Я хотела было ляпнуть что-то нелицеприятное, но в последний момент прикусила язык.
– Она наверняка увидит вас, не могли бы вы… – Никита вконец сконфузился и сник.
– Что я должна сделать, Никита Максимович? Пока я на вас работаю, я могу делать все, что идет вам на пользу, в пределах законов, разумеется. Можете не стесняться в просьбах.
– Не могли бы вы… – Никита нервно сглотнул. – Не могли бы вы позволить ей сделать определенные выводы из вашего посещения моей квартиры? – на одном дыхании произнес он.
Я отдала должное постановке вопроса. От меня не требовалось лгать, нужно было только в определенный момент прикусить язык и промолчать.
Я улыбнулась, Никита неправильно понял и покраснел. А я подумала о том, что он, как и я, не хочет доводить престарелую соседку до инфаркта. Я же говорю, рыцарь. Это еще больше расположило меня к нему. Как-будто можно расположить еще больше….
– Дело в том, что она знакома с моей бабушкой… ну, вы понимаете… Она считает своим долгом приглядывать за мной.
– Понятно. – Я поджала губы, чтоб сдержать ухмылку. – Приглядывать и докладывать.
– Нет, ну правда, если вам не тяжело… Просто она вас все равно заметит, а мне не хотелось бы потом объяснять бабушке ваш визит в пустую квартиру. Ну, или скажите, что вы жена моего друга. Только не правду, пожалуйста.
– О том, что вы в больнице, можно говорить?
– Учитывая то, что мы немыслимо шумели, и потом милиция… Думаю, да, об этом говорить можно, и даже нужно… но…
– Но осторожно. Я вас поняла, Никита Максимович. Сделаю все в лучшем виде.
Я кивнула. Для пущей убедительности.
Он еще раз умоляюще на меня посмотрел.
– Я же говорю, что в лучшем виде. Вам не придется потом краснеть и, заикаясь, придумывать оправдания.
Никита Максимович сверкнул радостной улыбкой, от которой сладко засосало под ложечкой.
Этот мужчина явно недооценивает силы своего взгляда и улыбки тоже. Я еле устояла на ногах, коленки привычно подкосились, а из глубин моего естества взметнулась очень возбужденная женская суть. Кто-то должен ему сказать, что нельзя так улыбаться женщинам.
Кто? Ты? Спросил внутренний голос.
Нет, я не найду в себе сил, грустно ответила я сама себе.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не вызвать у вашей тети Сони излишнего любопытства или далеко идущих выводов, – услышала я свой голос и поймала еще одну радостную улыбку.
– Спасибо.
После этого я поспешила ретироваться, чтобы не наделать глупостей под руководством взметнувшихся низменных инстинктов. Да уж, пылкая страсть явно не поможет в раскрытии этого дела.
Кое-как, на полусогнутых ногах я добралась до своей машины. Забравшись в ее привычные недра, я нервно покурила, пытаясь обуздать свои чисто женские порывы.
Чтобы добраться до Советской, мне нужно было прокатиться через полгорода.
Я позвонила Петру и продиктовала все сведения, которые ему нужны были, полагая, что чем раньше он возьмется за дело, тем раньше его закончит.
Потом еще посидела, переваривая ту непонятную историю, что приключилась со мной в палате Никиты Максимовича. Такой передозировки гормонов я не припомню с тех пор, как мне исполнилось лет семнадцать.
Как так получилось, что по истечении десяти лет я стала так перед ними беззащитна?
Может, мимо нашего булыжника, под названием Земля, пролетает какая-то странная комета, с непредсказуемыми последствиями?
Да, скорее всего, именно этим все и объясняется.
Или, может, я была плохой девочкой в прошлом году, и Санта решил меня наказать.
Мерзкий Санта. И комета тоже.
Я резко сорвала машину с места и покатила по указанному мне адресу.
Добиралась я долго, сквозь дебри обычных и уже привычных всем пробок. Хотя и умудрилась половину объехать, благодаря авторадио. Припарковалась я прямо у нужного мне подъезда. Такое счастье редко случается.
Выбравшись из машины, я уверенно, словно живу здесь со времен постройки дома, направилась к подъезду. Без приключений я добралась до нужной квартиры, незаметно огляделась. Дверь у Никиты Максимовича была железная, что и следовало ожидать. Потом я смело вставила ключ и открыла дверь. Еще раз оглянулась.
Ничего подозрительного не отметив, я приоткрыла дверь и тенью скользнула внутрь.
Нащупав выключатель, я включила свет и огляделась.
Сначала в глаза бросилась обстановка.
Прихожая была отделана интересно. Одна стена была полностью скрыта зеркалами, в которых отражался встроенный шкаф с зеркалом, над которым красовалось множество встроенных ламп. Такие же лампочки, похожие на застрявшие в стене мыльные пузыри, украшали и потолок сливочного цвета. На светло-бежевом паркете лежал ковер цвета молочного шоколада неправильной амебной формы с настолько длинным ворсом, что в нем ноги просто утопали.
Иногда по обстановке невозможно догадаться, кто же здесь живет, а иногда, напротив, обстановка говорит и за себя, и за хозяина.
Я улыбнулась. Прихожая прямо вопила о том, что здесь живет красивый и пушистый мужчина. А еще она сейчас говорила о том, что здесь недавно произошла драка.
Одно из зеркал, составляющих стену, по всей длине пересекала безобразная трещина, ближе к полу она превращалась в большую вмятую снежинку. На светлых, под необработанное дерево, стенках шкафа красовался кровавый отпечаток ладони. Одна дверца была с «мясом» сорвана с петель, черное пальто и несколько шапок валялись на полу, обильно украшенном засохшими каплями крови. Одна из амебных лапок ковра была задрана, а сам ковер лежал волнистой гармошкой.
Я прошла дальше.
По коридору налево зал. Ага.
Я шагнула в большую залитую зимним солнцем комнату. Свет попадал сюда через два больших окна, расположенных в противоположной двери стене. Окна были густо задрапированы шторами из кремово-золотистой органзы, из-за чего свет казался желтым, как отблески от костра.
Здесь тоже было очень красиво до того, как кто-то поработал над порядком.
Я огляделась.
Первое, что я заметила, были амебной формы коврики, лежащие тут и там по всей комнате, как следы какого-то чудного животного. Они были выдержаны в светлых пастельных тонах, контрастируя с темным, цвета мореного дуба, паркетом.
В углу, слева от двери, располагался бар, втиснутый в огромный старинный глобус, он был открыт и тщательно исследован. Рядом, вдоль стены, стоял книжный шкаф с диагональными полками, коллекция книг лежала на полу странной бесформенной кучей. По-моему, это преступление так обращаться с такими книгами. Кожаные переплеты ранено поблескивали золотистым тиснением своих названий.
Дальше мой взгляд наткнулся на камин, оказавшийся электрическим при более пристальном разглядывании. Рядом стояло кресло-качалка с двумя небрежно брошенными в него декоративными подушками. То, что располагалось раньше на каминной полке, также валялось на ковре, лежащем у камина. Даже картина, которая, видимо, висела над ним, теперь стояла, опершись на каминную стенку изломанной рамой.
Компьютерный стол, стоявший в углу, у задрапированной органзой стены, тоже нес следы неаккуратных поисков. На нем лежали вывернутые дисковые коробочки, папки с документами, листы которых устилали пол под столом.
Я повернулась направо.
Вдоль стены и между дверями, ведущими из зала в спальню, стояла коллекция небольших пальм. Небольшими они казались издалека, как только я подошла ближе, обнаружила, что самая большая немного выше меня.
В середине комнаты стоял ансамбль из дивана, двух кресел и двух стеклянных столиков непрозрачного матового цвета, один из которых располагался под другим, полностью повторяя его линии. Столики были сделаны из одного ровного полотна, изогнутого буквой «П».
Стена справа была оформлена красивыми витражами, выдержанными в красно-желто-золотых тонах. Сейчас витражи были сдвинуты в стороны, показывая внутренности встроенного шкафа во всю стену. В середине шкафа была ниша, в которой помещался большой плазменный экран, под ним располагалась вся соответствующая техническая начинка. Рядом на полу валялась распотрошенная коллекция дисков. Также на полу вдоль стены вперемешку расположилось все то, что когда-то в идеальном порядке хранилось в шкафу.
Я прошлась по залу, разглядывая больше беспорядок, чем обстановку. Дойдя до двери в спальню, я еще раз огляделась. Таинственный посетитель постарался на славу. Он действительно все вывернул наизнанку.
Мягко толкнув дверь, я вошла в спальню.
Она была выдержана в золотисто-ореховых тонах. На полу лежал молочно-белый пушистый ковер неправильной формы. Стена с окном, так же как и в зале, была полностью задрапирована. Бело-желтая органза чередовалась с золотыми шелковыми шторами. Оригинальная двуспальная кровать занимала половину комнаты, изголовьем примыкая к левой стене. Она была похожа на приплюснутую и растянутую букву «П», на шапке которой разлегся огромный ортопедический матрас. Правда, сейчас он валялся рядом с ней на полу, тут же кучей лежали золотое покрывало, подушки, одеяло и простыни. Рядом с кроватью стоял небольшой овальный столик из стекла, больше похожий на огромную банку из-под крема. На нем порядка тоже не наблюдалось. Над кроватью, ближе к окну висел светильник с плафоном из белого непрозрачного стекла. Напротив кровати стоял комод. Все ящики из него были выдвинуты, и на полу вокруг валялись вещи. Носки вперемешку с нижним и постельным бельем….
