— Воспользуюсь непременно, — и он раскланялся. Поистине: Ирина Сергеевна неподражаема!
Она сделала все, что могла, чтобы сотрудники ее фирмы вцепились друг другу в глотки. Не на жизнь, а на смерть. Ибо такой человек, как Валерий Иванов, пробившийся из самых низов, из простых работников склада, позиций без боя не сдает. А она: «Я бы скорее прислушалась к Павлу. Ведь он — друг детства (ах-ах-ах!) покойного Саши!»
А, кроме того, что он друг детства, были у Сергеева другие заслуги? Сомнительно. Впрочем, эти двое друг друга стоили. Иванов и Сергеев.
Леонидов вслед за Ириной Сергеевной вышел в холл. Картина, которую он увидел, была вполне мирной: молодой человек, которого он вчера запомнил как просто Колю, наливал пиво себе и Андрею Липатову, Барышев сверлил глазами дырку в фанерных перилах балкона, Корсакова вместе с Тамарой Глебовой носила в ближайший из номеров грязную посуду. У окна курили секретарша Марина и Наташа Акимцева из бухгалтерии. Остальные, видимо, разбрелись, кто куда. Возможно, досыпать.
Серебрякова сразу же прошла к себе. В номер люкс, где на одной из кроватей, с головой накрывшись одеялом, лежала Нора. Вот кого Леонидов мечтал хорошенько потрясти! Не вылезала она из номера неспроста, и уж наверняка не из-за переживаний об умершем любовнике!
Они знали друг друга еще по делу Серебрякова. Алексей до сих пор зубами скрипел, вспоминая, как девушка на пару с подружкой пыталась его развести. И нынешние слезы Норы были слезами голодного крокодила, у которого прямо из желудка выдернули привязанный на веревочке кусок мяса. Причем крокодил этот кусок уже почти переварил. У Норы на Пашу были виды. Теперь она страдает по упущенным возможностям.
Барышев встал, как только Алексей кивнул ему на дверь в свой номер.
— Там наши женщины, — вздохнул Серега. -Общаются. Как думаешь: они нам помешают?
— Общаться? Думаю, да. А мы их попросим с детьми прогуляться.
— Ага! — с энтузиазмом сказал Серега. — Пусть роют снежные пещеры!
— Им полезно, — согласился Алексей и распахнул дверь с криком: — Девочки! На улице чудесная погода! Прошу вас оценить, как идут спасательные работы! Вблизи уже должен быть слышен шум моторов!
— Выпроваживаете? — усмехнулась Саша. -Думаете, мы будем вас подслушивать?
— Разумеется, будем! — сказала Анечка.
— Думаешь, мы услышим что-то интересное?
— Это вряд ли. По-моему, оба они зануды.
— По-моему, тоже.
— А мы их оставим без обеда. Не скажем, что путь к столовой свободен.
И Саша достала из шкафа теплые куртки. По лицу Сереги Леонидов понял, что путь к столовой тот найдет при любых обстоятельствах.
Когда компания удалилась, Леонидов полез в тумбочку, где с вечера предусмотрительно запрятал бутылку марочного вина.
— Серега, гляди — «Мускат»! Сахара, зараза, тридцать пять процентов! Сироп, елки! Похмелимся? А то башка трещит. Долго терпел, но теперь сдаюсь.
— А пить из чего? Стаканы-то в холле! Сходить?
— Ни-ни! Не стоит оказывать дурное влияние на общественность. Сейчас крышку от мыльницы принесу, да подай мне ту пластмассовую штуку от лака для волос.
— Колпачок, что ли?
— Его, родимого.
— Воняет же!
— Ничего, пойдет под «Мускат». Я эту штуку сейчас с мылом вымою.
— Тогда ты из него пей.
— Ладно, как гость, можешь пользоваться привилегией в выборе посуды. Будешь потом мыльные пузыри ртом пускать.
— Классное занятие! С детства обожаю.
Они разлили «Мускат» в мыльницу и колпачок от баллончика с лаком для волос. В тумбочке нашлась пара мандаринов.
— А осетринки, случаем, не припас? — грустно спросил голодный Серега.
— Совесть не позволила. Мы люди бедные, но гордые. Воровать «Мускат» не то же самое, что тырить осетрину.
— А бутылка этого вина знаешь, сколько стоит?
— Это я спьяну перепутал, этикетку в темноте не разглядел. Лучше бы водку стащил, ей-богу! Ну, будем здоровы!
Они глотнули из импровизированных стаканов. Барышев скривился и закашлялся:
— Ш-ш-ш…
—Ш-што?
— Ш-шампунь, зараза, попал! Ты мыльницу-то мыл?
— Мы только насчет колпачка договаривались.
— Ну, ты злодей, Леонидов! Отравил!
— Я тебя предупреждал. Между прочим, мне тоже невкусно. Знаешь, какую гадость бабы себе на голову льют?
— Иди ты… — И Серега закашлялся. — Лучше бы я из бабской туфли пил!
— Иди ты?
— Тьфу! Дай сюда бутылку! Из нее буду пить! А ты колпачок нюхай.
— Ладно, будем считать, что вводные процедуры закончены. Вернемся к нашему трупу. То есть, к трупу П. П. Сергеева. Знаешь, что мы имеем, по словам Серебряковой? Несколько крепких подозреваемых.
— И кто конкретно?
— Вот, передо мной список всех присутствовавших на сабантуе. Итого тридцать человек. Минус пятеро детей — остается двадцать пять. Себя с Сашей я тоже исключаю, если только я не лунатик и не осуществляю под воздействием сна свои заветные мечты. У меня с коммерческим были трения. Но, поскольку это маловероятно, получается еще минус два. Теперь о вас, Барышевы: во-первых, я тебе доверяю. Во-вторых, вы спали в угловой комнате и ушли раньше Паши. Так что получается еще минус два.
— Ну, спасибо, благодетель ты наш!
— Не за что. Цветы можно прямо в мой номер. Итого получается: двадцать три минус два равно двадцати одному.
— В первом классе ты, Леонидов, наверняка на «пять» учился?
— Но только в первом, — грустно сказал Алексей. — Серебрякову тоже, в общем-то, можно исключить.
— И самого убитого, надеюсь, тоже?
— Да, елки! Молодец! Я даже позабыл, для чего вся эта арифметика! Минус, Паша. Остаются девятнадцать душ, у шестерых из которых уже обрисовался веский мотив. Нора тоже под большим вопросом.
— Ей-то какой навар со смерти любовника?
— Определенно сказать не могу, но что-то там есть. Вчера они с Пашей ругались. Я сам это видел. Кстати, как только сугробы расчистят, надо будет добраться до главного корпуса и просмотреть вчерашнюю запись. В этом коттедже видеомагнитофона нет. Я это уже выяснил.
— А где кассета?
— В кармане. Сейчас уберу в тумбочку вместе с бутылкой. Надо прятать от грабителей такие ценные вещи. Итого: шесть человек имеют явный мотив, остальные тайный. В таких делах, как правило, стоит только поглубже копнуть. Там, где люди делят между собой солидную зарплату, нет места любви и братству. Тем более сейчас, когда народ за место под солнцем глотку перегрызет. Да, нынче каждый сам за себя.
— И против всех. А Пашины люди? Их ты со счетов не сбрасываешь? Они-то должны были за него держаться! И уж никак не убивать!
— А, если кто-то притворялся, что он Пашин человек, а сам делал ставку на Валеру?
— Прямо тайны Мадридского двора!
— А ты у жены спроси, как ее в свое время убрали из «Алексера». Путем каких тайных интриг. Она тебя просветит. Серебрякова, между прочим, сама мне сейчас призналась, что некая Эльза пыталась всучить ей досье. Там было обо всех.
— Эльза, Эльза… Погоди-ка… Невзрачная блондинка с волосами до плеч? Действительно, на немку похожа!
— Гестапо в работе. Та еще сучка!
— Анька моя терпеть ее не может, даже не поздоровалась вчера.
— С такими можно и не здороваться, но они живут и процветают. Валера и мадам Иванова за нее горой, я это еще осенью заметил. Анюте надо бы поосторожнее, если она еще хочет там работать.
— Моя бы воля, она бы вообще дома сидела, -вздохнул Серега. — Но это не выход. С чего предлагаешь начать?
— С обеда, конечно. Похоже, что дорогу жизни уже расчистили, я слышу, как за окном шумят моторы!
И, действительно, в комнату ввалились румяные, засыпанные снегом Саша и Анечка. Они жизнерадостно закричали:
— Мужчины, вас приглашают на кормежку!
Леонидов встал. Во рту был вкус лака для волос.
— Пойдем, Серега, а то у меня желудок склеился.
— А у меня намылился изнутри.
— О чем это вы, мужчины? — поинтересовалась Саша.
— Да мы тут так, мылись.
— И причесывались…
Бутылку, в которой кое-что еще осталось, Алексей предусмотрительно запрятал обратно в тумбочку.
Когда Барышев вышел вслед за женщинами в холл, Алексей полез в тумбочку. Он посмотрел на кассету, задвинул поглубже, так, чтобы создалось впечатление, будто ее хотели спрятать и аккуратно закрыл дверцу.
«Кто ищет, тот непременно найдет», — подумал он, выходя из комнаты.
Метель на улице постепенно утихала. У плохой погоды тоже должен быть лимит. Облака на небе напоминали слежавшуюся и посеревшую от долгого хранения вату, зато снег радовал своей несказанной белизной. Загородной, по-настоящему лесной.
«Дорога жизни», ведущая к столовой, была расчищена. Посреди сугробов пролегла огромная борозда. По этой борозде цепочкой тянулись к столовой люди: Манцев на ходу захватывал голыми руками снег и тер опухшее лицо, озорная Марина, которая шла сзади, пыталась подловить его и сунуть за шиворот белый комок. Наконец ей это удалось, Манцев взревел и ринулся на нее тигром. Они расхохотались и повалились в сугроб.
