Вернувшись в Россию, он поменял паспортные данные, приняв фамилию отца и родное отчество, оказавшееся, на поверку, не Александрович, а Аронович, и, пройдя гиюр и обрезание, окончательно стал Михаилом Ароновичем Пайкиным и, вероятно, чтобы добить руководство военной контрразведки России, стал носить черную ермолку. [6] Под фуражкой, разумеется, пока ее, фуражку, с него не сняли. Не за национальность, за дурь.
– Игорь Иванович!
– Слушаю тебя, Эдик.
– Это не исполнитель, Игорь Иванович. Он просто блатной дурень. А послали его как координатора. Правда, есть еще кто-то, кого Абу-Рейш не знает, и этот другой – более серьезный человек.
– Фамилии он назвал?
– Да. Горбунов, Никодимов, Ершаков. Остальные мелочь.
– Молодец, Эдик. Теперь так, Сукин Сын как? Жив?
– Почти.
– Отправь его к медикам. Он мне целый нужен. Список отправь Пайкину и сам тоже ступай к нему. Все.
– Пайкин, – позвал Кержак.
– Слушаю вас, Игорь Иванович, – сразу же откликнулся Пайкин.
– Сейчас Эдик Рукавишников сбросит вам список, о котором я говорил. Горбунов, Никодимов, Ершаков… Их надо брать первыми и колоть быстро и качественно, но они мне нужны целыми. Понимаете меня?
– Будем выводить на Процесс, – кивнул Панкин, обозначив слово «Процесс» особой интонацией.
– Да. Устроим им образцово-показательный тридцать седьмой год.
– В этом случае мне потребуется подкрепление. Может быть, «Витязь»?
– Нет, Михаил Аронович, витязей я вам не дам, они и оперативный полк – наш последний резерв в черте города. Берите СОБР РУОПа, они тоже неплохие ребята, но учтите, они почти наши, но все-таки не наши.
– Учту.
– Внимание! – прервал их беседу голос дежурного по Дворцовому Управлению. – Внимание! Здесь Первый.
И почти мгновенно заставка ожидания – семь вращающихся по сложным траекториям звезд, окрашенных в цвета спектра – исчезла, и на центральной проекции возникло лицо Федора Кузьмича.
«Виктор Викентьевич, – поправил себя Кержак. – Виктор Викентьевич. Теперь, и присно, и во веки веков. Аминь!»
Между тем изображение отдалилось и детализировалось, стало видно, что облаченный в строгий черный костюм и белоснежную рубашку Дмитриев сидит в кресле по одну сторону журнального столика, а его жена, Виктория Леонидовна, одетая в длинное голубое платье – по другую.
– Добрый день, дамы и господа, – улыбнулся Виктор Викентьевич. – К сожалению, у нас крайне мало времени. Максимум сорок минут. Так что попрошу вас быть лаконичными. Слушаю вас.
И в этот момент слева от Кержака прямо в воздухе возникла бегущая строка. Это Чудновский передавал в текстовом режиме экстренное сообщение. И пока дама Ноэр – «Прошу вас, Наталья Петровна!» – обрисовывала ситуацию в целом, Кержак читал данные, добытые Чудновским, и отчет Эдика, поступивший сразу на два адреса, ему и Пайкину.
– Игорь?
Кержак заметил, что Виктор Викентьевич нашел нужным отметить в обращении известную близость, которая между ними существовала, и благодарно кивнул.
– Они начали, – сказал он без предисловий. – То есть все будет решаться сегодня. Я знаю, времени нет, но вскрылись интересные факты. Двадцать семь дней назад генерал-полковник Горбунов – замначальника ГШ – санкционировал плановые учения 4-й танковой дивизии, а тремя днями позже приказал привлечь к учениям резервистов. Кантемировская дивизия – кадрированная, но на данный момент развернута уже почти до штата военного времени. От ста шестидесяти до ста восьмидесяти танков. Кроме того, пятнадцать дней назад, в связи с обострением обстановки на российско-украинской границе, министр обороны Зуев приказал 2-й Таманской дивизии начать подготовку к переброске в Белгород. Эшелоны еще не ушли, но техника в боевой готовности, а это сто танков и двести БМП и БТР.