Рабы отвечали: Ой-ла, мы убиваем быков!
А жена Андриамбахуаки сидела в доме и думала: "Какая некрасивая, громкая песня! Лучше бы мой брат ушел отсюда." А ее брат сидел во дворе и думал: "Не хочу никуда отсюда уходить".
Так до сих пор и живут.
_________
*Кинули - "живые мертвецы", тощие, беззубые, гнусавые, с длинными когтями. Живут в пещерах, где спят на ворованном шелке. Согласно мадагаскарским мифам, некоторые люди после смерти превращаются в кинули. Что для этого нужно сделать, или, напротив, как следует жить, чтобы не стать кинули, мадагаскарские мифы не проясняют.
** Обычное дело. Матери, ставшие после смерти кинули всегда приходят к детям за пищей и, получив ее, больше не возвращаются. Во всяком случае, так утверждают мадагаскарские мифы.
*** Занахари - бог-творец.
©Макс Фрай, 2004
Сказка о Марфе-Старице и семерых Симеонах(русская заветная сказка)
Братцу Эли, с некоторым изумлением
Сказывают, жила в Кемской волости одна баба по имени Марфа. Соседи промеж себя звали ее Марфой-Старицей - не за то что стара была, а за то, что старцев она у себя всяко привечала, на ночлег зазывала, кормила-поила, да ночами напролет с ними поклоны била. Ну да она всех у себя привечала, не только старцев, такая уж была добрая баба.
Шли через ту деревню калики перехожие, семь братьев, семь Симеонов. Один кучерявый, второй костлявый, третий бородатый, четвертый пузатый, пятый усатый, шестой конопатый, а седьмой - мужик простой, с бестолковой головой. По дороге в лесу братья медведя поймали, играли с ним, пока не устали, но не убили, шкуру не содрали, а при себе оставили, чтобы, значит, потом еще поиграть. Такие уж были добрые люди эти Симеоны, все как один затейники.
Идут, медведя на цепи ведут. Приходят в деревню, спрашивают мужиков: где бы нам на ночлег устроиться? Мужики говорят: если хотите блинов, идите в избу к Меланье, она как раз печь затопила. Хотите пирогов, стучитесь к Авдотье, она тесто с утра месила. А хотите всю ночь поклоны бить, тогда к Марфе-Старице вам прямая дорога, такая уж она у нас добрая баба.
Семь Симеонов переглянулись, сказали мужикам: да, поклоны бить мы мастаки, пойдем к Марфе. И пошли прямо к ней на двор. Идут, медведя за собой ведут, медведь упирается, да ничего с братьями Семионами поделать не может. Пришли. А у Марфы дом полная чаша, тут тебе и расстегаи с ватрушками, тут тебе и медовуха с квасом, на дворе цепной осетр икру мечет. Не зря, значит, все лето старалась, у барина в хоромах поклоны била. Уж барин-то ее не обидел. Такой он был добрый человек.
Семеро Симеонов к Марфе постучались, на ночлег попросились. Ты, сказывают, большая мастерица поклоны бить, да и мы старцы - не промах, хоть с виду и калики перехожие. Марфа засуетилась, братьев за стол сперва усадила, и медведя с ними. Чтобы, значит, не отощал, да не рассверипел. Давно у Марфы тайная думка была: а ну как бы научить медведя поклоны бить, то-то вышла бы забава. А тут - вот он медведь, калики перехожие сами привели.
Отужинав, пригласила Марфа Симеонов на полати, поклоны бить. Полночи поклоны били, братья уж уморились, а Марфа все угомониться не может. Ведите, говорит, вашего медведя, сейчас и его поклоны бить заставим. Привели со двора медведя. Медведь рычит, мордой мотает. Но Марфа быстро с ним управилась, стал и медведь поклоны бить. Братья Симеоны на Марфу дивились: что же за баба такая добрая и неутомимая, вот и медведь с нею поклоны бьет, а ей все мало.
С утра братья Симеоны уходить собрались, да Марфа их со двора не отпускает. С кем, - говорит, - я поклоны бить буду, если вы сейчас уйдете? Вы уж, - просит, - погостите подольше, и медведь ваш пусть погостит.
Так семеро Симеонов с медведем у Марфы и остались. День живут, другой живут, вот уж и зима на исходе. Ночи напролет поклоны бьют, а Марфе все мало. Усерднее надо поклоны бить, - говорит. И все медведя в покои тащит. Пусть он, дескать, тоже поклоны бьет.
А к весне помер тот медведь. Братья Симеоны на такое дело поглядели и решили от Марфы сбежать. Если уж медведь так поклоны бил, что помер, что же с нами станется от жизни такой? - думают. Ну и сбежали, пока Марфа у кума в избе поклоны била. Та вернулась домой, глядь - ан нету гостей дорогих. Три дня плакала Марфа, на четвертый угомонилась. И то: сколько ж можно реветь?
А семеро братьев Симеонов с той поры только у святых отцов на ночлег останавливались, а потом и сами по скитам разошлись. Так их простая баба Марфа Старица своими поклонами на путь истинный наставила, выходит.
©Макс Фрай, 2004
Сага про Йона Упрямца и кита(исландская сага)
И.С., который хотел услышать сагу о том, как исландец кита подоил
Йоном звали человека, который жил на берегу Китового фьорда. Он был сыном Асмунда Дробителя Голов и Золотой Хельги, дочери Сигмунда Красноглазого; его братом был Торд Крылатый, который прыгнул со Скалы Закона в то лето, когда исландцы изгнали с острова Гримнира Метельщика и Ёрунда Козленка, и не разбился. Но о Торде Крылатом в этой саге ничего не говорится, о нем есть другая сага.
Йон был крепким хозяином и человеком степенным, основательным. Он всегда носил крашеные одежды. Соседи называли его Йоном Упрямцем, потому что он всегда добивался своего. Его жену звали Сигню, она была очень знатного рода: бабка ее матери приходилась племянницей Рагнару Кожаные Штаны. У Йона и Сигню было трое детей, но о них в этой саге ничего не говорится.
В Китовый фьорд часто приплывали киты. У Йона не было корабля и людей, чтобы убивать китов, поэтому он целыми днями бродил по берегу и горевал. Однажды Йон пришел к жене и сказал: "Зачем в море плавает столько жира и мяса, если не нам это добро достается?" Жена решила, что после таких речей Йон станет строить лодку и собирать людей в поход, однако он ничего не предпринимал, и продолжал бродить по берегу. Жене он больше ничего не говорил, рассудив, что не ее ума это дело.
Ториром звали человека, который жил в семье Йона Упрямца. Его бабка была с Оркнейских островов. Люди поговаривали, что она ведьма. А мать Торира взяли в плен викинги и привезли в Исландию. В Исландии она всю жизнь была служанкой Золотой Хельги, а ее сын Торир имел достаточно удачи, чтобы стать вольноотпущенником. Золотая Хельга подарила ему вольную, но за это попросила присматривать за Йоном и во всем ему помогать. Йон очень ценил помощь Торира и дарил ему крашеные одежды. Торир был колдуном, хоть и говаривал порой, что нелегкое это занятие. А было это в те дни, когда в Исландии еще не приняли христианство, поэтому никто не препятствовал Ториру в его тайных делах.
Однажды вечером Торир Вольноотпущенник пошел на берег по какой-то своей надобности и встретил там Йона Упрямца. Тот спросил, что нового, и Торир рассказал, как обстоят дела в хозяйстве. Йон выслушал его, долго думал, а потом сказал вису:
Лежат перины дракона
в кладовых ясеня брани,
липа колец довольна,
но гложет сердце кручина.
Торир удивился и сказал, что, дескать, хозяйство у Йона действительно богатое, и жена такой жизнью довольна, а значит и горевать не о чем. Тогда Йон сложил еще одну вису:
Плавают в пене прилива
туши курганов мяса,
а дуб разгула валькирий
ячменную кашу гложет.
Тогда Торир понял, что Йон не может добыть кита и очень этим недоволен. Но ничего не сказал и пошел домой. Там его встретила Сигню и спросила, что нового, но Торир промолчал.
Торир Вольноотпущенник молчал до самого Праздника Середины Зимы. А когда все домочадцы сели пировать, он сказал Йону Упрямцу, что, дескать, есть разговор, и нужно выйти туда, где их никто не подслушает. Йон удивился, но отправился за Ториром во двор. Он знал, что Торир Вольноотпущенник не из тех людей, кому следует перечить. Во дворе Торир дал Йону амулет и сказал: дескать, тут вырезаны колдовские руны такой силы, что всякий кит, который подплывет достаточно близко к берегу, станет повиноваться владельцу амулета и выполнять все его приказы. Потом Торир Вольноотпущенник распрощался с Йоном. Он сказал, что выполнил наказ его матери, Золотой Хельги, помог ее сыну, чем мог, а теперь, дескать, его ждут великие дела. После этих слов Торир исчез. От него осталось много резаных рун и крашеных одежд, но в дом Йона Упрямца он больше никогда не возвращался. Некоторые достойные доверия люди говорят, что Торира видели в Винланде, среди людей Эрика Рыжего, а некоторые рассказывают, что Торир Вольноотпущенник заворожил одного могущественного конунга в Гардарике, и тот исполнял все его прихоти и пожелания, пока Торир не умер от старости, но в этой саге о нем больше ничего не говорится.
После того, как Торир Вольноотпущенник исчез, Йон Упрямец вернулся в дом и пировал до весны. А весной он пошел на берег, чтобы испытать чары Торира. Некоторое время ему это не удавалось, потому что близко не было ни одного кита. Но потом один кит подплыл достаточно близко к берегу. Это была самка, недавно родившая детеныша, и она очень разгневалась от такого обращения, но ничего не могла поделать: рунное заклинание лишило ее силы. Йон сперва хотел приказать киту выброситься на берег, чтобы можно было срезать с него мясо, но когда он узнал, что перед ним самка, ему пришло в голову, что китовое мясо ели все люди из Китового Фьорда, но никто в Исландии до сих пор не пробовал, каково на вкус китовое молоко. Он положил амулет в траву, поближе к воде, чтобы китиха не могла уплыть, а сам пошел домой за крынкой. Дома ему навстречу вышла жена и спросила, что нового. Йон ответил, что новостей, может быть, и не слишком много, зато сегодня на столе будет стоять крынка с китовым молоком. Жена удивилась и стала его расспрашивать. Йон Упрямец не стал рассказывать ей про амулет, а только сообщил, что намерен подоить китиху и велел принести ему пустую крынку для молока. Сигню решила, что ее муж собирается заняться опасным делом, и захотела его отговорить. Она сказала, дескать, китовое молоко - дело хорошее, но следовало бы сперва съездить к законоговорителю и посоветоваться с ним: подобает ли почтенному мужу знатного рода тягать кита за сиськи? Будет ли это деяние считаться достойным и благородным поступком, и не опозорит ли их род? На это Йон Упрямец ответил ей: дескать, если от какого-то дела выходит прибыток и польза хозяйству, значит, дело достойное, и нечего тут особо рассуждать. Сигню решила, что ему виднее, коли так, и ушла в свои покои, а Йон взял крынку и вернулся на берег.