Самолёт стоял на самой дальней стоянке. На самом краю летного поля маячили многочисленные пожарные машины. Белкин выпрыгнул из автобуса и сразу заорал, показывая на пожарные расчёты:
– Убрать с глаз долой. Пусть будут поблизости, но не на виду.
Обернулся к высаживающимся бойцам.
– Всем приготовиться, Вязов со мной.
– Николаич, я-то зачем тебе в штабе?
– Будешь за моего зама, раз остался без группы.
Прошли к одноэтажному кирпичному зданию, ощетинившемуся множеством антенн. В комнате, уставленной аппаратурой, у большого стола сгруппировались люди, очевидно, входящие в «Штаб».
Командир сразу представился:
– Подполковник Белкин. Новости есть?
– Требуют немедленного вылета, – доложил седой майор, – иначе взорвут самолет. Тянем время, как можем.
– Сколько пассажиров на борту?
– Сто семьдесят два. Есть дети, их пятнадцать. Уже получены все данные о пассажирах. Мы поговорили с пилотами и по описанию нападавших определили двоих. Вот их данные.
Мы склонились над снимками, сделанными с камер видеонаблюдения. На фото стояли типичные европейцы. Данные регистрации подтверждали – русские они.
– Внимание! – крикнул наблюдатель. – Открылась дверь.
Мы приникли к окнам. Из передней двери самолета выкинули какой-то предмет. Он покатился по бетонке, и вдруг…
Бабах!
– Мать-перемать! Как могли пронести в самолёт взрывчатку?
Белкин повернулся к техникам.
– Связь с бортом есть?
– Да, пилоты на связи.
Подполковник взял трубку.
– Говорит подполковник Белкин, с кем я говорю?
– Командир корабля пилот пе-ка Астанычев.
Майор пододвинул листок с именами экипажа. Белкин пробежался глазами по списку.
– Как обстановка, Александр Сергеевич?
– Требуют немедленного вылета, а то взорвут самолёт. Орут, что такой взрывчатки у них в бутылках много. Ещё требуют открыть кабину, иначе начнут резать заложников.
– Понятно. Связь с салоном есть?
– Да есть.
– Переключи.
Белкин закрыл рукой микрофон и тихо сказал технику:
– Включи на динамик.
В динамике раздался испуганный голос бортпроводницы:
– А-ало?
– Спокойно, не надо нервничать, они рядом?
– Да, тут.
– Передай трубку.
Раздался грубый голос:
– Слушаю.
– Говорит подполковник Белкин. С кем я говорю? – спросил Белкин, косясь на лист с данными регистрации.
– Не важно, начальник. Важно, как скоро самолёт поднимется в воздух.
– Раз я слышу голос, то у него есть имя.
– Хорошо, начальник, называй меня просто – Дед.
– Пусть будет Дед, – усмехнулся одними губами Белкин, – я слышал, лететь собираетесь аж в Иран, а не подумали, что горючки не хватит?
– Не твоё это дело, начальник. Сами разберёмся. Ты давай решай с вылетом, а то мы начнём заложников на мелкие кусочки шинковать.
– Мне нужно время. Три часа.
– Полчаса, начальник, а дальше будет первый труп. А если что… ты видел – взорвать самолет у нас есть чем. Решай.
Белкин положил трубку и матюгнулся. Тут дверь распахнулась, и в комнату быстро вошел седовласый, плотный мужчина в темном костюме. Все подобрались, так как это был генерал-лейтенант Авраменко Борис Иванович, начальник областного управления. Он крут на быстрые меры, независим от вышестоящего начальства и славился новаторством, которым всегда экспериментировал в подразделениях. Носил негласное прозвище «Большой аврал», о чём знал и старался оправдывать. Сразу потребовал доклад, который ему совсем не понравился. Особенно о присутствии детей на борту и наличии взрывчатки у террористов.
– Говорите, продемонстрировали?
– Так точно, кинули на бетонку малый заряд. На вид будто бы бутылочка. Возможно, какая-то жидкость…
– Пронести на борт отдельно ингредиенты к жидкой взрывчатой смеси можно. А вот сколько её у них?
– Хреново, – и генерал забарабанил пальцами по столу. – А сколько горючки в баках?
– Сорок тонн. Под завязку.
– Черт! – Авраменко опять забарабанил пальцами. – Какие будут мысли? То, что у террористов есть Ве-Ве, не отменяет операцию. Выпускать в полёт потенциальную бомбу нельзя. Кто знает, чего там у них на уме? И куда на самом деле они полетят? Вдруг уронят борт на кремль или ещё куда?
– Но в пилотскую кабину они не попали. И направить самолет, куда им вздумается, они не смогут.
Генерал взглянул косо на седого майора.
– А вы уверены, что пилоты не под контролем у террористов?
– Уверен, товарищ генерал-лейтенант.
– Мне бы твою уверенность, майор. Так что думайте – как будем действовать, а я обеспечу всем, что понадобится.
– Надо как-то вывести детей из самолета, – сказал Белкин. – На что-нибудь обменять.
А если? От пришедшей мысли чуть не подскочил. Зашептал на ухо Белкину:
– Есть идея, Николаич.
Но у генерала чересчур чуткий слух:
– Чего там шепчетесь? – раздраженно сказал он. – Говорите всем, если дельная мысль.
– Капитан Вязов, – представился я и начал излагать идею: – Не известно, куда они на самом деле полетят, но от дозаправки точно не откажутся. Сообщить, что топлива на борту мало, хватит только до места назначения рейса. Предложить в обмен на него отпустить женщин и детей. Только под видом дозаправки наоборот слить горючее, но так, чтоб движки поработали немного. Это хоть как-то снизит вероятность пожара в случае взрыва.
Многие скривились. Ясно, что такие меры от взрыва горючего не спасут, но хоть что-то.
– Продолжайте… – кивнул Авраменко.
– Пока сливают горючку, разместить группы у аварийных люков, в том числе в пилотской кабине. Затем, зацепить самолет тягачом и имитировать его движение по рулёжке, чем немного ослабим внимание, затем тягач разворачивает борт у ве-пе-пе, типа на взлет, и тут штурм.
– Что же, возможно, это самый подходящий вариант.
Генерал взглянул на Белкина:
– При таких условиях твои бойцы смогут сработать чисто?
– Смогут, товарищ генерал! – браво ответил подполковник Белкин и незаметно для Авраменко показал мне кулак.
– Хорошо, – кивнул тот, – готовьтесь. А я прикрою вас от трусов свыше.
Сам он трусом никогда не был. Начинал простым опером и славился не только крутым характером, но и физической силой, отличаясь от типичного образа «брюхоногого» генерала.
– Будешь руководить операцией, – поднялся Авраменко, наставив палец на Белкина, – справишься – станешь полковником, нет – разжалую до лейтенанта. Всё, работайте.
И вышел. Белкин тут же на меня зашипел:
– Ты как себе всё представляешь? Мать-перемать! А если при движении самолёта бойцы с корпуса послетают? – Затем вдохнул-выдохнул и сказал спокойно: – Ладно, будем работать. Ты давай распределяй людей по группам, вводи в курс, затем на общий инструктаж. А я поторгуюсь насчет «доптоплива».
* * *Заправщик медленно выруливал к стоящему самолету, отвлекая на себя внимание. Со стороны кормы, в слепой для террористов зоне, бойцы подбежали к самолёту, поднялись по приготовленным спецтрапам, осторожно прошли по верху самолета и распределились по штурмующим группам у аварийных выходов.
Террористы на дозаправку согласились сразу, правда, выпустили только детей. Но и это прошло под жестким контролем с их стороны. К самолету подъехал трап, но к выходу его принять отказались. Потребовали отогнать его и приставить к плоскости крыла. Сами, из-за приоткрытой двери, контролировали подходы к самолёту, не зная, что над ними находятся группы, готовые начать штурм. А детей начали выпускать из аварийного выхода, находящегося в середине корпуса. Они спускались на крыло, потом бежали, оглядываясь, к приставленному трапу, где их принимали бойцы. Бойцы, на корпусе, распластались, чтобы не заметили дети. Вдруг кто-нибудь из них покажет рукой?
– Я «Гнездо-пять», – доложил снайпер, – в проеме вижу цель, прикрывается заложницей. Уточняю – бортпроводницей. Она подаёт знаки. Какие – не разобрать.
– Я «Гнездо-четыре», подтверждаю. Знак вижу, похож на «фак» вроде, только средний палец вниз.
– Что значит «фак»? – резко отозвался «Штаб». – Доложить точней!
– Я «Гнездо-четыре», уточнить не могу, дверь закрылась.
Загудели насосы, это цистерна подключилась к сливному клапану и начала сливать горючее. Спереди к самолёту подъехал тягач и подцепил борт на жесткую сцепку. Как отъедет заправщик, пилоты запустят двигателя, затем тягач двинет самолёт по рулёжке, а там…
* * *Подаю знак «делай как я» и начинаю спускаться к открытой форточке пилотской кабины. Следом за мной скользят Истомин и Карачаев, это моя группа, мы будем работать из пилотской кабины.
Матерясь, протискиваемся через открытую форточку.
– Не могли побольше сделать окошко, – шипит Карачаев, зацепившись кобурой.