– Вперед, Курт! Нужно поторапливаться, иначе русские совсем добьют наших бравых землекопов. И тогда нашим котятам придется замочить лапки при переправе…
– …Быстрей, быстрей!
Оставшихся в живых саперов сгоняли в кучу, деловито обыскивали и ставили на колени с заложенными за голову руками. Старослужащие быстро сообразили, что уйти на грядущий дембель значительно интереснее в немецких сапогах, с ранцами из телячьих шкурок, в которых будут лежать милые штучки под названием «трофеи», но капитан Емельянов мгновенно пресек начавшееся было мародерство. Мотострелковая рота быстро занялась подготовкой к обороне: один взвод устанавливал мины, остальные рыли окопы и собирали трофейное оружие. Рядом заняла позицию противотанковая батарея ПТУРСов на БРДМ. Все спешили: вдалеке слышался завывающий вой моторов немецких танков…
…Хенске не успел понять, откуда прилетел снаряд, отправивший весь экипаж его «тигра» в Вальхаллу. Оберштурмфюрера спасло то, что в момент попадания русского снаряда он высунулся из башни, пытаясь высмотреть в бинокль, где спрятались напугавшие сапера-паникера русские. Взрывом его вышвырнуло наружу, прокрутило в воздухе и метра через полтора основательно приложило арийской головушкой об некстати подвернувшийся жидобольшевистский булыжник. Когда перед глазами рыцаря СС перестали вращаться знаки зодиака и он сумел относительно определиться в пространстве, его роты более не существовало. Жирно чадя, горели все двадцать два «тигра», а на восток убегали несколько счастливчиков, которых проглядели валькирии. Вили Хенске с трудом поднялся на ноги, попытался расстегнуть кобуру «Вальтера» и снова грянулся наземь, сбитый молодецким ударом приклада…
– Что, Кац, решил за Освенцим посчитаться? Ну-ну, шутю, мать его, – сержант на всякий случай отодвинулся от рядового Каца, славившегося в роте нечеловеческой силой и отсутствием чувства юмора, если дело касалось его пятого пункта…
08.00. Прохоровка. Псел. 11.07.1943.
За четыре часа полк отбил уже две атаки. Самонадеянные эсэсовцы, веря в несокрушимость брони своих Т-6, ломились напролом. Им и в голову не приходило, что пушки русских танков могут стрелять так далеко, так точно и, главное, так убийственно. После первой атаки на поле остались коптить двадцать два «тигра», после второй – без малого шестьдесят вражеских машин разных модификаций превратились в груды металлического хлама. Озлобленные потерями немцы вызвали авиацию. «Шилки» отправили всех прилетевших в последний полет.
Вторая волна люфтваффе насчитывала в своем составе шестьдесят «Фокке-Вульфов D» и почти столько же «штукасов». Одни «Шилки», разумеется, не справились бы, но тут к отражению авианалета подключились ПЗРК мотострелков, КПВТ бронетранспортеров и зенитные ДШК танков. Безумный шквал огня обрушился на немецких пилотов. Один за другим самолеты вспыхивали, разваливались на куски, исчезали в слепящих облаках взрывов. Немцам удалось накрыть всего одну бээмпэшку, которая получила бомбу впритирку к борту, кувыркнулась набок и нехотя загорелась. Да еще какому-то то ли фанатику, то ли просто невезучему летуну довелось врезаться крылом в Т-80, у которого сработала система пожаротушения, а вертикальный стабилизатор пушки вышел из строя. Радуясь отсутствию потерь и временной передышке, солдаты да и офицеры загомонили, весело обсуждая подробности последнего боя. Кто-то вытащил магнитофон, и над полем боя взревела «АББА». После краткого, но содержательного внушения хозяину «музыки», шведская четверка заткнулась, а в небо взлетела песня Высоцкого «Я – Як, я – истребитель, мотор мой звенит…».
Первушин принимал доклады от командиров подразделений, когда на позицию выскочила закопченная «тридцатьчетверка». Из нее вылез, пошатываясь, человек в грязном, некогда синем комбинезоне с закопченным окровавленным лицом.
– Кто старший?
Мотострелки, уловив в голосе право на вопросы, сопроводили его к командиру.
– Подполковник Первушин. С кем имею?
– Полковник Дегтярев. Слушай, Первушин, выручай. Наших там прижали – не вырваться. Помоги, браток. Там ведь полк погибает.
Первушин задумался. Развернул было трофейную карту, затем спросил:
– Товарищ полковник, а карты у вас не найдется?
14.00. Прохоровка. 11.07.1943.
Лейб-штандарт «Адольф Гитлер» выдвинулся на исходную позицию. Тяжелые танки, панцер-гренадеры, артиллеристы – все замерли в ожидании. Еще немного, еще чуть-чуть…
…Свист приближающихся снарядов длится всего три-четыре секунды. Но как много успевает человек передумать и вспомнить! Маленький домик в Гарце, маму и бабушку, воскресный суп с клецками, белокурую Лоту, с которой впервые поцеловался… Жену и детей, если успел завести, все, что хотел сделать, но не успел за важностью повседневных дел… Многое вспоминается, пока свистят снаряды…
…Залп шести «Акаций» и четырех «Гвоздик» был страшен. За ним последовал еще и еще, ведь на артиллерийских позициях прозвучала команда: «Шесть снарядов, беглым. Огонь!». На позициях лейб-штандарта разверзся ад. Как думали немцы. Но они ошибались…
Последние снаряды еще рвались на земле, а уже взревели дизеля, тонко взвыли газотурбинные двигатели, и через мгновение на лейб-штандарт обрушились почти четыре десятка танков. Танков, равных которым не было и еще долго не будет в мире. Низкие, приземистые, несущиеся с немыслимой скоростью, они казались не машинами, а ангелами мщения, сошедшими с небес на землю. Грохотали выстрелы орудий, захлебывались бешеным перестуком пулеметы. Бегут, бегут немцы, бегут в тщетной попытке продлить свою жизнь хоть еще на один вздох, бегут, пока не рухнут под блестящий металл гусениц, пока не сшибет их с ног короткая пулеметная очередь или не срубит осколок стодвадцатипятимиллиметровой гранаты.
Через полчаса лучшей танковой части СС не существовало. Шестьдесят четвертый гвардейский, потеряв в атаке два танка и шесть бэтэров, устремился вперед, в тыл второго танкового корпуса СС.
12.00. Москва. 25.08.1943.
– Так, говорите, документов никаких нет?
– Так точно, товарищ Сталин!
– А представление на Героя есть?
– Так точно, товарищ Сталин!
– А это какой Первушин? Тот, который Манштейна в плен взял?
– Так точно, товарищ Сталин!
Пауза. Синий дымок из трубки.
– Я полагаю, что героизм проявляет человек, а не его документы, верно?
– Так точно, товарищ Сталин!
– Я думаю, что генерал-майору Первушину нужно выдать новые документы. И присвоить звание Героя. Вы согласны?
– Так точно, товарищ Сталин!
ЗАВЯЗЬ ВТОРАЯ
06.00. 16 августа 1812 года.
Южнее Смоленска.
Разведрота второго танкового корпуса двигалась по рокаде. Капитан Первунов высунулся из люка по пояс и напряженно вглядывался вперед, отчаянно пытаясь проникнуть взглядом за пелену тумана, укутавшую дорогу непроницаемым покрывалом. Внезапно «тридцатьчетверку» сильно тряхнуло, и Михаил Первунов услышал, как матерится прикусивший язык наводчик.
– Стой, мать твою!
Танк мгновенно замер, точно встретив надолб. Капитан, худощавый и малорослый, носивший у солдат прозвище «мыша», умел быть грозным и требовательным.
Первунов недоуменно крутил головой. Что-то изменилось, но понять, что именно, он не мог. А что-то ведь изменилось…
– Че чилось? – рядом тормознул дозорный БА-64, и оттуда чертиком из коробки вынырнул лейтенант Черемисов. – Куда это мы заехали, товарищ капитан? – Лейтенант втянул длинным носом воздух и удивленно мотнул головой. – Войной не пахнет.
Первунов вдохнул полной грудью. Черемисов был и прав и не прав. Все-таки в воздухе чувствовался запах развороченной земли и чуть-чуть крови, но вот выхлопами, кордитом, гарью – этими неизбежными спутниками воюющего человека – не пахло совершенно. И еще: где-то неподалеку, надрываясь, истошно голосили петухи – то, чего в их районе уже месяца два как не было да и быть не могло.
– Михалков! Михалков, зараза, ты куда нас завез?
Сзади сгрудились два ротных «Доджа» и шесть «GMC», которые подперли трофейный «ганомаг», пяток Т-70 и столько же Т-34. Из машин высовывались бойцы, но вопросы задавать не торопились: «мыша» может и врезать за глупые разговоры. Куда запропали остальные машины, было не ясно.
– Связи нет, товарищ капитан. Причем так нет, как если бы ее вообще нигде не было. Эфир чист.
Сдвинув фуражку на лоб, Первунов задумчиво почесал затылок. Связи нет. В районе их дислокации компас бессмыслен, показывает направление не на север, а на могилу пресловутой бабушки швейцара. Дорогу, конечно, можно бы привязать к карте, но только дорога такая… странная, в общем, дорога. Была обычная грунтовка, а теперь щебенка…