Луис понимал, что эти чиновники, с сочувствием глядящие на него, тоже представители нового, совсем другого поколения, и они искренне, искренне верят... И ничего они не знают о прошлом, о том, что было до Эпохи Великой Идеи.
- А как жили до введения системы надзора? Ну да, плохо работали, убивали, воровали. Но что вам конкретно известно о тех временах? Есть какие-то документы, фильмы, книги?
Лысый исорянин медленно поднял руку и сжал пальцы в кулак.
- Наша подлинная история начинается с Великой Идеи. То, что было раньше, не может никого интересовать. И не интересует.
- А что такое история? - усмехнулся большеносый. - Неужели вы там у себя, на Земле, еще не додумались, что для каждого времени хороша своя трактовка истории? Если дважды два всегда четыре, то в истории может быть и пять, и шесть, и двадцать - все зависит от данного момента. Конечно, когда-то жили совсем не так, но зачем нам это знать? Разве будем мы более счастливы от этого знания?
- Понимаю.
- Ну вот! - обрадовался большеносый. - Надеемся, вы понимаете также, что дальнейшие визиты нежелательны. Нам от вас ничего не надо, вам от нас, хочется верить, тоже.
В голосе большеносого прозвучала едва заметная угроза. Медведев хотел ответить, но узкогубый его опередил:
- Мы вас, разумеется, не гоним, можно устроить хоть десять экскурсий, но вы ведь должны понять...
Медведев одернул комбинезон и сдержанно поклонился.
- Пожалуй, обойдемся без экскурсий. И так все ясно.
...Назад, к "Прыжку", разведчиков доставили те же черные лимузины. Вечерело, в низинах сгущался туман, и из тумана вздымались похожие на старинные виселицы столбы с голубыми конусами - зоркими глазами Надзирателей, день и ночь, день и ночь, день и ночь пекущимися о счастье граждан Общества Всеобщего Благоденствия.
Медведев вдруг подумал, что эти машины когда-то могли быть созданы
совсем с другой целью: например, для контроля за уличным лвижением. Или для наблюдения за неблагонадежными элементами. Или для изучения пассажиропотоков. Или для учета миграции населения. Или для чего-нибудь еще. Но пришла ведь кому-то в голову поистине Великая Идея, и ее поддержали там, наверху, во Дворце - и родилось и покрыло планету Исора Общество Всеобщего Благоденствия...
С ними вежливо попрощались, разве что не помахали платочками, а знакомый штатский с внимательно-вежливым взглядом посоветовал напоследок:
- Прошу вас, будьте благоразумны. - Он прищурился и, подняв лицо к темнеющему небу, сухо добавил: - При повторных визитах случались неприятности.
- Выводы будем делать не мы, - так же сухо отозвался Медведев.
- Пошли, Луис. - Пархоменко кивнул штатскому. - Извините, мы вас покидаем.
- Рады были встрече, - бесстрастно-вежливо проронил штатский, повернулся и неторопливо зашагал к лимузинам, где стояла группа в черных мундирах.
- Поехали! - скомандовал Медведев и, не удержавшись, стукнул таки кулаком по гладкой опоре "Прыжка". - По-моему, здесь нам просто нечего делать.
Потом, уже в отсеке управления, он спросил:
- И что же дальше, Ваня?
Пархоменко сосредоточенно копался в старт-блоке и ответил не сразу.
- Вторгаться глупо. Внедриться невозможно. Елки-палки, они ведь счастливы - ну и пусть сидят со своим счастьем! Нам бы так жить, а то все суемся, суемся куда-то, вечно какое-то там томление, стремление... А может, вот он, идеал-то?
- Ну и оставайся, Ванюша, - хмуро посоветовал Медведев. - Ты не привыкнешь - дети твои привыкнут. Вот и ладушки.
- Да уж спасибо. Но решать-то все равно придется, согласен?
- Посмотрим. Давай-ка побыстрей, что-то здесь тоскливо.
- А чем сидеть, просчитай, дорогой, пятую вводную.
- Все уже просчитано. - Медведев вздохнул. - Измерено все и взвешено. Только вот неуютно мне от такого счастья.
- А что такое счастье? Ладно, карета подана - можно стартовать. Разберемся и решим.
- А если не решим, Ваня?
Пархоменко пожал плечами.