Отвратительно улыбаясь, Джурон положил свечу возле ноги. Пламя начало лизать истощенную плоть.
С криком боли человек проснулся и поджал ногу, чтобы спастись от огня. Он широко открыл глаза и уставился наверх, шепча:
– Это ты, Джурон?
– Ты с каждым днем становишься все больше и больше похож на меня, братец, – отозвался Джурон.
Андрэ покачал головой и сел, прислонившись к холодной стене.
– Что – что ты со мной делаешь, Джурон?
– Ты что, не помнишь, Андрэ? Лекарство было таким же сильным, а?
– Пожалуйста, Джурон, я умираю от жажды.
– Прости, братец, – последовал холодный ответ. – Еды и воды больше не будет. Ты и так достаточно загадил камень. Пришло твое время умирать.
– Чем я это заслужил?
– Лучше будет, если я тебе не отвечу, – спокойно бросил Джурон. – Молись о прощении. – Он порылся в складках плаща и вытащил поблескивающую рубиновую подвеску. – Ты видел, что я нашел? Голос из камня стал бешеным:
– Отдай это мне, Джурон! Отдай! Это мое по праву рождения.
– Тебе осталось только побеспокоиться о правах смерти. К тому же его целительная сила распространяется на болезни и раны, а не на голодное угасание.
– Если ты собираешься убить меня, то дай мне хотя бы умереть, не снимая своей подвески. Умоляю тебя…
– А разве ты дал мне поносить камень, когда меня обезобразила чума? Мольба Андрэ перешла в рычание:
– Отдай мне подвеску, Джурон. Или я прокляну тебя, и тогда твои муки превзойдут мои вдвое!
– Завтра начнется строительство арены. Будет выложен первый ряд камней, начиная с этого – в котором лежишь ты. А потом будет еще один ряд, и еще…
– Я буду кричать.
– Как вчера и позавчера? Думаю, нет. Этот порошок делает тебя молчаливым, – ответил Джурон, открывая стеклянную баночку.
– Я ненавижу тебя, Джурон. Вся моя любовь обратилась в ненависть.
– В конечном счете, мы одинаковы, – отозвался Джурон, высыпая тончайший порошок в каменную могилу брата.
Глава 1
Мария отбросила назад угольно-черные волосы и поправила повязку, закрывающую глаза. Затем, оставив на столе перед собой все кинжалы, кроме одного, она подняла клинок и приготовилась кинуть его. Толпа затихла. Сильным броском кисти, молодая женщина послала кинжал прямо в душный воздух. Острый нож взлетал все выше и выше, и в тишине Мария прекрасно слышала резкий звук, с которым он режет воздух. После минутного замешательства она услышала взрыв толпы и резкий всхлип холста тента где-то наверху.
– Видите, – крикнула она хорошо поставленным актерским голосом, – точность – инстинкт, а не зоркость глаз.
Переступив босыми ногами по песку, она продолжила:
– Вы уже убедились, что я слепа. Я ношу повязку только для тех, кто этому не верит. – Она подняла руку и выставила перед зрителями открытую ладонь. – Но для того, чтобы поймать кинжал, мне нужны не глаза, а руки.
Шорох падающего кинжала потонул во вздохе толпы. Ладонь сомкнулась на рукоятке ножа, Мария взмахнула им и, широко улыбаясь, добавила:
– Инстинкт важнее глаз.
Она раскланивалась, а толпа взрывалась неутихающими аплодисментами. Подойдя к столу на сцене, Мария глубоко вздохнула, готовясь к новому номеру, и взяла еще два кинжала. На сцене воняло потом и дымом – сегодня собралась самая большая толпа за весь год. Мария кинула в воздух первый нож, за ним быстро последовал второй, она поймала первый и тут же из быстрых рук выпорхнул третий. Толпа замерла, а Мария чутко прислушивалась к ритму ножей, которые ловила и подбрасывала.
– Искусство жонглирования – древнее и благородное, – говорила она в промежутках между падением и взлетом острых стальных клинков. – Сам Совет Л'Мораи – труппа жонглеров, поддерживающая бесконечный круговорот справедливости и свободы, закона и прав.