Коням передался трепет всадников, пошли наметом, став похожими на низко летящих над верхушками травы птиц. Город приближался, разрастался, стали отчетливее видны стены, ворота, золотые крыши дворцов. Придон чувствовал, как на загривке начинают шевелиться волосы. Город с такими стенами не взять штурмом никогда и никому!
Блистающий белым камнем город, расположенный посреди изумрудно-зеленой долины, показался ему утонувшим в разноцветном артанском борще. На ровной зелени, почти закрыв ее собой, торчат нелепые кочки шатров, крохотные фигурки людей еще неразличимы, но сама людская масса уже гадостно пестрая, яркая, словно все разом превратились в скоморохов.
Да куявы и есть скоморохи, сказал Придон себе презрительно. Кони все еще идут наметом, ветер треплет волосы и свистит в ушах, копыта стучат дробно и часто, как будто на деревянный пол сыплется горох из порванного мешка. Долина от края и до края запружена пестро одетым людом, эти яркие цветные шатры тянутся за горизонт, всюду выносные лавки с товаром, множество знамен и прапоров с гербами, эмблемами, слышен зов труб, крики зверей, рев скота, пригнанного на продажу…
Ярмарка, напомнил себе Придон, – самый важный праздник для этого торгашеского люда! Куявы – народ, который продаст отца и мать, если на этом заработает хотя бы медную монетку. И как боги терпят на земле таких людей?
Вяземайт сказал наставительно:
– Они полагают, что они, куявы, богаты. Но беден не тот, у кого мало, а кому надо много. Мы, артане, богаты! У нас есть все, что нам нужно. Мы умеем наслаждаться скачкой на горячем коне, а куяв остается несчастным в огромном дворце из золота…
Аснерд услышал, крикнул на скаку:
– Причиной бедности чаще всего бывает честность. А куявы никогда в честности замечены не были!
Конь несся вдоль побережья, за поворотом еще не открылась обширнейшая гавань, но Придон уже увидел целую щетину мачт, похожих на обглоданный лес, где прошла гусеница загульника. Даже ему, степняку, показалось, что мачт чересчур, чересчур… Тоже прибыли на ярмарку, торговые души! Нет мужчин в Куявии, ибо настоящие предпочли бы праздник Танца с Мечом или же кровавое жертвоприношение чужаков свирепой богине Табитс.
Каменная гряда медленно уползала в сторону. Взору открылся залив, где в беспорядке перемешались огромные корабли людей с юга: в бортах по два ряда весел, быстрые и свирепые боевые корабли северян, эти предпочитают ходить под парусом, хотя и на веслах им нет равных, но больше всего кораблей презренных куявов: толстые, с раздутыми, как у коров, боками, забитые товаром, пусть даже самым никчемным, вдобавок эти куявы снуют на лодках между большими кораблями, что-то предлагают, покупают, выклянчивают, торгуются…
Дальше ярмарка с долины сомкнулась с той частью торгашей, что устроили торг прямо в гавани. Придон вынужденно перевел коня на шаг, чтобы не подавить этих жонглеров, скоморохов, торговцев шелками, сладостями, цветными бусами, серьгами, душистыми маслами и притираниями, снова разноцветными платками и ожерельями, будто в этой стране совсем нет мужчин.
Впрочем, в одном месте увидел лавку оружейника, тот выложил на широкий стол искусно выкованные мечи, остро наточенные и хорошие по форме, но с такими яркими и неудобными рукоятями, что Придон презрительно засмеялся, словно заржал его конь, дал шпоры и поскакал к городу, уже не заботясь, если кого собьет или стопчет.
Конь Вихряна едва передвигал ногами, хотя песиглавец менял их у каждого сторожевого поста. Он с завистью посматривал на огненных коней спутников: с сухими мышцами, горячие, без единой капли жира, даже без подков, ибо от крохотной прибавки в скорости зависят жизни, тугие и выносливые, и сейчас выглядят так, словно только-только вышли на прогулку.
На расстоянии выстрела из лука от ворот придержали коней, Вихрян громко возблагодарил богов, а шестеро молча смотрели на стену, на город.
Куяба окружена просто чудовищной стеной, а по верху, говорят, могут проехать два всадника стремя в стремя. Сам город на возвышении, и целый ряд дворцов, башен и дивных многоэтажных строений, устремившись к чистому синему, почти артанскому небу, сумел высунуть крыши над верхом стены. Под заходящим солнцем крыши домов знати горят расплавленным золотом, есть – серебром, а у тех, кто победнее, – красной черепицей. Багровое солнце блестит и в окнах, где вставлены прозрачные пластинки слюды, тонкие, как кленовый лист, а то и еще тоньше.
Скилл молча повел дланью, указывая на южную часть города, там река, берег со стороны Куябы поднят, весь в ровных каменных плитах, как спина гигантской черепахи, и кажется, что сама городская стена уходит в далекие темные глубины воды и даже земли.
Аснерд хмыкнул:
– Хорошо укрепились, ничего не скажешь. Олекса и Тур, что всегда следовали за спинами, молчаливые, как тени, заворчали, Тур сказал негромко:
– Трусы. Стены города – доблесть его жителей.
Придон со смешанным чувством смотрел на город, там тесно, великолепнейшие здания толкаются, то лезут вверх, то чуть ли не через стены, являя собой дивное богатство и красоту. Почему боги такую красоту и богатство дали презренным куявам?
Аснерд проговорил с затаенной гордостью:
– Что умеют куявы, так это строить!.. Как муравьи, копают, роют, тащат в свои норки. А потом и вовсе уже не норки, а купола над норами… В этом городе столько мрамора и черного гранита, целую гору можно сложить! А тащили издалека, представляешь?
Придон невольно повернулся в седле в сторону далеких, очень далеких гор. Как из такой дали тащить хоть одну глыбу, видно же, из каких брыл сложены стены?
– Не морочь ребенка, – проворчал Вяземайт. – Мрамор ломали вблизи, покажу заброшенные каменоломни. Гранит, правда, издалека, верно. Но это ж куявы, для защиты своих трусливых душ чего не сделают!.. Будто за стенами можно отсидеться.
На самой вершине гигантского пологого холма со срезанной верхушкой – величественный дворец, крыша блестит червонным золотом, стены из белого мрамора, три этажа, вдоль окон последнего, третьего, идет широкий балкон, можно пробежать вокруг всего здания, заглядывая в окна и вламываясь в двери.
– Дворец Тулея, – объяснил Аснерд. – Тцарский, построил еще Видевдат, потом, правда, перестраивали, расширяли, украшали…
Вяземайт хмыкнул:
– Расширяли!.. Твой Видевдат построил мелкий курятник! Из камыша, если вообще… не при коне будь сказано. Вспомни, какое время было.
Аснерд подумал, почесал в затылке, взгляд стал задумчив.
– Да, подзабываю…
Над главными воротами, распахнутыми во всю ширь, распростер крылья бронзовый дракон. На каменных стенах справа и слева от ворот во всю высь каменные рыла разъяренных драконов. Аснерд уважительно покачал головой, Вяземайт придержал коня и всмотрелся с холодноватым отрицанием, а Придон стиснул челюсти в немом бешенстве.
Скилл сразу уловил перемену в настроении брата, в глазах засверкали веселые искорки.
– Брось, – сказал он легко, – на всю Куявию не найдешь сотни человек, которые бы видели живого дракона! Это все спесь, спесь…
– Знаю, – процедил сквозь зубы Придон. – Это и бесит.
Скилл расхохотался.
– Пусть убогенькие гордятся. Мы-то знаем настоящую цену.
Придон хмуро промолчал. Драконы живут только в дальних отрогах Рипейских гор, нашлись безумцы, что приручили… Не так, как люди собак, собаки – преданные друзья, а как приручают быков или лошадей, но теперь это гордость всей Куявии. Мол, ни один народ не настолько отважен, чтобы вступить в союз с драконами! Однако же быков или коней используют по всей Куявии, а драконы и сейчас живут сами по себе, в войнах их не видели, а все, что удавалось куявам, – это пролететь раз-другой на спине дракона. Но непонятно, что потом. Может быть, дракон потом съедает наездника.
Из ворот медленно выдвигались, словно город выдавливал тесто, одинаково тучные, неповоротливые люди. Все в цветных одеждах, свободных, похожих на женские, все неторопливые, будто плавающие в теплой воде. Вперед, как облако, выплыл на коротких толстых ногах непомерно тучный мужчина с выпирающим животом. Он отдувался на ходу и вытирал потное лицо широким рукавом.
Артане пустили коней шагом, а когда до встречающих оставалось не больше пяти шагов, Скилл вскинул руку ладонью вперед. Это было небрежное приветствие и одновременно приказ своим остановиться.
Толстый человек с натугой поклонился. Его мясистое лицо сразу налилось кровью, а толстые складки на необъятной шее Побагровели.
– Меня зовут Черево, – сказал он придушенным голосом. – Черево, наместник земель Лесогорья, бер из рода Улиновичей. Великий тцар благословенной Куявии, блистательный Тулей, велел мне встретить дорогих гостей и вообще… показать город. Если надо, помочь, дабы не претерпели неудобств.
Скилл захохотал:
– Неудобств? Я сам умею расстегивать портки. За его спиной загоготали. Черево снова поклонился, но уже чуть-чуть, развел руками.