— Слюшай, нэ могу удержаться, — извиняющимся тоном сказал Гоча.
Мамаша старалась не кричать и вообще сохранять тишину во время любовных ласк, но Гоча не особенно стеснялся: он уже неоднократно ловил на себе оценивающие взгляды дочурки и ждал только удобного момента, чтобы преподать созревающей девице все необходимые уроки. «Вдую по самые помидоры!» — весело бормотал Гоча, бреясь по утрам в ванной.
Квартиру с любвеобильной, на все готовой хозяйкой ему устроили питерские «братки», они же ее и оплачивали, включая постельные услуги. Гоча для «братков» был ценным человеком, поскольку обладал обширными связями едва ли не на всем пространстве развалившегося Союза и мог достать буквально все. Вот и сейчас он привез из города Коврова в Питер в клетчатых «челночных» сумках несколько разобранных на части ручных пулеметов. Что с ними собиралась делать «братва» — это Гочи не касалось. Изрядно наследив ранее в Питере, в том числе и «по-мокрому», Гоча избегал без крайней необходимости выходить из квартиры, тем более что хозяйка не давала ему скучать. Расставался с такими временными подругами Гоча всегда одинаково — не прощаясь и прихватив из дома самые ценные вещи. На сей раз, однако, этого делать не стоило — могли обидеться «братки». Кавказский гость твердо решил отыграться на дочке, однако до сих пор ему постоянно что-нибудь мешало.
За дверью комнаты скрипнула половица. Гоча давно подозревал, что дочка за ними подглядывает, и это его несказанно возбуждало. Растянувшись на постели, он нащупал на тумбочке пачку «Парламента» и пепельницу, закурил и попросил подругу:
— Слюшай, включи телевизор, пажалуйста.
Женщина поднялась — при этом Гоча не без удовольствия оглядел ее пышные бедра, — щелкнула кнопкой и вновь вернулась в постель. На экране появилось название передачи: «Криминальная хроника».
— Ну-ну, — весело хрюкнул Гоча, — давай-давай, посмотрим ментовские новости.
Однако то, что он услышал через минуту, заставило его оцепенеть и выронить изо рта сигарету прямо на одеяло. «Сегодня при попытке задержания особо опасного рецидивиста Махарадзе в ночном клубе „Зевс“ погиб майор милиции, командир специального отряда быстрого реагирования Владимир Безукладников... Милиционеры клянутся в кратчайшие сроки найти и обезвредить бандита... Перекрыты все выезды из города, введен усиленный режим патрулирования...»
— Ва! Зачэм так гаваришь, слюшай! — завопил Гоча, хлопнув себя ладонью по лбу. — Меня там даже близко нэ было! Что они мне шьют, слюшай!
Гоча понимал, чем пахнет обвинение в убийстве командира СОБРа. Пахло оно смертью при попытке сопротивления в момент задержания — других вариантов не было. Подруга Гочи, видимо, тоже это поняла.
— Ну ты и влип, дружок! Уматывать тебе надо! — усмехнулась она, поднимая с одеяла сигарету.
Не обратив внимания на ее слова, Гоча вскочил с кровати, бросился к телефону и стал лихорадочно набирать номер.
— Ты телевизор смотришь?! — заорал он в трубку. — Слюшай, что за беспредел? Это нэ я его убил, меня там и близко нэ было! Слюшай, спасай, да?
До затуманенного страхом сознания Гочи с трудом доходили слова собеседника: «Сиди и не дергайся, если выползешь на улицу, тебя с твоей кавказской рожей сразу сцапают. Хата не засвечена, так что не бзди».
— Как нэ засвечена? Откуда знаешь, что нэ засвечена?! — заголосил Гоча, но собеседник уже повесил трубку. Обхватив руками голову, Гоча завыл, сидя на кровати и раскачиваясь из стороны в сторону. Его переполняла горькая обида на людскую несправедливость. Его подруга тем временем лихорадочно одевалась.
— Ты куда? — простонал Гоча.
— Мы уезжаем, — резко ответила женщина, ударила кулаком в дверь комнаты дочери и раздраженно крикнула: — Собирайся, быстро!
Гоча молниеносно вскочил с тахты, метнулся к двери дочкиной комнаты, схватил высунувшуюся было девочку всей пятерней за лицо и втолкнул ее обратно в комнату. Затем вцепился в волосы хозяйке квартиры и, пригибая женщину к полу, процедил:
— Как с Гочей трахаться, как гулять на его деньги — это пажалуйста, а как паленым запахло, сразу сдернуть хочэшь? Нэт, дарагая, нэ выйдет! Я выходить нэ могу, мне кто-то должен продукты носить, кто-то от меня «на стрелки» должен ходить... Будешь жить здесь и делать, что скажу. И девчонка пусть дома сидит — если ты настучишь на меня или уйдешь и нэ вернешься, я ее зарэжу. То есть сначала трахну, а потом зарэжу. Поняла? — рявкнул Гоча, пригнув за волосы голову хозяйки к полу с такой силой, что женщина неестественно выгнулась и, одной рукой держась за руку своего мучителя, другой стала шарить в воздухе, тщетно ища опоры. Для большей убедительности Гоча дотянулся до висевшей на стуле кожаной куртки и достал из ее внутреннего кармана нож-выкидушку. Щелкнув кнопкой, он поднес выскочивший клинок к самому глазу своей любовницы.
— Поняла, сука? — проскрежетал Гоча.
— Поняла... Поняла... Отпусти! — простонала хозяйка квартиры.
Гоча, разумеется, не мог знать о том, что час назад некий наркоман, чувствуя приближение ломки, приплелся в расположенное неподалеку РУВД и потребовал встречи со знакомым опером. «Я насчет Махарадзе», — пробормотал наркоман, облизывая пересохшие губы. «Если врешь — посажу», — деловито отозвался опер, открывая сейф. На столе перед агентом появились несколько крохотных бумажных пакетиков с разовой дозой героина. Через пару минут опер вытолкал осведомителя в коридор и по внутренней связи вызвал начальника РУВД. Еще через пятнадцать минут на столе у исполняющего обязанности командира СОБРа капитана Ганикова зазвонил телефон...
В пристанище Махарадзе тем временем наступило наружное спокойствие. Проголодавшийся от любовных упражнений постоялец потребовал еды, и хозяйка жарила на кухне отбивные. Гоча в халате валялся на неубранной постели и вяло перелистывал какой-то старый юмористический журнал. Телевизор после всей услышанной по нему лжи Гоча возненавидел. «А может, хата и вправду не засвечена? — размышлял Гоча, понемногу успокаиваясь. — Нет, дергаться пока нельзя, пускай уляжется эта пурга». «Братки» тем временем тоже обсуждали, что им делать с кавказцем. Терять полезного человека им не хотелось, но и дружить с Гочей теперь стало опасно. Можно было через несколько дней вывезти его из города и запретить приезжать в Питер до лучших времен, а можно было просто грохнуть. Наиболее радикальным вариантом было грохнуть Гочу вместе с двумя проживавшими в квартире бабами. У каждого из трех вариантов имелись свои горячие сторонники, однако все обсуждение потеряло смысл, когда в квартире, где Гоча Махарадзе с аппетитом трескал отбивные, неожиданно раздался звонок в дверь. Гоча мгновенно вскочил, едва не подавившись непрожеванным куском, и нервно обратился к хозяйке:
— Ждешь кого-нибудь, да?
Та испуганно посмотрела на постояльца и отрицательно покачала головой. Гоча выглянул в окно. Внизу расстилался просторный двор, типичный для питерских спальных районов. Асфальт подъездной дорожки, пересекавшей двор, подсох после недавнего дождя, и на этом подсохшем асфальте Гоче бросились в глаза влажные следы шин и тяжелых спецназовских ботинок — капитану Ганикову так не терпелось добраться до убийцы его начальника и друга, что он приказал водителям подъехать к самому дому, пренебрегая маскировкой. Махарадзе припал ухом к двери. Слух у него был острый, как у зверя: в коридоре он различил шарканье ног и, кажется, дыхание людей. Гоча кивком направил хозяйку к двери.
— Кто там? — испуганно спросила женщина.
— Вам ценная бандероль, — сообщил из-за двери подчеркнуто спокойный женский голос.
Гоча сложил руки в виде креста.
— Не нужна нам никакая бандероль, — дрожащим от страха голосом отозвалась хозяйка. — Уходите.
В этот момент в коридоре захрипела чья-то рация, и последние сомнения у Гочи исчезли. Он залез рукой в карман куртки, вытащил из него пистолет и завизжал:
— В жопу себе засунь свой бандэрол! Думаешь, Гоча дурак, да? Тут мусорятиной воняет! Попробуй возьми меня!
Неожиданно его осенило, и он продолжал:
— У меня тут две заложницы, баба и девчонка! Пускай мне дают канистру с бензином, гранаты, машину — в аэропорт хочу ехать!
Капитан Гаников, стоявший у стены возле двери, услышал в квартире какой-то шум, а затем разобрал рычание Гочи: «Лежите обе здесь, на кровати, чтобы я вас видел. Дернетесь — пристрелю!»
— Махарадзе! Говорит капитан СОБРа Гаников! — закричал капитан. — Сдавайся, все равно деваться тебе некуда!
— Пошел ты на хер! — откликнулся Гоча. — Это тебе дэваться некуда — все сделаешь, как я скажу. Иначе пристрелю баб!
Из-за двери донеслось какое-то непонятное клацанье — это Гоча лихорадочно пытался собрать пулемет, но трясущиеся руки слушались его плохо. Капитана тоже трясло, но не от страха, а от ярости, от желания как можно скорее добраться до бандита, которого он считал виновником смерти друга. Ни малейшего желания вести переговоры с бандитом капитан не испытывал. Если начать переливать из пустого в порожнее, то можно дождаться приезда представителей прокуратуры, милицейского начальства, а потом и журналистов, и тогда о мести нечего будет и думать. Гаников сделал знак своим бойцам, и они подволокли к двери специальное устройство для взлома двери — «Таран». Капитан крикнул: