На мое счастье, до крыльца удалось-таки добраться без приключений. А вот на самом крыльце меня ждал сюрприз. Полоска бумаги, опечатывающая дверь, была сорвана. Лишь малюсенький клочок, болтавшийся на ветру, напоминал о ее существовании. Интересно, дружки-бомжи поработали или нашелся любопытный из другой среды? Толкнув дверь, я поняла, что ключ, которым снабдил меня майор, не понадобится. Да и замок у Мальцева был, честно сказать, скорее для видимости. Такой замок любой школьник перочинным ножом вскроет в течение тридцати секунд.
С крыльца я попала в коридор. Попытавшись нащупать выключатель, тут же отдернула руку от стены. Поверхность была сплошь покрыта чем-то липким. Судорожно покопавшись в сумочке, я отыскала платок. Справившись с брезгливостью, вытерла руку и оглядела помещение. Жуть, конечно, страшенная. Здесь было относительно пусто. Только старенькая скамеечка да вешалка на стене. А вот с потолка почти до пола свисала паутина, щедро сдобренная вековой пылью. И как прикажете через эти заросли продираться? Пришлось вернуться во двор. Отыскав в куче хлама черенок от лопаты, я вооружилась им и пробралась-таки через паутинный заслон.
В комнатах картина была не намного лучше. Все та же паутина, все те же горы хлама, только дорожки для перемещения из одной комнаты в другую немного попросторнее. В кухню даже заглядывать было страшно. Горы немытой посуды, покрытые слоем жира и остатками пищи. Газовая плита старинного образца свой первоначальный цвет вообще потеряла. Его просто не было видно за толстым слоем нагоревшего жира. Единственным мало-мальски чистым предметом посуды был медный самовар. Он хоть и был старым, но бока его были старательно начищены. Странный выбор. Может, Филипп питал слабость к самоварам так же, как к огородным работам? Огородик я высмотрела сквозь относительно чистое окно. Кто-то протер в слое пыли аккуратное круглое отверстие диаметром сантиметров двадцать пять. Окно это находилось у изголовья панцирной кровати с коваными каретками. Наверное, это сделал сам Филипп. Любовался в свободное от питья и работы время на плоды своего труда? Похоже на то.
Обойдя все комнаты, я вернулась в спальню. Это место выглядело самым обжитым. Тут и закончил свой земной путь Филипп Мальцев. Перекошенный табурет, сиротливо лежащий в центре комнаты, и кусок капроновой веревки, болтающийся на крючке, предназначенном для люстры, говорили сами за себя. Я подняла табурет. Попытка заставить его стоять на всех четырех ножках успехом не увенчалась. Мне стало понятно, что имел в виду майор, когда отвечал мне по поводу следственного эксперимента. Я бы на такой табурет тоже лезть не стала. А вот веревка была добротная. И капрон был выбран не случайно. Капроновый узел скользит по гладкой поверхности, как по маслу. С этим прокола случиться не могло. Интересно, где Мальцев веревку приобрел. И давно ли? Если удастся найти чек, тогда можно будет установить, когда он задумал повеситься. И задумал ли вообще.
Я стояла в центре комнаты, как раз под злополучным крючком, и размышляла. С чего начать? В доме столько вещей, что на их осмотр может уйти неделя. Тратить неделю на обыск – непозволительная роскошь. Но покопаться в доме все же надо. Вдруг да и обнаружится что-то необычное. Решив начать со спальни, я стала обходить ее по периметру. Осторожно, двумя пальцами я поднимала один предмет за другим, заглядывала в углы и ящики, но взгляд ничего не цепляло. Ну, просто ничего.
Тогда я перешла в соседнюю комнату. Некогда это было самое большое помещение в доме, и служило оно, скорее всего, гостиной. Или залом, как сейчас принято называть. В гостиной места для передвижения было еще меньше, а вот пыли, наоборот, больше. Даже пол был покрыт толстенным слоем. И на этом слое явственно виднелись следы от ботинок. Протектор не отпечатался. Скорее всего, четкого рисунка на подошве не было. Такой след может остаться только от модельных туфель. Причем мужских. Я осторожно протиснулась между сервантом и тремя этажерками, набитыми всякой всячиной. На всех предметах присутствовали следы. Тот, кто копался в вещах, был в нитяных перчатках, имеющих с тыльной стороны прорезиненную основу. Пупырышки от этой основы отпечатались и на поверхности дверок серванта, и на ящиках комода, стоящего в самой глубине комнаты. Это что же, наша доблестная полиция при осмотре места происшествия теперь пользуется хозяйственными перчатками? Впрочем, их можно было понять. Дотрагиваться здесь до чего бы то ни было голыми руками мог только человек, окончательно лишенный чувства брезгливости.
Над комодом я заметила еще одну деталь. Деревянная обшивка дома была содрана со стены на добрых два метра. Прямо вандализм какой-то. Неужели опера постарались? Или неизвестный посетитель, который был в доме уже после них? А он был. И дверь не заперта, и печать сорвана. А что, если это не приятели-бомжи к Филиппу наведались? И следы эти и от туфель мужских, и от нитяных перчаток появились уже после того, как тело Мальцева забрали. В таком случае становится очевидным, что в доме что-то искали. Что-то такое, что можно спрятать за обшивкой стены.
Я вернулась в спальню и набрала номер Заблоцкого. Как только он взял трубку, я, не здороваясь, спросила:
– Скажите, когда проводили осмотр дома, обследовали все комнаты?
– И вам здрасте, Татьяна, – пошутил Заблоцкий.
– Майор, мне не до шуток. Пожалуйста, ответьте на вопрос, – оборвала я его.
– Осмотр опергруппой был проведен только в кухне и в комнате, где нашли тело покойного, – мгновенно перестроившись на серьезный лад, отрапортовал майор.
Вот это качество мне в нем нравилось. Он интуитивно понимал, когда шутки неуместны.
– Осмотр проводили в перчатках? – снова спросила я.
– Ну, эксперты были в перчатках, а мы так, осторожненько, – не стал скрывать майор. – Да этого и не требовалось. Осматривать особо было нечего. Так, по мелочи.
– Что конкретно вы осматривали?
– Шкаф в спальне. Постель покойного. Тумбочку прикроватную. Хлам кое-какой из коробок выкинули. И все. Ах, да. Еще одежду покойного. Она на полу горкой валялась, – отчитался он.
– Вы уверены, что в большую комнату никто не заходил? – уточнила я.
– Уверен. Мишка собирался, это эксперт наш, но потом передумал, – ответил майор.
– Почему передумал?
– Да там на полу такой слой пыли, что сразу было понятно: комнату месяца четыре никто не посещал. А то и больше. Чего нам-то там делать? – произнес он.
– И хозяйственными перчатками вы не пользуетесь, верно? – еще раз переспросила я.
– Нет. А в чем дело-то? – не выдержал майор.
– Похоже, у нашего покойничка гость был. Уже в его отсутствие, – ответила я и пересказала результаты осмотра дома.
– Ну, дела! – присвистнул майор. – И кому понадобилось лезть к нему? Может, бомжи?
– Не похоже. Следы на полу явно от модельных мужских туфель. Да еще эти перчатки. Нет, у Мальцева что-то искали. Вопрос в том, что именно? – проговорила я.
– Ну, не знаю. Там и брать-то нечего. Сами ж видите, – проговорил мой собеседник.
– В том-то и дело, что вижу. И то, что я вижу, мне совсем не нравится, – призналась я.
– Вы еще долго там будете? Может, мне подъехать, – в порыве альтруизма предложил майор.
– Не нужно. Я скоро ухожу, – отказалась я. – Ответьте еще на один вопрос. Вы помните имя того бомжа, что в отдел приходил о Мальцеве сообщить?
– Кирпичев Леонид Сергеевич. Кличка Кирпич. Там в протоколе все есть, – напомнил он.
– И место постоянного обитания указано?
– И это тоже. Он у пруда обретается. Там сарай заброшенный, еще со времен сенокосов, когда жильцы частного сектора скотину во дворах держали. Жилище ветхое, но пока не идет под снос, – пояснил майор.
– Спасибо за помощь. Еще увидимся, – поблагодарила я и отключилась.
Итак, в доме Мальцева что-то искали. Кто и что, неизвестно. Вот это я и буду выяснять в первую очередь. А пока можно продолжить осмотр.
Я обошла все помещения, внимательно присматриваясь на предмет следов от нитяных перчаток. Обнаружила их еще и в кухне. В дальнем уголочке на пыльной поверхности дореволюционной тумбочки. В недрах тумбочки, так же как и в большой комнате, была вскрыта задняя стенка. Интересно, нашел тайный посетитель то, что искал?
Больше ничего интересного я не увидела. Уходя, я заглянула в карманы спецовки, висевшей на вешалке. Там скопилась куча старых чеков. В основной массе за покупку продуктов питания. А вот чека на покупку капронового шнура так и не нашлось. То, что Филипп не торопился выбрасывать чеки, говорило само за себя. Вряд ли он избавился бы именно от этого чека. Значит, можно предположить, что веревку приобрел все-таки не он. Но это были только предположения, а их, как говорится, к делу не пришьешь.
Покинув дом, я закрыла дверь на ключ и приклеила новую полоску бумаги, предупреждающую о том, что дом находится в ведении полиции. Прежде чем окончательно уйти, я наведалась на огородик. Сама не знаю почему. Там, в отличие от дома, был идеальный порядок. Сорняки прополоты. Земля еще хранила влагу последнего полива. Грядки были аккуратно посыпаны опилками. Ровные ряды овощей радовали глаз. Слева от кустов томатов была засажена свежая грядка. Судя по всему, на ней был высажен редис. Значит, незадолго до своей кончины Мальцев позаботился о том, чтобы обеспечить себя поздним урожаем редиса. Некоторые любители этого корнеплода так делают. Высаживают редис в начале августа, а к концу месяца собирают урожай. Он в это время хоть и резковат на вкус, но для любителя сойдет. Факт этот косвенно свидетельствовал о том, что Филипп собирался дожить хотя бы до конца августа. Иначе ради чего все эти труды? Да, подумать есть над чем. Рано майор дело в архив сдал, ох рано.
