- Да нет, все правильно. Настоящие эксцессы, к сожалению, тоже иногда случаются, но они редко носят преднамеренный характер. Если кто-то и накуролесит в нашем маленьком королевстве, то потом обязательно выясняется, что несчастный пребывал в состоянии аффекта. Например, на почве ревности. Ревность, это такой бес, которого так просто не изгнать из человеческой души, и особенно страшно, когда ревность имеет основания. Рождается ненависть, направленная против мира в целом. Рвется ниточка, соединяющая нас с природой, с Богом.
Неужели все это было сказано сотрудником полиции? Сыщиком? На секунду я потерял чувство реальности. Здоровенный смешливый мужик, философствовавший возле моей кровати, был ненастоящим, неправильным, он и не мог быть иным, потому что в мире, который он вокруг себя творил, отсутствовала гармония. Я должен добиться соответствия, понял я, иначе... Что иначе? Иначе мне опять станет плохо...
- Продолжайте,- прошептал я, закрывая глаза.- Слушаю вас очень внимательно.
Ты должен быть другим, думал я, и ты будешь другим. Я исправлю тебя, я сделаю из тебя героя, достойного твоей великой фамилии... Привычно включился мозг, возникла картинка. Герой был поджарым и сухим - никакой вам полноты! - лысый череп, растопыренные уши, маленькие злые глаза. Ни капли обаяния, лишь фанатичная нацеленность на результат. И чтобы никогда не улыбался. И чтобы мало говорил. Хищник, профессионал, щука... Лабиринт мертвых коридоров, думал я, черные стены и душная тьма. Вот тебе гармония, сыщик Сикорски, вот оно, соответствие, наслаждайся. Теснятся анфилады бесформенных залов, мелькают зыбкие контуры каких-то предметов, вздыхает паркет под ногами. Ты - в этих роскошных декорациях, неслышными прыжками мчишься вперед, отыскивая путь во мраке. Угловатый, нескладный, согнутый и вместе с тем стремительный, неудержимый, страшный, горят глаза, нос к полу, огромные уши стелются по комнатам - что еще? - ага, любимый десятизарядный "дюк" в руке, чудовищное оружие профессионалов, начиненное смертью пятьдесят второго калибра. Никогда ты не достаешь оружие, чтобы напугать, только чтобы убивать. Сегодня как раз тот случай. Реликвия, способная погубить человечество, спрятана в подземелье древнего замка, и нужно опередить Зло, пока не пробил час истины, пока когтистая лапа не коснулась платка на крышке саркофага... Боже, какая пошлость, думал я. Почему мне опять плохо? Неужели я смогу и, больше того, захочу когда-нибудь изобразить такого героя на бумаге? Где же врач?
- ...В конце концов человек теряет то, что заслужил всей предыдущей жизнью,- втолковывал мне неправильный полицейский.- Он теряет свои ночи. Попробуйте представить себе этот позор - человек разучился видеть сны...
- Сны? - вяло переспросил я его.- Причем тут сны?
Говорить было трудно, во рту скопилась слюна. Много-много слюны, имевшей подозрительно гадкий вкус.
И в этот момент вошел врач. Лейтенант Сикорски вскочил со стула. А следом вошел Бэла Барабаш, начальник полицейского управления, обмахиваясь форменной панамой. Врач был совсем еще молоденькой девушкой - она и заговорила первой:
- Ну вот и все. Что-нибудь почувствовали?
Я приподнялся на локте.
- Вы меня спрашиваете, целительница?
- А разве здесь есть еще кто-то, кто нуждается в моей помощи? - Она почему-то посмотрела на лейтенанта. Тот стоял с каменным лицом, уже не улыбаясь. Бэла тоже посмотрел на лейтенанта и неожиданно подмигнул ему. Затем Бэла подмигнул мне:
- Привет, бортинженер.
- Комиссар,- обрадованно сказал я.- Хорошо, что ты пришел. Они меня подозревают в нездоровом образе мыслей.
Девушка подошла к кровати, на которой я лежал, и отключила оба генератора - в изголовье и в ногах.
- Так вы что-нибудь чувствовали? - повторила она вопрос.Несколько минут назад.
Я чувствовал себя, как никогда, хорошо - стих гул в ушах, и странной дурноты в помине не было. Наваждение прошло.
- Несколько минут назад? - наконец-то догадался я.- Значит, это было ваших рук дело? Товарищ комиссар, я выражаю официальный протест. Тайные эксперименты на людях запретили еще в прошлом тысячелетии.
- Я проверяла вашу эндокринную систему,- строго возразила девушка. Серьезный она была человек, полная противоположность здешним полицейским.
- А я решил, что меня отравили,- сообщил я ей. Тут она наконец улыбнулась. Улыбка у врача была плотоядной, совсем не вегетарианской. Я бы спрятался от такой улыбки под кроватью, будь помоложе годов на сорок пять.
- Наш гость попал в опытные руки,- произнес со странной интонацией лейтенант Сикорски.- Думаю, я ему больше не нужен. Я подожду тебя в коридоре, Бэла, хорошо?
- Присядьте,- скомандовала девушка, придирчиво рассматривая меня.- А теперь погримасничайте. Попробуйте меня напугать или рассмешить - разиньте рот, выпучите глаза, высуньте язык. Не стесняйтесь, я и не такое в жизни видела.
Я постарался не стесняться.
- Вы уверены, что реабилитация прошла, как надо? - озабоченно спросил Бэла, понаблюдав секунду-другую за моим лицом.- Меня тревожит состояние его психики, доктор. Психика тоже должна восстановиться?
- Сделайте, пожалуйста, несколько круговых движений головой, медленно,- последовала новая команда.
- А меня тревожит жара,- сказал я, осторожно ворочая шейными позвонками.- Молоко скиснет. Или что вы там едите вместо мяса?
- Вместо мяса употребляют сою,- откликнулся Сикорски уже от двери.
- Ты не волнуйся, Иван,- бодро сказал Бэла,- Твои консервы положили в холодильник, употреблять сою от тебя не потребуют.
- Нет, я теперь буду есть только сою,- капризно возразил я.- Товарищ лейтенант убедил меня, что больным быть вредно для здоровья.
- У вас отличное здоровье,- вдруг сказала врач.- Для вашего возраста, конечно.
Она присела на стул, на котором раньше сидел лейтенант Сикорски, и смахнула со лба прядь волос. С исчезновением одного из мужчин девушка необъяснимым образом изменилась словно стальной стержень из нее выдернули, словно ослабло поле, защищавшее ее от неблагоприятных условий среды. И стало заметно, что красавица гораздо взрослей, чем была мгновение назад. Что никакая она не девушка, а взрослая, много повидавшая женщина. Ведьма, потерявшая свою гипнотическую силу...
- Ваше лицо кажется мне знакомым,- смущенно призналась хозяйка кабинета, по-прежнему обращаясь ко мне.- Даже не столько лицо, сколько... Не поймите неправильно. Вы у нас, случайно, не лечились?
Бэла предположил, отвернувшись к окну:
- Возможно, ты видела его на площади?
Она помолчала, рассеянно глядя на мой шрам.
- На площади? На какой площади? - Женщина измученно вздохнула.- Я сегодня очень мало спала и шуток не понимаю. Сейчас наш уважаемый товарищ, которому не терпится одеться и удрать отсюда, попробует пройтись от кровати до стены.
Я взял с тумбочки свои шорты.
- Опять она плохо спала...- задумчиво продекламировал Бэла.- Опять ее предали сны...
Ведьма-целительница внезапно встала, закусив губу, сделала два легких шага и закатила начальнику полиции хлесткую пощечину.
Терраса закончилась спуском к бульвару, и вот тут-то, перед самыми ступеньками и немного в стороне, расположились эти чудаки. Мужчина и женщина, оба седоватые, оба дрябловатые, они стояли, подставив солнцу свои лица, и размашисто поворачивались - влево, вправо, влево, вправо. Туловище поворачивалось вместе с головой. Один глаз был прикрыт ладонью, а второй - бесстрашно открыт. Эти двое смотрели на солнце, ловили единственным открытым глазом прямые солнечные лучи, но как бы украдкой, лишь на мгновение погружаясь в море слепящего пламени. Мы молча проследовали мимо, и только потом я полюбопытствовал:
- Их что, тоже из какой-нибудь больницы отпустили?
- Это вампиры,- пояснил мой собеседник.
- Настоящие? - обрадовался я.
- Боюсь, что нет. Приклеилось к этой группе такое название, я уж и не помню, из-за чего.
- А зачем они смотрят на солнце?
- Расслабляются. Ритуал называется "соляризация".
Было одиннадцать с чем-то утра, но пекло так, будто пробило уже все двенадцать. Мы спустились по ступенькам и вновь оказались в тени. Идти налегке, без вечного чемодана, было как-то непривычно.
- Черт знает что,- сказал я.- Не думал, что здесь все так переменится. Надеюсь, хотя бы море осталось прежним.
Вокруг было много цвета, много пространства и мало шума, бесчисленные пальмы и живые изгороди, и почти никаких автомобилей. Пестрые беззаботные люди ходили по праздничным улицам - в точности, как раньше. Но люди эти неуловимым образом изменились. Были они теперь спортивными, бодрыми, они именно ходили, а не бродили, смотрели на солнце живыми блестящими глазами, беспрерывно улыбались друг другу, почти никто не носил очков, и трудно было понять, кто турист и кто местный. Возникали и исчезали безликие фигуры бегунов, прочие физкультурники безо всякого стеснения упражнялись на газонах в этом царстве здорового образа мысли, очевидно, предрассудков стало еще меньше, чем было. На глаза постоянно попадались лозунги, установленные на домах, на щитах, висящие поперек улиц: "РАЗРУШИЛ? ВОССТАНОВИ", "СЧАСТЬЕ ВСЕГДА С ТОБОЙ", "ЛЕКАРСТВО ОТ НОЧИ - СОН". Столь оригинальные образцы социальной рекламы, витавшие над этим красивым миром, заставляли размышлять не только об их содержании, но и о созидательной силе печатного слова в целом. Так что зря я ворчал, да и не ворчал я вовсе. Я приехал сюда вволю потосковать, а мне предлагали начать жить иначе. Почему бы нет?