Она удивленно взглянула на него. У нее были красивые глаза. И дело было даже не в миндалевидной форме — они у нее были не просто карие, а какого-то мягкого, бархатного оттенка. Сначала она нахмурилась, затем улыбнулась.
— Помните у Моэма? — спросил Дронго. — Джулия должна была думать не только о себе, но и о друге, который уже ничего не мог сделать?
— Надеюсь, вы чувствуете себя гораздо лучше того друга? — Она улыбнулась, показывая ровные белые зубы.
— Не знаю, — улыбнулся Дронго. Ему понравилось, что она почувствовала обстановку и настолько успокоилась, что смогла взглянуть на ситуацию с комической стороны.
— Знаете, что я еще вспомнил: говорят, что Ремарк очень нравился женщинам. Но сам он не всегда и не во всех случаях чувствовал себя достаточно уверенно. И когда он познакомился с Марлен Дитрих, которая ему очень понравилась, он интуитивно понял, как заинтересовать эту богиню. Тогда он полушутя-полусерьезно признался в своей импотенции.
— Что она ему ответила? — спросила гостья, нервно теребя ручку сумочки.
— Она сказала, что всегда мечтала именно о таком мужчине!
Дронго понравилось, как она смеется. И то, что она наконец убрала руки со своей сумочки и поправила прическу.
— Вы умеете сбить напряжение, — признала она. — Вы умело пользуетесь своими приемами. Я как психиатр это вынуждена признать.
— Я думал, вы заметите, что и у меня масса комплексов, — пробормотал Дронго. — У меня есть свои устоявшиеся принципы, которым я никогда не изменяю. Или почти никогда, — поправился он.
— И один из этих принципов — не встречаться с замужними женщинами? Вы могли бы мне этого не говорить. Не нужно столь демонстративно показывать разницу между нами!
— Боюсь, что вы меня не поняли. — Он чуть нахмурился. — Есть некие принципы, которые я просто пытаюсь соблюдать.
— И вы считаете правильным демонстрировать столь непоколебимую моральную стойкость? — Ирония в этом вопросе прозвучала слишком явно.
— Нет, — признался он, — нет, не считаю. Весь опыт моей жизни свидетельствует против. Человек должен быть счастлив, но при этом стараться не нарушать некие моральные заповеди. Если для счастья нужно перешагнуть через запрет «не убий» или «не укради», то подобное достижение цели лично у меня вызывает отвращение.
— У вас такое отношение ко всем библейским запретам? — поинтересовалась она. Насмешка снова блеснула в ее глазах.
— Нет, не ко всем. Иногда мне кажется, что грех прелюбодеяния — единственный грех, который может быть прощен. Иначе зачем Бог сотворил нас разными и вложил в наши души подобное вожделение? Ведь глупо разрешить встречаться мужчинам и женщинам и при этом накладывать на подобные встречи моральный запрет. Скорее это был запрет для древних иудейских племен, который потом плавно перешел к христианам и мусульманам. Кровосмешение и инцесты могли вызывать чудовищные наследственные болезни. Вожделение жены ближнего могло привести к междоусобицам внутри племени. В общем, все моральные нормы приводились в соответствие с прагматическими целями выживания племен. И даже разрешение многоженства соответствовало данным целям, хотя нарушало прежние моральные нормы.
— У меня такое ощущение, что вам нравится подобный схоластический спор, — поддела собеседника Эсмира. — Мне все больше кажется, что наш разговор похож на некое подобие игры, в которой каждый пытается набирать дополнительные очки. Вы, наверно, меня неправильно поняли: я пришла к вам за помощью! Я прошу, чтобы вы попытались вычислить возможного негодяя и постарались объяснить мне, как можно жить дальше, не имея конкретной цели. Мне кажется, такая проблема рано или поздно возникает у каждого человека после тридцати. Или мне только кажется, что вы можете помочь?
— Я постараюсь найти вашего телефонного хулигана. Что же касается советов… — вздохнул Дронго, — у меня тоже кризис среднего возраста. По большому счету я тоже не знаю, как мне жить и что мне делать дальше. Но стараюсь этого никому не показывать.
Она понимающе улыбнулась.
— Мне почему-то хочется вам поверить. Неужели вы тоже подвержены приступам меланхолии?
— Еще как, — пробормотал он, — только мне некуда обратиться, разве что к психиатрам…
Она оценила его пассаж и закусила нижнюю губу.
— Знаете, о чем я думаю все последние минуты? — неожиданно спросил Дронго. И, не дожидаясь ответа, признался: — Мне очень жаль, что мы встретились с вами в Баку. Я бы предпочел, чтобы эта встреча состоялась где-нибудь в Ницце или в Марбелье.
— У вас странная мораль, господин Дронго, — сказала она, глядя ему в глаза, — вы считаете, что можно разделять поведение и собственные принципы. Что существует внутренняя и зарубежная мораль. Вам не кажется, что вы непоследовательны?
— Нет. В Марбелье или в Ницце я необязательно должен знать семью женщины, которая мне может понравиться…
— Может? — спросила она, поднимая брови.
— Нравится, — поправился он, чувствуя, как дергается правая щека.
— В таком случае мы в одинаковом положении, — негромко сказала она, снова берясь за сумочку.
Он молчал. И без того было сказано слишком много. Она поднялась. Он сразу вскочил, словно опасаясь, что она выбежит из кабинета не попрощавшись.
— Когда вы можете к нам приехать? — спросила Эсмира.
— Когда вы разрешите? — ответил он вопросом на вопрос.
— Завтра, вы сможете приехать завтра?
— Конечно. Завтра в три часа дня я буду у вас. Где находится ваша дача? Или вы остаетесь в городе?
— Нет, на даче. Сейчас тепло, мы еще не переехали. Живем на даче.
— Напишите мне ваши телефоны дома и на даче. Прежние и нынешние, — деловито предложил он. — И, если можно, адреса.
Она кивнула и подошла к столу, взяв лист бумаги.
— Вы можете вспомнить числа, когда вам звонили? И хотя бы приблизительное время? — поинтересовался Дронго.
Она кивнула головой, продолжая писать. Стул стоял рядом, но он ей не понадобился. Закончив писать, она взглянула на Дронго. Глаза у нее стали немного добрее.
— Спасибо, — кивнула она, — я не думала, что вы захотите мне помочь. Что касается вашего гонорара…
— Я его уже начал получать, — перебил свою гостью Дронго.
— Что? — не поняла она. — Как это — получать?
— Наше общение будет мне лучшим гонораром, — ответил с полуулыбкой Дронго, — а на большее я не рассчитываю.
Она отодвинула лист бумаги и, повернувшись, пошла к выходу. Затем остановилась и мягко улыбнулась:
— Я буду вас ждать. Завтра днем. Постарайтесь не опаздывать.
Он протянул руку и взял ее ладонь. Ладонь была узкой, изящной. От неожиданности она сжала пальцы в кулак. Он поцеловал ее руку и поклонился на прощание.
Когда женщина ушла, он вернулся в кресло и уселся, закрыв глаза. Вошедший секретарь осторожно забрала пустые чашки. И пошла к выходу. Не открывая глаз, Дронго спросил:
— Надеюсь, что к нам не ломятся посетители?
— Нет, больше никого нет. Сегодня никого нет, — уточнила она.
Он удовлетворенно кивнул, не открывая глаз. Странно, но он совершенно не представляет, как следует вести себя в подобных ситуациях. Странно, что вообще с ним часто происходят подобные истории. Он вспомнил молодую женщину в небольшом американском городке, которая вошла в кинотеатр с безумным выражением лица — явно в поисках мужчины, словно пытаясь найти некую энергию для собственного существования.
Есть мужчины, которые сразу вызывают доверие у женщин. В них чувствуется надежность, основательность, некое мужское достоинство, которое встречается не так часто. С таким мужчиной можно ходить в походы, оставаться в одном номере гостиницы, даже спать на соседней постели, не опасаясь его неожиданного срыва. Это тип людей, никогда не позволяющих себе обидеть женщину или сорвать на ней свои чувства. Такой мужчина всегда держит под контролем свои эмоции, и его трудно вывести из равновесия. Он может смотреть на женщину спокойно, даже когда она раздета или находится вместе с ним в сауне. Словом, это тип «джентльмена» при любых обстоятельствах.
Есть тип «Казановы», который раздевает женщину глазами, даже если на ней верхняя одежда. Женщины сразу чувствуют и этот тип мужчин. Они инстинктивно опасаются подобных самцов, хотя иногда неведомая им энергетика толкает женщину в их объятия. Для второго типа мужчин нет ничего святого. Они могут приставать к любой женщине, даже если это жена или сестра их близкого друга. Любая женщина в пределах досягаемости может оказаться объектом агрессии подобного самца. С ними нельзя расслабляться, нельзя оставлять своих женщин даже в соседней комнате наедине с подобными «сперматозаврами».
Наконец, третий тип мужчин — это бывшие сутенеры, сводники, развратники, превратившиеся к сорока или пятидесяти годам большей частью в импотентов. Для них женщины — всего лишь объект, с помощью которого можно решать различные вопросы: от собственного физического удовлетворения до приличных заработков. Они смотрят на «прекрасный пол» мутным и равнодушным взглядом. Иногда так смотрят гинекологи или венерологи, привыкшие к женскому телу, как мясники привыкают к тушам.