Не стану утомлять вас подробным отчетом о моих достижениях и разочарованиях. Скажу лишь, что корпел над книгами без малого три года, не отвлекаясь на прочие дела, благо звание младшего магистра не давало права командовать, зато практически освобождало от необходимости подчиняться и отчитываться о своих действиях.
Мои приятели полагали, что я нашел более чем странный способ распорядиться обретенной свободой, но я так и не научился интересоваться мнением окружающих, лишь удивлялся порой, что эти болваны не становятся в очередь, чтобы вылизать мои сапоги — пока не поздно, то есть пока я еще молод, великодушен и готов к столь близким отношениям с людьми. Мне казалось, что вскоре, то есть когда я обрету настоящее могущество, от нынешнего мягкосердия не останется и следа. Удивительно сейчас вспоминать, каким я был молодым дураком, но справедливости ради следует сказать, что мои взгляды не были из ряда вон выходящими. В Смутные времена юных колдунов с подобным мироощущением было предостаточно; другое дело, что у меня были некоторые основания полагать себя чем-то исключительным, помноженные на врожденный талант впадать в крайности, о чем бы ни шла речь.
Но вернемся к моим занятиям. Я так и не обнаружил в книгах секрета бессмертия, зато открыл для себя древнюю науку воскрешения покойников и счел, что для начала это неплохо. Выучившись побеждать чужую смерть, можно получить власть над собственной — так я себе это представлял. И работал как проклятый.
Когда я наконец решил, что пришло время опробовать теоретические знания на практике, у меня под рукой, как назло, не оказалось ни единого свежего покойника. Недолго думая, я подозвал своего лиса, который к тому времени не только вырос, но и благополучно состарился. Воспользовавшись Безмолвной Речью, к которой обычно прибегал для общения со своим питомцем, я объяснил, что собираюсь сделать: убить его, а потом воскресить. Сказал, так надо. Лис понял меня, как понимал всегда, и согласился с моим решением. Его доверие ко мне не знало границ, мы с ним были одна стая, поэтому зверь не сопротивлялся, когда я сомкнул пальцы на его горле. Я, разумеется, был совершенно уверен, что несколько часов спустя верну ему жизнь. И думать не желал о возможной неудаче, в противном случае я бы все-таки дал себе труд выйти на улицу и убить кого-нибудь из прохожих. Не то чтобы такое поведение уже повсеместно считалось нормой, но в противоречие с моими нравственными принципами оно не вступало.
Но я, повторяю, ни на миг не сомневался в успехе.
Прикончив лиса, я тут же взялся за дело. Твердой рукой чертил на его брюхе и затылке колдовские знаки, нараспев читал самое длинное из когда-либо попадавшихся мне заклинаний — два с половиной часа без перерыва, и лучше даже не думать о том, что будет, если запнешься или сфальшивишь. Но я был неплохо подготовлен и показал себя с наилучшей стороны. В должный момент мой старый друг дернулся и открыл глаза. Я ликовал.
Пару часов спустя я понемногу начал беспокоиться. Воскрешенный лис вел себя как-то слишком уж вяло. Лежал там, где я его оставил, время от времени ритмично мотал хвостом и вертел головой, но совершенно не обращал внимания на миску с едой, которую я сунул ему под нос, а это было совсем на него не похоже.
Я провел рядом с ним бессонную ночь в надежде, что рано или поздно лис оправится и продемонстрирует свои былые повадки. На рассвете я поднял зверя на руки и поразился тяжести и холоду его тела. Но я не сдавался, тискал его и тормошил, чтобы согреть. Наконец взял его под одеяло, обнял, прижал к себе, заглянул в глаза — и обмер.
Это были мертвые глаза мертвого животного и ничего больше. Я бы и раньше мог это заметить, просто очень уж не хотел замечать. Но тут пришлось признать очевидное. Заклинания вовсе не вернули лису жизнь — они просто заставили труп шевелиться, моргать и подражать повадкам живого существа, не более того.
Таким образом, я впервые в жизни потерпел разгромное поражение. Сказать, что я был раздавлен, — не сказать ничего.
Я поспешно уничтожил мертвое существо, в которое по моей милости превратился лис, и провел несколько суток в мучительных попытках понять, где я ошибся. Еще трижды читал заклинание над трупами, на сей раз человеческими, — все с тем же результатом. Воскрешенные мною мертвецы энергично передвигались по комнате и даже издавали вполне обнадеживающие, я имею в виду, членораздельные звуки, однако склонять их к беседам я не стал. Уж на что я был в ту пору храбр и безрассуден, но слушать, что станут рассказывать воскрешенные покойники, не хотел, да и в глаза им больше не заглядывал. Лиса с меня хватило.
Наконец я окончательно убедился, что исполняю ритуал безупречно, и был вынужден признать, что совершил ошибку гораздо раньше, когда в первый раз читал и истолковывал древний текст. Неизвестный автор книги обещал, что заклинание расшевелит любого мертвеца, вольно же мне было думать, будто «расшевелить» — это то же самое, что «вернуть к жизни».
Короче говоря, сам виноват.
Я устыдился и дал себе слово больше никогда не выдавать желаемое за действительное, но не учел, что у меня вряд ли хватит мудрости отличить одно от другого. Проще всего вовсе не иметь желаемого, я имею в виду, ничего не хотеть, но это, по правде сказать, не так давно стало мне понятно, а подсказывать самому себе, высунувшись по пояс в прошлое, как в распахнутое окно, я не умею, и вообще, кажется, никто.
Утратив надежду отыскать в древних рукописях секрет бессмертия, я сказал себе, что неправильно расставил приоритеты. Сейчас самое главное для меня — личная сила, а тайные знания как-нибудь потом сами приложатся, орденская библиотека небось не сгорит, а если и сгорит, найдутся в Соединенном Королевстве другие книгохранилища. В действительности, думал я, если быть самым могущественным колдуном этого Мира, никто не сможет меня убить — это прежде всего. Строго говоря, только это и требуется, потому что справиться со старостью и болезнями — дело нехитрое, мало ли что наш Великий Магистр этого, кажется, не умеет, зато некоторые другие точно умеют, а значит, и я научусь. Но с этим как раз можно не спешить, время пока есть, я молод, даже слишком, а вот могущество мне требуется как можно скорее, срочно, немедленно, вот прямо сейчас, а лучше бы — позавчера.
У меня было по крайней мере одно несомненное достоинство: приняв решение, я тут же начинал действовать, не откладывая на потом, не дожидаясь благоприятных обстоятельств, даже краткой передышки себе не позволяя. Я избавился от печальных последствий своих экспериментов, вызвал прислугу, чтобы прибрали в комнате, а сам отправился в ванную — думать. Лучше всего мне всегда думалось под водой, не знаю уж почему — хлеххелов[4] в нашем роду, насколько мне известно, не было.
Вариантов нашлось не так уж много. Из книг я знал, что самый простой способ приумножить силу — напиться крови другого колдуна. Тут имелось одно существенное неудобство: пить кровь, согласно древнему ритуалу, следовало только с согласия и, более того, искреннего одобрения ее владельца, иначе — никакого толку. А рядом со мной не было ни единого мало-мальски могущественного существа, готового поделиться кровью, так что этот путь пришлось отмести сразу.
Еще в некоторых старинных рукописях я читал, что обладателя великой силы можно просто убить и съесть, желательно целиком — хлопотно, конечно, и утомительно, даже для человека с отменным аппетитом не самая простая задача, зато не нужно спрашивать разрешения. Но по здравому размышлению я понял, что убить по-настоящему могущественного колдуна мне, пожалуй, пока не по плечу. А тех, кого я смогу убить, есть совершенно бессмысленно, возможно, даже вредно для здоровья.
Если не ошибаюсь, в сходных случаях сэр Макс говорит: «порочный круг». Не уверен, что правильно понимаю смысл этого фразеологического оборота, но интуитивно чувствую, что к описанной ситуации он подходит как нельзя лучше.
Я, конечно, не сдался. Лежал на дне бассейна, вспоминал, что еще я знаю о способах быстро увеличить личную силу, пока меня наконец не осенило: зачем что-то искать и тем более кого-то жрать, когда превосходное хранилище безграничного могущества находится у меня под самым носом.
Я говорю об орденских дырявых аквариумах, и, конечно же, тут требуется дополнительное разъяснение, поскольку лично мне больше не доводилось встречать ничего подобного — ни в жизни, ни даже в книгах.
Постараюсь рассказать коротко, но все же по порядку. Орденские послушники, как я уже говорил, лишь время от времени получали порцию питья из дырявых чашек своих наставников. Это делось не только из педагогических соображений, но еще и потому, что, по мнению основателей ордена — и тут они были совершенно правы, — увеличивать личное могущество следовало постепенно. Младшие магистры получали дырявые чашки в полное распоряжение — считалось, что к этому моменту человек уже способен понять, в каких случаях следует из них пить, а когда лучше воздержаться. Зато наши старшие магистры пили только из дырявой посуды — даже воду и камру, но этим дело не ограничивалось. Каждый день они получали на обед блюдо из рыбы, которую перед этим подолгу содержали в дырявых аквариумах; некоторые, самые старые, не ели вообще ничего, кроме этой рыбы, — такая диета помогала им подолгу сохранять здоровье и преумножать могущество даже в том возрасте, когда другие колдуны неизбежно начинают его терять. Вода в наших дырявых аквариумах считалась воистину чудодейственной, наши знахари давали ее больным или раненым, маленькими порциями, примерно по столовой ложке, и те исцелялись в кратчайшие сроки. Всем остальным пить воду из дырявых аквариумов было строго-настрого запрещено. Нам объясняли, что человек не способен справиться с таким невероятным могуществом, я же был глубоко убежден, что орденские старейшины просто боятся конкуренции. Ходили слухи, будто наш Великий Магистр ежедневно черпает полную кружку из самого большого аквариума. Неудивительно, что он не желает ни с кем делиться, думал я. На его месте я бы и сам хитрил. А все эти разговоры о том, что человек, дескать, не способен справиться с могуществом, — не хитрость даже, а детский лепет. Слушать смешно. Удивительно, что находятся дурни, которые этому верят, а ведь их великое множество. Но я-то, хвала магистрам, не таков.