Барон тщетно пытался подобрать возражения.
— Эти… иконоборцы — старая история. Все в прошлом. Мы не можем постоянно ворошить былое. Лучший способ не беспокоиться из-за подобных воспоминаний — не говорить о них. Забыть их.
На моих землях есть несколько крестьян-гугенотов… Они единственные сполна и регулярно вносят арендную плату… Что касается Рамбуров, наших соседей-дворян, то они часто приносят дичь к моему столу, потому что я позволяю им охотиться в своих лесах… У меня самого никогда не было ни времени, ни денег, чтобы тренировать соколов и собак… Необходимо забыть. Иначе распри никогда не кончатся.
Кормилица Фантина рассказывает вам слишком много глупых историй. Должно быть, она отыскивает их в синей библиотеке, составленной стараниями бродячих торговцев… Это не вполне подходящая литература… Я имею в виду… она не совсем соответствует исторической действительности… Ты понимаешь?.. Старые сказки лишь призваны вдохновлять на военные подвиги. Хотя, сам я в этом мало что смыслю… но так говорят твоя мать и Пюльшери… Конечно, Молин — гугенот, но он человек нашего времени… и к тому же разбирается в мулах…
Тут доводы иссякли, и отец умолк. Анжелика выслушала его очень внимательно. Она несколько раз кивнула головой с одобрительной улыбкой, а потом принялась за сладости. Девочка сдержалась и не стала настаивать на разъяснениях по двум причинам: она побоялась, что отец запретит ей читать дома маленькие синие книжки и альманахи — такие красивые, с нарисованными Луной, звездами и Солнцем, с разными поговорками, изречениями, легендами и чудесами, где все месяцы года представлялись как вереница повозок, украшенных цветами и привозящими «ворохи чудес».
Кроме того, именно такой несколько наивный ответ барона по поводу протестантов Анжелика и хотела от него услышать. Она была с ним согласна. Все эти причитания и упреки насчет разбитых статуй и оскверненных реликвий их не касались. Существовало много других более важных вещей в жизни, которыми они могли бы заняться — разводить мулов, например…
Барон сам удивился, как быстро он занял столь четкую позицию, стоило Анжелике подтолкнуть его неожиданными вопросами. В сущности, разговаривая с ней, он внезапно осознал, что вся его настороженность и колебания из-за того, что он заключает соглашение с приверженцем протестантской религии, не имеют под собой никаких других серьезных оснований, кроме старых воспоминаний о прошлых жестокостях, совершенных во время ужасных религиозных войн последнего столетия. Однако, если присмотреться, братоубийственные войны были богаты на преступления и ужасы как со стороны протестантов, так и католиков.
Анжелика продолжала лакомиться зелеными липкими стебельками. Она вся перепачкалась, но ела с таким довольным и счастливым видом, что барон не мог сдержать улыбки, глядя на дочь. «Она еще совсем ребенок, — подумал он. — К счастью!». Анжелика что-то напевала, рассматривая вершины деревьев, а барон любовался цветом и исключительной прозрачностью ее глаз.
«Они по-настоящему зеленые», — думал он.
Барона упрекали, что он избрал Анжелику в любимицы и часто берет с собой на прогулки только потому, что она хорошенькая.
В действительности это было не совсем так. Она сама приходила к нему, еще будучи совсем маленькой, и умоляла взять с собой покататься на лошади.
На самом деле Анжелика оставалась единственным ребенком в семье, которого интересовало, что скажет он, отец, — был ли это вопрос о мулах или о вечных денежных заботах. Она всегда старалась его понять.
«По крайней мере, она понимает то, что я ей объясняю, несмотря на юный возраст», — думал барон, наблюдая, как дочь, напевая какую-то мелодию, танцует, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге.
Если сделка с Молином удастся, он отправит ее в монастырь. Конечно, ему будет ее не хватать, но зато дочь получит достойное образование.
Анжелику тоже вполне удовлетворил разговор с отцом о протестантах. Она уже давно хотела узнать его мнение обо всем этом, и вот теперь, когда беседа состоялась, девочка успокоилась.
Отцу будет полезно сотрудничество с Молином. Управляющий владениями Плесси-Бельер много знал и производил впечатление человека, который отлично разбирается в том, что представляет собой каждый в округе — богатый и бедный, католик и протестант, дворянин и крестьянин. Хозяин края, вот кто он был.
Не подавая виду, он также был хозяином и ветреных сеньоров, которым служил, этих «чудных» из Парижа, заносчивых Плесси-Бельер, которые столь редко наведывались в свой сказочно прекрасный белый замок, отражающийся в пруду с кувшинками.
Глава 5
В мае парни Монтелу украшали шляпы зелеными колосками, а девушки вплетали в волосы цветки льна, и все вместе шли танцевать вокруг дольменов — огромных, плоских, как стол, каменных плит, которые остались на полях Пуату с доисторических времен. На обратном пути, уже парами, неторопливо разбредались они по лугам и подлескам, наполненным благоуханием ландышей.
В июне папаша Солье выдавал замуж дочь и устраивал грандиозный праздник. Он был единственным крестьянином, на которого, как и на самого барона де Сансе, работали только издольщики. Солье считался в округе весьма зажиточным, да к тому же владел деревенской таверной.
Маленькую церквушку в романском стиле украсили цветами и огромными, толщиной с кулак, свечами. Мессир барон собственноручно подвел невесту к алтарю. Свадебный пир, продолжавшийся много часов, изобиловал черной и белой кровяной колбасой, андуетами[25], сосисками и сырами. Вино лилось рекой.
Встав из-за стола, все местные дамы отправились, согласно обычаю, преподносить новобрачной подарки.
Она сидела в своем новом доме, на скамье перед большим столом, где уже громоздилась разнообразная фаянсовая и оловянная посуда, простыни, скатерти, а также котлы из меди и чугуна. Круглое и немного грубоватое лицо молодой женщины под огромным венком из ромашек сияло от удовольствия.
Мадам де Сансе чувствовала себя немного неловко из-за своего скромного подарка — всего несколько тарелок из прекрасного фаянса, которые она специально хранила для подобных случаев. Анжелика внезапно подумала: в Монтелу они ели из простых крестьянских мисок. Эта нелепость одновременно рассердила и ранила Анжелику — люди такие странные! Стоило ли сомневаться, что и эта крестьянка тоже не будет пользоваться такими прекрасными тарелками, а скорее тщательно уложит их в сундук и будет продолжать есть из своей миски? Вот и в Плесси — такое множество восхитительных предметов было забыто и похоронено, как в могиле!
Анжелика нахмурилась и едва коснулась губами щеки новобрачной.
Парни между тем собрались вокруг большой супружеской кровати, забавляясь и отпуская игривые шуточки.
— Ах, моя красавица, — воскликнул один из них, — глядя на вас — тебя и твоего суженого — сразу пропадают всякие сомнения в том, что на рассвете для восстановления сил вам понадобится шодо![26]
— Мама, — спросила Анжелика, выходя из дома, — а зачем нужен шодо и почему о нем всегда говорят на свадьбах?
— Для крестьян подавать новобрачным этот напиток такой же обычай, как и делать подарки или танцевать, — уклончиво ответила мадам де Сансе.
Но объяснение матери не удовлетворило девочку, и она пообещала себе обязательно дождаться рассвета и разузнать тайну загадочного напитка.
На деревенской площади под большим вязом пока никто не танцевал. Мужчины по-прежнему сидели за столами, расставленными на возвышении прямо под открытым небом.
Вдруг Анжелика услышала рыдания старшей сестры Ортанс — она хотела возвратиться в замок, поскольку стыдилась своего слишком простого заштопанного платья.
— Ох! — воскликнула Анжелика. — Подумаешь! Вечно ты усложняешь себе жизнь, моя бедная сестра! Разве я жалуюсь на свое платье, хотя оно мне слишком тесно и коротко? А башмаки ужасно жмут! Но вместо того чтобы хныкать, я захватила с собой сабо и надену их, когда начнутся танцы. Я решила повеселиться вволю!
Но Ортанс продолжала реветь и настаивать на своем, жалуясь, что ей жарко и что она плохо себя чувствует. Мадам де Сансе подошла к мужу, сидевшему среди почетных гостей, и предупредила его, что уходит, но оставляет Анжелику с ним. Девочка присела отдохнуть на минутку около отца. Она несколько переусердствовала, отдавая дань свадебным яствам, и теперь ей хотелось спать.
Вокруг них сидели кюре, синдик, школьный учитель (при случае он мог быть и певчим, и хирургом-цирюльником, и звонарем) и несколько фермеров, которых называли «землепашцами». Они владели плугами с воловьими упряжками, а для работы на них нанимали поденщиков. Можно сказать, эта небольшая группа составляла деревенскую «аристократию». К ней принадлежал и Артэм Калло, землемер из соседнего поселка, приехавший ненадолго для того, чтобы помочь в осушении близлежащего болота. Он производил впечатление ученого иностранца, хотя был родом всего лишь из Лимузена. Наконец, здесь же восседал отец невесты, сам Поль Солье, владевший большим поголовьем крупного рогатого скота, лошадей и ослов. Этот тучный крестьянин из Пуату слыл самым влиятельным среди мелких фермеров, и хотя мессир Арман де Сансе считался его «господином», Солье определенно был куда богаче барона.
