– Мужики, – говорю сапёрам, – надо фиксировать. Иначе никак.
Сапёр достал скотч.
– Перемотать руки и можно нести, – говорит он, разглядывая клубок пальцев.
Мертвец держал устройство левой рукой, прикрывал её правой. Даже удивительно – как смог Истомин успеть перехватить пальцы, готовые отпустить кнопку. Хватал так, как успел схватить – и я перехватил, как было удобнее, но теперь из-за такого переплетения безопасно зафиксировать кнопку – проблема.
– Мотай поверх.
– Что?
Приподнимаю клубок пальцев с детонатором в центре и повторяю:
– Мотай поверх, говорю. Вместе с моими. Так надёжней будет.
– Не очень хорошая идея, – произносит Истомин, наблюдая, как сапёр фиксирует скотчем наши руки.
Как ни старался убирать пальцы, но три, которыми я прижимал кнопку, вместе с пальцами террориста, оказались примотаны лентой.
– Всё, хватит, – останавливаю сапёра. – Ждём полной эвакуации и выходим. Валера, запроси обстановку.
– «Штаб», я «Курс-два», что с эвакуацией?
– «Курс-два», половина салона выведена. Ждите.
Что-то медленно они выводят заложников. Первый салон вон как быстро эвакуировали, правда, во втором кресел больше в четыре раза, чем в первом.
– А-а-а!
– Лежать! На пол! Руки!
– А-а-а!
Бах! Бах!
Истомин рванул во второй салон, за ним следом один из сапёров.
– Стоять!
Что там случилось? Я, примотанный к самодельной бомбе, остался в компании с мертвым террористом и вторым сапёром. А из второго салона зазвучал голос Истомина:
– Спокойно! Спокойно, я сказал!
– Я держу, я держу, – хрипло кричит кто-то.
Это ещё кто? Чего он держит? Голос какой-то странный.
– Глянь, что там?
Сапер кивает и исчезает за занавеской. Через полминуты появляется и сообщает:
– У меня две новости. Хорошая – второй «тихушник» объявился и был сразу обезврежен. Как очередь на выход подошла, вскочил и сразу активировал детонатор. Но тут закричал и вцепился в него пассажир, что сидел рядом. Плохая новость – теперь мы имеем два трупа террориста и два аналогичных заряда.
Он приседает на кресло и мрачно говорит:
– Там Орлович фиксирует руки скотчем, так же как и здесь. Только кнопку держит тот пассажир, что не дал террористу подорвать заряд. Вцепился, как клещ в детонатор и не отпускает.
– Понятно. Просто заклинило от адреналина. Поторопи «Штаб» с эвакуацией, да и транспорт нужен.
Поспешаев кивает и, отойдя, говорит в рацию:
– «Штаб», я «Спец-раз», ускорьте эвакуацию. И приготовьте кары для транспортировки зарядов в безопасное место.
– Вас понял, «Спец-раз», – прошипела рация голосом Белкина, – не кипишуйте, о транспортировке уже позаботились.
– Я не кипишую, просто некоторым держать бомбу в компании с трупом, как-то не комильфо.
Подробностями «Штаб» пока не стал интересоваться, а я свободной рукой грожу кулаком шутнику.
– Последний! – раздалось в проходе самолёта и в рации:
– «Штаб», я «Борт-два», эвакуация из салона закончена.
Ну, наконец-то!
– Внимание! – прошипела рация. – Всем группам покинуть самолёт. Обеспечить безопасную зону. Эвакуировать персонал на безопасное расстояние. Группам «Курс» и «Борт-четыре» приготовиться к выходу.
Из второго салона вернулся Истомин.
– Так, там я трёх парней оставил, – сказал он и показал на двоих, – ты и ты, поможете вынести, остальные – на исходную.
Бойцы вышли. Истомин достал откуда-то свёрток и развернул кусок брезента. Двое бойцов, что остались, помогли приподнять труп и подсунуть брезент.
– Группа «Курс» к выходу готова.
– Понял вас, «Курс», выходите. Группа «Борт-четыре» приготовиться к выходу.
Захотелось перекреститься, но правая рука примотана, а левой как бы не крестятся.
– Ну, пошли, с Богом! – выдохнул Истомин и вдруг сам перекрестился.
Начали пятиться, таща за края брезента труп в связке со мной. Рядом семенит сапёр, контролируя заряд. В коридоре свернули на выход. Только на воздухе заметил, что в салоне было прохладно. Из самолета как в парную вышли.
У трапа ждали два транспортных кара с багажным прицепом. Медленно, чтоб не оступиться, спускались по трапу. Аккуратно положили труп в тележку, а я сел рядом.
– Всё, мужики, дуйте отсюда, – сказал сапёр. – Дальше мы сами.
Бойцы потрусили в сторону КП.
– Валера, тебя это тоже касается, – говорю я Истомину.
Он отрицательно качает головой.
– Счас, только стельки смажу, – отвечает он и садится за руль кара.
Тележка мягко покатилась, а сапёр начал детально обследовать взрывное устройство. Я больше смотрел на трап, где в это время должна была выйти группа «Курс-два» со вторым взрывным устройством.
– «Штаб», – зашипела рация, – я «Борт-четыре», мы выходим.
Ага, вот и они. Выходят пять человек. Один из них гражданский, и видно, что ему совсем плохо. Еле идёт и его поддерживает один из бойцов. Понимаю, от таких «сюрпризов» всяко поплохеет, но уж впрягся в эту упряжку, то тащи. Хотя упряжка не совсем обычна – мертвец, бомба и… скованы одной цепью, мля.
– Имеется шесть пет-бутылок, – бубнит сапёр, – наполненных маслянистой или, скорей всего, желеобразной жидкостью. Цвет желтый с красным оттенком.
– Слушай, а это не нитроглицерин, часом?
– Нет, не нитроглицерин, – покачал головой Поспешаев, – он бы давно рванул, тепла он не любит. Да и не стали бы они заморачиваться с нитроглицерином. Очень эта сволочь нестабильная.
– Если только они не на всю голову звезданутые, – добавил Истомин, крутя руль.
– Нет, всё-таки они звезданутые, – говорю, косясь на мертвеца. – На что эти придурки надеялись, а? Думали, выйдет угнать борт?
Валера обернулся и, усмехнувшись, ответил:
– А на руководителей, что в таких ситуациях теряются, понадеялись, да на привычную сумятицу при этом, но не предвидели, что у нас есть «Большой аврал». И мы тут, кстати, хорошо сработали.
– Это, скорей всего, акватол, – сказал Поспешаев, почесав пинцетом лоб, – но не уверен. Возможно, какая-то подобная самопальная взрывчатка. Химиков, мля, развелось…
– Далее, – продолжил он, – каждая бутылка оплетена проводами. Очевидно, это типа «неизвлекаемость» такая. В каждой бутылке – детонатор… тоже самопальный. Все соединено с активатором в виде джойстика с кнопкой. Так, посмотрим…
Сапер пинцетом сдвинул один из проводов, вглядываясь куда-то под руки.
Пи-и-и-и!
Тележка заметно дёрнулась и остановилась.
– Ой! – отдёрнул руки сапёр и уставился на активатор в руках мертвого террориста.
– Что!
Несмотря на жару, по спине потек холодный пот.
– Не знаю, – пробормотал побледневший сапёр.
– Я подумал, что сейчас рванёт, мля. – Свободной рукой я вытер лоб. – Даже показалось, что мертвец улыбнулся.
– Давай больше без этих «ой» и «извините», – зло бросил через плечо Истомин. – Это, любезный, без нас. Не наш профиль. Наш профиль морды бить.
Да, Истомин прав, лучше бы против ста террористов с автоматами, чем в обнимку с бомбой, хрен знает из чего сделанной.
– А сильно бы вдарило? – уже спокойней спросил Валера.
– Достаточно, чтоб тонким слоем размазать нас по бетону, – ответил Поспешаев. – Если я точно определил вещество.
– «Курс», я «Борт-четыре», – зашипела рация, – у вас пищало?
Это спросили с кары, что на расстоянии двухсот метров ехала вслед за нами. Та группа тоже встала. Сапер отошел от тележки и спросил в рацию:
– Пищало. А что?
– У нас тоже. Сильно не газуйте, а то мы отстали, – ответила рация, – возможно, устройства имеют меж собой связь. Будем держать расстояние в пятьдесят метров.
– Группы «Курс» и «Борт-четыре», поосторожней, ребята. Успокойтесь и разберитесь там. Вы мне живые нужны.
Ну, Белкин, ну и успокоил! Поосторожней, блин.
Поспешаев отошел от тележки, нажал кнопку на рации и спросил:
– «Спец-два», насчет состава идеи есть? Предполагаю акватол.
– Возможно, но с добавками, так как слишком жидок.
Истомин дождался приближения второго кара, тронул наш.
Кары медленно катились в сторону леса по бетонке, где была какая-то площадка с бочками. Очевидно, там и будут работать сапёры. Остановились недалеко от бочек.
– Сейчас мы подумаем – как обезвредить заряды, – сказал сапёр. – А вы посидите тут не шевелясь. Ладно?
Подбадривает, шутник?
– Я-то посижу, куда денусь? – отвечаю и показываю на труп террориста. – А вдруг он опять что-нибудь угнать захочет?
Сапёр слабо только улыбнулся.
– Слушай, в порядке бреда, – говорю ему вдогонку, – может, просто выкачать жидкость шприцами?
Тот кивнул и направился к другой тележке.
* * *Аэропорт жил своей обычной жизнью. Взлетали и садились самолёты. Возможно, там и не представляли о том, что творится на этой дальней площадке. В таких ситуациях информация придерживается насколько возможно. Даже родственники заложников порой узнают о случившемся только после освобождения последних. Может, журналисты что-нибудь и пронюхали, но «Большой аврал» не зря хлеб ест – оцепление выставлено, да и инфу придержать должны. Если только с борта кто-нибудь не отзвонился.