новой серии ударов. Она выросла из разработанной еще полгода назад и ставшей теперь уже привычной «Смены состава заседателей», в которую я добавил несколько элементов из «сговора фракций». Сочетание получилось таким перспективным, что тянуло на отдельное название. Что-нибудь вроде «Бреющего полета над гнездом спикера».

Мысль об этом, а также о том, как я применю этот прием, будила у меня в груди приятное тепло.

Потом рядом с моим логовом послышались голоса людей, что было плохим знаком. Без серьезного повода эти типы не приходят.

Я прислушался.

— А политика… — сказал незнакомый мне человек.

— О политике при нем ни слова, — пояснил главный тренер. Вот его-то голос можно было опознать без колебаний.

— Однако я считал… если это его хобби…

— То что?

— Один из способов расположить к себе — это поговорить о любимом занятии. Разве нет?

— Ты здорово понимаешь в политике?

— Ну-у-у… в определенных пределах.

— А вот он — великолепно и терпеть не может, когда о ней рассуждают дилетанты. Так что на эту тему с ним ты разговаривать не будешь. По крайней мере, сегодня. Вот все закончится…

— Но тогда… после всего…

— Мы слишком близко к логову. Давай-ка приступим к делу.

— Хорошо, начинаем. Как его вызвать сюда?

— Он уже знает о нашем появлении. У него не очень хороший слух. О чем мы говорили, он не разобрал, но о нашем приходе уже знает. Будь уверен.

— Значит?

— Значит, нам остается лишь подождать. Он сейчас появится. Вот сейчас.

Я сладко потянулся.

Все-таки правильно я в свое время запарил им мозги насчет своего плохого слуха. Иногда это приносит любопытные результаты. Кстати, что именно должно закончиться? А предварительно, что должно начаться?

Ох, не к добру это.

Люди — мерзкие, противные, лживые хорько-лисы. Я вывел эту формулу давным-давно, где-то после десятого-пятнадцатого своего боя. Причем за все последующие годы до настоящего момента признать ее несправедливой как-то не подворачивалось случая.

Противные, лживые хорько-лисы. Пусть подождут, пусть понервничают.

Я лег поудобнее, вывел на экран схему и еще раз стал проверять раскладку по движениям. Что-то меня в последней части беспокоило, что-то было не так. Возможно, завершающий ее удар хвостом.

Минут через десять люди занервничали. Один из них даже притворно закашлялся. Я перевел комп в режим сна и решил, что цель достигнута. Еще немного и люди начнут всерьез злиться, а вот это сегодня было не в моих интересах. Позлить — с великим удовольствием, а устраивать скандал… Нет, сегодня мне хотелось избавиться от них побыстрее.

В общем, я придал своей мыслеплоти подходящий случаю вид, высунул голову из логова и спросил:

— Вам чего?

— Хак Додик, твой новый тренер по идеологии, — представил главный тренер.

Рядом с ним стоял невысокий лысый тип. Морда его, насколько мне позволял это определить опыт общения с людьми, относилась к разряду препаскудных, а улыбкой, казалось, можно было смазывать сковородку перед приготовлением блинов, такая она была сальная.

— Старый куда делся? — спросил я.

Очень хотелось показать клыки, но я не стал. Поганая улыбка — еще не повод. Вот завтра или послезавтра… К этому времени подберется что-нибудь посущественнее.

— Это сделано для повышения результативности, — важно сообщил главный тренер. — Решение руководства боев.

— А что, разве результативность низкая? — спросил я. — Последние десять боев я выиграл вчистую.

— И ты, конечно, хочешь, чтобы подобное положение дел сохранилось и дальше? — поинтересовался главный тренер.

А новый тренер по идеологии заявил:

— Решение руководства — непререкаемо.

Я наградил его долгим мрачным взглядом, нарвавшись на который, большая часть людей начинала чувствовать себя неуютно. Этот мой взгляд проигнорировал. Что меня впечатлило, но не сильно. Вот если он вытерпит «интенсивное дружеское обнюхивание»… Впрочем, это будет завтра. А сейчас я буквально всей поверхностью мыслеплоти чувствовал, что сказано еще не все.

Ну же, гаденыши, выкладывайте карты на стол. Я жду.

Они молчали.

Тогда я спросил:

— Уроды, что случилось?

Новый тренер от возмущения покраснел, словно хохолок самца гранфадуна в брачный период. Главный распорядитель не повел и ухом. Он был привычный.

— Да, есть и еще одна новость, — сказал он.

— Это какая? — буркнул я.

— Новый бой состоится уже завтра.

Я смачно хлопнул хвостом по полу логова и сказал:

— Ладно, высыпайте все до конца. Я вас слушаю.

— Сказать, с кем ты будешь драться?

— С кем?

Он сказал.

Я теперь делаю насечки на краю левой грудной броневой пластины. Они не знают, что там край обычно мягкий, потому что пластина растет и обновляется. Я делаю их вторым боевым когтем правой передней лапы. За первым боевым когтем они внимательно следят, чтобы не затупился. А второй и третий — не такие значительные.

Каждая трапеза — одна засечка. Они говорят, что у меня две трапезы в сутки. Я не знаю, что такое сутки, но считать трапезы умею.

Было время, когда мы не знали времени. Я и теперь плохо понимаю, для чего оно нужно и как с ним обходиться.

— Не забивай себе голову всякими глупостями, — сказала Кристина, мой тренер по идеологии, когда я попыталась разобраться, что же такое сутки. — Это для тех, кто работает и каждый день делает одно и то же. Им важно знать, когда пройдут девять суток и настанут десятые, чтобы можно было остаться дома и отдыхать. Или для распорядителей — чтобы расписание боев составлять. А нам, женщинам, зачем? Ну, подумай сама…

Она принесла в своем портативном компе целую кучу всяких милых вещиц. Мы вытащили на экран бронзовые дверные ручки, и коврики, и вышитые подушечки из псевдошерсти, которые кладут на трон. Я даже села рядом с ней на ступеньки, чтобы чуть ли не в обнимку смотреть на экран и отмечать самые замечательные и нужные мне штуковины. Я люблю свое жилище, люблю, когда все вокруг мягкое, нежное, люблю, чтобы сочетания цветов были говорящие… Людям не понять, но Кристина очень старается.

Когда нас никто не видит, мы часто сидим перед тренировкой или после нее вот так, на ступеньках трона. Как будто на равных. А вообще я принимаю людей только сидя на троне. И даже недавно заставила выстроить для меня новый тронный зал. Длинный, с высоким потолком, чтобы принимать журналистов. Они мне нравятся. Всегда задают вопросы, на которые я уже знаю ответы, и, как говорит Кристина, пекутся о моей популярности. А популярность — хорошая штука. От нее только польза. И еще благодаря ей я попаду в историю. Тот, кто попадет в историю, станет по-настоящему знаменитым, тот не умрет никогда.

Еще Кристина говорит, что такие, как я, рождаются раз в столетие. И она права — я ведь еще совсем молодая, самая молодая в «Шоу победоносных», а у меня уже восемь побед.

— Ты самая лучшая, Дизи, самая быстрая и самая крепкая! — так говорит она, глядя мне в глаза. — Я не знаю никого, умеющего отращивать новые боевые гребни с такой скоростью! Ты только слушайся — и мы вдвоем добьемся такой славы, что все «Шоу яростных», «Шоу обреченных» и «Шоу титановых лап» просто умрут от зависти!

Когда меня признают лучшим бойцом, я по-царски награжу Кристину. Есть несколько сильных противниц, но я с ними скоро справлюсь.

Хотя и с Кристиной не все так просто. Почему-то она учит меня не тому, что мне нужно на самом деле.

Я знаю, чего боятся люди, я добываю эти страхи из их памяти, я трачу время и силы, чтобы сделаться такой же страшной, как то, что пугает их, но они странные… И Кристина тоже.

Она работает моим тренером недавно, и я вскрыла ее память сразу. До того у меня был тренер, который умел ставить защиту, поэтому я отказалась с ним работать. Должна же я знать, что делается в голове у моего тренера! Я кричала и обдирала ковры со стен, топтала их и драла когтями, пока ко мне не привели Кристину.

Тут произошло недоразумение.

Кристина мне понравилась. А я такая — мне можно или сразу понравиться, или никогда. Это касается и самцов. В нашем роду все такие — любовь с первого взгляда и первого соприкосновения силовых лучей. Или же ненависть с первого взгляда. Много ненавидеть опасно, это мешает растить детенышей, но вот я ненавижу плохие запахи, хорько-лисов, а еще старых, сморщенных, но все еще много о себе воображающих самцов. Они не дают дорогу молодым и корчат из себя победителей, хотя мыслеплоть у них уже не имеет упругости, а боевые когти — настоящей остроты. Они больше не умеют работать с чужими мыслями — а выращивают те боевые приспособления, к которым привыкли.