Айзек АЗИМОВ
Вокруг Солнца
Рассказ
Весело, хоть и не очень мелодично, напевая себе под нос, Джимми Тэрнер вошел в приемную.
— Здесь Старая Кислятина? — спросил он, подмигивая хорошенькой секретарше и вгоняя ее этим в краску.
— Здесь, и ждет вас, — кивнула она в сторону двери, на которой жирными черными буквами значилось: «Фрэнк Мак-Катчен, генеральный директор Межпланетного почтового ведомства».
Джимми вошел.
— Хэлло, командир! Что на этот раз?
— О, это вы! — Мак-Катчен оторвался от лежавших на столе бумаг и пожевал окурок своей сигары. — Садитесь.
Из-под кустистых бровей он уставился на вошедшего. «Старую Кислятину», как называли Мак-Катчена все сотрудники Межпланетного почтового ведомства, никто не мог припомнить смеющимся, хотя, если верить слухам, в детстве, наблюдая падение своего отца с яблони, он улыбнулся. Всякий, кто поглядел бы на его лицо сейчас, объявил бы этот слух преувеличенным.
— Слушайте, Тэрнер! — рявкнул Мак-Катчен. — Межпланетное почтовое ведомство открывает новую линию, и решено, что проложите ее вы. — Не обращая внимания на гримасу Джимми, он продолжал: — Отныне почту на Венеру будут доставлять круглый год.
— Что? Я всегда считал: когда Венера находится по другую сторону Солнца, возить туда почту — сплошное разорение.
— Точно, — согласился Мак-Катчен, — если лететь обычным путем. Но если бы можно было достаточно близко подойти к Солнцу, мы стали бы летать по прямой. В том-то вся суть! Создан новый корабль, способный приблизиться к Солнцу на двадцать миллионов миль и неопределенно долгое время оставаться на этой дистанции.
— Постойте! — нервно перебил Джимми. — Я не совсем понимаю, Кисл… мистер Мак-Катчен. Что это за корабль?
— Почем я знаю? Я сам не специалист, но, насколько мне известно, он создает вокруг себя некое поле, не пропускающее солнечных лучей. Вы поняли? Они отклоняются. Жара до вас не доходит. Вы можете пробыть там хоть целый век, и вам будет прохладнее, чем в Нью-Йорке.
— Вот как? — Джимми был настроен скептически. — Испытания проведены, или именно эту маленькую деталь оставили для меня?
— Испытания, конечно, были, но не в естественных условиях.
— Раз так, я отказываюсь. Я достаточно потрудился для ведомства, но всему есть предел. Я еще не сошел с ума.
Мак-Катчен чопорно выпрямился.
— Напомнить вам присягу, которую вы дали, поступая на службу, Тэрнер? «Помешать нашим космическим полетам…»
— «…способна только смерть», — закончил Джимми. — Все это я знаю не хуже вас, и еще я заметил, что очень легко цитировать присягу, сидя в удобном кресле. Если вы такой идеалист, летите сами. Что до меня, то это исключено. И можете, если угодно, меня уволить. Уж такую работу я всегда найду. — Он пренебрежительно щелкнул пальцами.
Мак-Катчен понизил голос до вкрадчивого шепота:
— Ну, ну, Тэрнер! Не надо так горячиться. Вы меня не дослушали. Помощником у вас будет Рой Снид.
— Ха! Снид! Этого плута вам и за миллион лет не уговорить. Так что не рассказывайте мне сказок.
— Собственно говоря, он уже дал согласие. Я думал, вы составите ему компанию, но вижу, он был прав. Он с самого начала был уверен, что вы спасуете. А я с ним спорил. — Он жестом отпустил Джимми и тут же занялся докладной, которую читал перед его приходом.
Джимми пошел к двери, нерешительно постоял возле нее и вернулся назад.
— Минутку, мистер Мак-Катчен! Что, Рой действительно летит?
Мак-Катчен рассеянно кивнул, целиком поглощенный чтением документа. Джимми взорвался:
— Вот негодяй! Значит, этот длинноногий воображала считает, что я струшу?! Ну, я ему покажу! Я принимаю ваше предложение и ставлю десять долларов против венерианского пятака, что Рой в последнюю минуту сдрейфит!
— Хорошо! — Мак-Катчен встал и пожал ему руку. — Я знал, что вы согласитесь. С деталями вас ознакомит майор Вэйд. Я думаю, вы отправитесь недель через шесть, а так как я завтра лечу на Венеру, мы, вероятно, там встретимся.
Джимми, все еще кипя, вышел, а Мак-Катчен нажал кнопку звонка:
— Вызовите по видеофону Роя Снида, мисс Вильсон.
После короткой паузы вспыхнул красный сигнал, раздался щелчок, и на экране возник темноволосый, франтоватый Снид.
— Хэлло, Снид! — прорычал Мак-Катчен. — Вы проиграли пари. Тэрнер согласен. Я думал, он лопнет со смеху, когда сказал ему, что вы говорили — он не полетит. С вас двадцать долларов.
— Подождите, мистер Мак-Катчен! — Лицо Снида потемнело от гнева. — Вы что, сказали этому безмозглому кретину, будто я отказался? Конечно, сказали, знаю я вас! Я-то полечу, но ставлю еще двадцатку, что он передумает. А я полечу, не сомневайтесь!
Мак-Катчен, не дожидаясь, пока он кончит возмущаться, выключил видеофон. Затем откинулся на спинку кресла, выплюнул изжеванный окурок и закурил новую сигару. Лицо его по-прежнему осталось кислым, но в голосе явственно слышалось удовлетворение, когда он произнес:
— Ха! Я знал, что на это они клюнут.
* * *
С усталыми, вспотевшими двумя космонавтами на борту «Гелиос» летел по орбите Меркурия. Многонедельное космическое путешествие вдвоем вынуждало Джимми Тэрнера и Роя Снида соблюдать видимость приятельских отношений, и все же они почти не разговаривали. Прибавьте к этой скрытой враждебности изнуряющую жару и мучительную неуверенность в благополучном исходе предприятия, и вы поймете, что положение обоих было незавидным.
Джимми уныло посмотрел на пульт с множеством разных индикаторов и, откинув упавший на глаза мокрый клок волос, буркнул:
— Что там вытворяет термометр, Рой?
— Сто двадцать пять по Фаренгейту, и ртуть все ползет вверх, — тем же тоном ответил Рой.
Джимми цветисто выругался, после чего сказал:
— Система охлаждения на пределе, корпус корабля отражает 95 процентов солнечной радиации, и при всем том такая жарища. — Он помолчал. — Гравиметр показывает, что мы находимся в тридцати пяти миллионах миль от Солнца.
Значит, нам осталось еще целых пятнадцать миллионов миль до зоны, где включится дефлекторное поле. Температура поднимется, возможно, до ста пятидесяти. Нечего сказать, приятная перспектива! Проверь-ка испарители. Если воздух не будет абсолютно сухим, нам долго не выдержать.
— Орбита Меркурия, только подумать! — голос Снида стал хриплым. — Никто никогда не был так близко к Солнцу. А мы продолжаем приближаться к нему.
— Многие были и так близко, и еще ближе, — напомнил Джимми, — но они потеряли управление и сели на Солнце.
Фридлендер, Дебюк, Антон… — Он умолк, наступило тягостное молчание.
Рой нервно поерзал.
— Насколько оно вообще эффективно, это поле? Знаешь, Джимми, такие воспоминания не слишком ободряют.
— Ну, испытания проведены в самых жестких условиях, максимально приближённых к реальным. Я наблюдал их. На корабль обрушили радиацию, примерно равную солнечной в радиусе двадцати миллионов миль. Эффект был потрясающий. Залитый ослепительно ярким светом корабль сделался невидимым. И с корабля испытатели не видели происходящего снаружи, совершенно не ощущая при этом жары. Одно любопытно: поле включается только при определенной интенсивности радиации.
— Хотелось бы, чтобы все это скорей кончилось, а как — мне уже все равно, — рассердился Рой. — Если Старая Кислятина думает постоянно гонять меня по этому маршруту, что ж — он лишится своего аса.
— Он лишится двух асов, — поправил Джимми.
Разговор оборвался; «Гелиос» продолжал свой полет.
* * *
Жара усиливалась: 130, 135, 140. А через три дня, когда ртуть подобралась к отметке «148», Рой объявил, что они приближаются к критической зоне — туда, где солнечная радиация достаточно интенсивна, чтобы вызвать действие поля.
* * *
Напряжение достигло предела; сердца обоих бешено колотились.
— Это произойдет сразу?
— Не знаю. Придется ждать.
Сквозь иллюминаторы видны были только звезды. Слепящие лучи Солнца не проникали внутрь корабля, специально сконструированного таким образом, что под действием мощной радиации иллюминаторы автоматически закрывались.
А потом звезды начали понемногу исчезать, сперва — тусклые, затем — яркие: Полярная, Регул, Арктур, Сириус. Космос стал одной сплошной чернотой.
— Действует! — выдохнул Джимми. И почти в тот же момент обращенные к Солнцу иллюминаторы открылись. Солнца не было!
— Ха! Я уже ощущаю прохладу, — Джимми Тэрнер ликовал. — Здорово!.. Знаешь, если бы создать дефлекторное поле против излучения любой силы, мы получили бы самое мощное оружие — возможность делаться невидимками. — Он закурил и сибаритом раскинулся в кресле.