— Конечно, мой мальчик! — отвечает ему дона Дулсе, выходя из-за стеллажа с коробочкой в одной руке и с пакетиком — в другой. — Вот это, — она поднимает пакетик повыше, — я заварю вам прямо сейчас. У вас сразу же пройдет насморк и перестанет чесаться в носу. А это, — дона Дулсе показывает Дуду коробочку, — вы попьете дома. У вас ослабленный иммунитет, мой мальчик, вам обязательно нужно пить травки!
Дуду тяжело вздыхает.
— Большое спасибо, дона Дулсе, — говорит он, старательно подбирая слова. — Я вам очень-очень признателен…
— Так я заварю травку? — радостно перебивает старушка. — Это очень быстро! Вы увидите, как вам сразу станет легче!
"Спокойно, Дуду, — думает Дуду, прикрывая глаза. — Спокойно, старик. Это просто одинокая старушка. Она сидит здесь одна, и ей не с кем поговорить. Держи себя в руках".
— Что с вами, мой мальчик?! — пугается дона Дулсе. — Вам плохо? У вас давление? Я сейчас принесу травку от давления! У меня есть отличные…
— Мне хорошо!!! — скрежещет Дуду, открывая глаза. — Мне не нужно травок! У меня аллергия на травки! И вообще я на работе! Пожалуйста, дона Дулсе, миленькая, покажите мне ваш электрический счетчик, я сниму показания и пойду!
Дона Дулсе сникает.
— Конечно, мой мальчик, — тихо говорит она, складывая пакетик и коробочку на полку. — Простите меня. Счетчик возле двери, слева.
Дуду поднимается на две ступеньки и быстро записывает показания счетчика в блокнот. Потом оглядывается. Крошечная дона Дулсе стоит у стеллажа, зябко кутаясь в свою огромную шаль с кистями. Зверек Пирусаш улегся у нее в ногах спиной к Дуду, Дуду виден только печально опущенный круглый хвост, похожий на облезлую меховую хризантему.
Дуду становится трудно дышать, как будто кто-то его слегка придушил — не до смерти, но чувствительно.
Он снова спускается вниз и совершенно неожиданно для себя обнимает маленькую старушку.
— Большое спасибо, дона Дулсе, — говорит он проникновенно. — Когда я простужусь, я обязательно приеду к вам за травками. Обещаю!
— И правильно сделаете, мой мальчик! — наставительно отвечает дона Дулсе и что-то сует Дуду в карман. — Дома попейте эти травки, хотя бы несколько дней. Вы сразу забудете о вашей аллергии!
Дуду хочет что-то сказать, но у него начинает чесаться в носу, и он чихает.
Зверек Пирусаш вскакивает и заливается звонким лаем.
Pastelaria.[8] Fabrico proprio[9]
"Только кофе — и все, — думает Маргарида, идя по улице. — Кофе чашечку. И хватит".
Вчера вечером весы в ванной показали такое, что Маргарида час плакала, ночь не спала, а к утру приняла решение.
"Кофе — и все, — твердо думает она. — И даже без молока".
Желудок сжимается в комок и издает отчетливый стон.
"Ладно, с молоком, — смягчается Маргарида. — Но только одну чашку. И все."
Желудок что-то недовольно ворчит, но Маргарида больше не обращает на него внимания.
"Кофе — вполне себе завтрак, — думает она. — Особенно если с молоком".
Маргарида сворачивает в переулок и останавливается между маленькой сумрачной забегаловкой с надписью "Бар N?9" и огромной благоухающей кондитерской "Сладкий ангел".
"Только кофе — и все", — напоминает себе Маргарида, делая шаг к Номеру Девять.
"Но в кондитерской кофе значительно лучше", — думает она, делая два шага к Сладкому Ангелу.
"Зато в баре нет никаких особенных соблазнов", — Маргарида решительно поворачивается к Ангелу спиной.
"Но чашки там — немытые. И кофе гадкий! И туалет! Грязный! И! Вонючий!!!" — Маргарида представляет себе грязный и вонючий туалет, и застывает на месте. Ее начинает мутить.
"Это меня от голода мутит, — думает Маргарида и почти бежит к кондитерской. — Сейчас выпью кофе, и все пройдет".
— Доброе утро, барышня Маргарида! — говорит кассирша на входе. — Что-то вы сегодня припозднились!
Маргарида неопределенно пожимает плечами и садится за столик. Она старается не смотреть на витрину с пирожными, но никак не может удержаться и бросает на витрину короткие жадные взгляды.
"Только кофе, — отчаянно думает Маргарида, — только ко… ой, сегодня у них, наконец, есть берлинские шарики[10]… только кофе, толькокофе… а что это, хотела бы я знать, за "Шоколадное наслаждение"? Нет, только кофе, толькокофе, только…"
— Доброе утро! — весело здоровается официант. — А мы боялись, что вы сегодня уже не появитесь! Вам как обычно?
— Да, — говорит Маргарида, вымученно улыбаясь. — То есть, нет… то есть… — Она пытается сказать «толькокофе», но язык не слушается, и Маргарида с ужасом слышит собственные слова: — Мне кофе с молоком, кекс с цукатами и берлинский шарик. И этого… "шоколадного наслаждения" пару кусков — с собой…
Papelaria[11]
Рано утром маленький грузовой фургончик с надписью на боку "Газетчик. Доставка печатной продукции" заезжает в переулок и останавливается под табличкой "Парковка запрещена". Алберту выбирается из кабины и деликатно — костяшками согнутых пальцев — стучит в дверь совсем крошечного магазинчика. Ему никто не отвечает, поэтому Алберту стучит посильнее — кулаком, и, наконец, от души пинает дверь тяжелым черным ботинком.
— Я здесь уже, здесь, — раздается сбоку хрипловатый голос. — Прекращай долбить, соседей разбудишь!
Алберту поворачивается и почти сталкивается с заспанной всклокоченной Терезой.
— Хорошаааааа, — ехидно говорит Алберту, прищелкнув языком. — Так и будешь сегодня работать в пижаме?
Тереза непонимающе смотрит на Алберту, потом опускает глаза и охает — из-под элегантного черного пальто торчат ноги во фланелевых пижамных штанах в мишках.
— Вот черт, — стонет Тереза, одергивая пальто. — Я же помнила, что надо что-то еще надеть…
Алберту хмыкает.
— Что с тобой стряслось, пупсик?[12] — с любопытством спрашивает он. — Опоздала, не выспалась, забыла переодеться… Подцепила, что ли, кого?
Тереза дергает плечом и отворачивается.
— Не твое дело, — бурчит она. — Подружка с Мадейры приехала, вина домашнего привезла.
Алберту понимающе кивает.
— Домашнее вино — это дааааа… — он приобнимает Терезу за плечи. — Не тоскуй, пупсик! Будет у тебя еще мужик — все подружки обзавидуются. А мы все обревнуемся.
Тереза сует руки в карман, сжимает кулаки и считает про себя до десяти. Досчитав, поворачивается к Алберту.
— Давай уже выгружать, — тихо говорит она. — Мне открываться через двадцать минут, а еще надо домой бежать переодеваться.
— Да? А я думал, ты так сегодня и будешь ходить, — Алберту распахивает металлические дверцы фургона. — Не совсем эротическое неглиже, но все же…
— Алберту… — нехорошим голосом говорит Тереза.
— Молчу, молчу! Вот эта пачка, эта, эта и эти две — твои, — Алберту достает из кармана сложенную вчетверо квитанцию. — Держи. Можешь не проверять, все как обычно.
Тереза кивает, вытаскивает из фургона две газетные пачки и несет их к магазинчику. До него всего пять шагов, и Тереза старается идти легко и красиво, как будто тяжеленные пачки не оттягивают ей руки, а нейлоновые веревки, которыми они перевязаны, не врезаются в ладони. Если Алберту смотрит ей вслед, то пусть видит, что… Не доходя до магазинчика, Тереза не выдерживает и оборачивается. Алберту прислонился к фургону и уткнулся в какую-то тоненькую брошюру.
Тереза тяжело вздыхает, кладет пачки на землю и достает из карманы ключи. Не смотрит — и черт с ним.
— Эй, — Тереза как будто случайно касается руки Алберту. Алберту, погруженный в свою брошюру, автоматически отдергивает руку. Тереза закусывает губу.
— Я все выгрузила и подписала. На. — Она протягивает Алберту его часть квитанции. Алберту кивает и поднимает палец — "не мешай!"
— У тебя очень сухая кожа на руках, — говорит Тереза внезапно. — Ужасно сухая. Как наждак.
— Ага, — Алберту поднимает на Терезу затуманенный взгляд. — Слушай, пупсик, сколько будет восемь плюс девять плюс два?
— Девятнадцать, — отвечает Тереза. — А что?
— Отличная штука. Числовые головоломки, — Алберту показывает Терезе свою брошюру. — Вот это — Какуро, а еще есть Судоку. Я прямо подсел, уже пятую книжку добиваю! — Алберту чешет руку с брошюрой об штаны. — И правда, кожа ужасно сухая, — недоуменно говорит он и тут же снова утыкается в головоломку. — Ладно, фиг с ней. Сейчас, последний вопрос и я поехал. Пять плюс восемь и вычесть это из двадцати четырех?
— Одиннадцать, — говорит Тереза. — Погоди минутку, ладно? Я сейчас!
Она бежит к магазину и хотя возвращается почти сразу, Алберту уже сидит за рулем фургончика.