Не знаю, как насчет Лулу, но года четыре тому назад я своими руками скрутила за этой панелькой киллера по кличке Паша Бегемот, вооруженного волыной с глушителем. Так что, как говорится, доверяй, но проверяй…
За этим занятием и застал меня один из безопасников. Я уже начинала их различать, и этот — с узким лицом и синими глазами — кажется, был у них старшим.
— Охотникова? — без всяких церемоний спросил он в свойственной бывшим милиционерам манере. Я молча кивнула. — Ты чего тут делаешь?
Конечно, можно было прочесть мальчику краткую лекцию о вежливости, но сейчас это было совершенно не важно. Мы с этим синеглазым невоспитанным парнем делали одно и то же дело, и следовало сразу отсечь все, что могло бы помешать работе. Пусть его мамаша воспитывает, в конце концов.
Я молча указала ему на дверцу.
— Твою дивизию! — едва слышно пробормотал синеглазый и свистнул сквозь зубы. Тут же — словно бы из-под земли — возник второй безопасник, пониже ростом и с раскосыми глазами.
— Миша! — с чувством произнес главный, сгреб напарника за воротник и тяжело и страшно приложил его об дверь. Тот в последнюю секунду извернулся и ударился не лицом, а плечом. Ну и порядки у них!
Впрочем, меня все это совершенно не касалось. Если у них командир наказывает провинившихся подчиненных, скажем, ремнем или плеткой, или надушенными шнурками, это не мое дело, в чужой монастырь со своим уставом не ходят… Поэтому я выскользнула в прихожую и остановилась, прислонившись к стене. Спустя минуту ко мне присоединился синеглазый. Он протянул мне узкую ладонь, жесткую, словно деревяшка:
— Саша.
Похоже, он был готов признать мое реальное существование на белом свете. Что ж, это уже прорыв…
— Евгения.
Я пожала руку и тут поняла, что чей-то взгляд буквально прожигает мне затылок. Я быстро обернулась. Галочка смотрела на меня так, словно я, Евгения Охотникова, была ее личным врагом.
Меня уже начинали утомлять корсиканские страсти приезжей команды, к тому же я не собиралась соперничать с Галочкой за ее место рядом с хозяйкой. Поэтому я дружелюбно кивнула телохранителю и отправилась посмотреть, чем там занята женщина, которую мы всей толпой должны были охранять.
Госпожа Качалина все так же стояла у окна, задумчиво созерцая городской пейзаж. А вот Толмачева рядом с ней уже не было. Смылся мэр, причем по-английски, не прощаясь!
Ольга Христофоровна обернулась ко мне:
— Вот что… как вас там…
Она пощелкала пальцами, якобы вспоминая забытое имя. На самом деле дама-политик обладала отличной памятью — например, она могла бы приехать в детский дом и вспомнить имя мальчика, которому два года тому назад лично подарила роликовые коньки. За этот трюк ее обожали журналисты. Качалина исполняла его нечасто, чтобы он не примелькался, но с неизменным успехом. Собственно, сейчас Качалина просто хотела продемонстрировать, как мало я значу в ее глазах. Ладно, поиграем…
— Меня зовут Евгения. Можно просто Женя. Для краткости…
Качалина бросила на меня подозрительный взгляд — не издеваюсь ли я над ней? Я потупила глаза и стояла со смиренным видом монастырской воспитанницы. Ольга Христофоровна слегка оттаяла. Она относилась к ярко выраженному типу «женщина-львица». А это значило, что Качалина не терпит прямого противостояния и готова броситься в бой, как бы ни был незначителен «предмет» атаки. То есть я.
Зато такие люди беззащитны перед косвенным воздействием, как-то: ложью, лестью, незаметным вкладыванием в голову начальства собственных идей с последующим восхищением тем, какая великолепная идея в эту самую голову пришла. Ну, и так далее, и тому подобное…
— Ну что же, Евгения, давайте сразу проясним ваше положение. Начнем с того, что вы мне абсолютно не нужны.
Качалина смерила меня оценивающим взглядом, словно прикидывая — к чему можно приспособить столь бесполезный предмет, как навязанный ей коварным мэром телохранитель номер два? Я молча ждала.
— Мне вполне достаточно Галочки и, конечно, моих ребят. Так что найдите себе какое-нибудь занятие на время моего пребывания в Тарасове и не путайтесь у меня под ногами — я этого не выношу!
Я послушно кивнула:
— Хорошо, Ольга Христофоровна. Я постараюсь вам не мешать. Но поймите и вы меня — ведь я всего лишь выполняю просьбу Виталия Михайловича.
— Понимаю, — Качалина усмехнулась уголками губ. — Вы работаете в городе, где хозяин — Толмачев. Прекрасно вижу ваше непростое положение, и тем не менее. Вы слышали, что я сказала. Дважды я повторять не стану.
Вообще-то, когда речь идет о спасении чьей-то жизни, приходится повторять и дважды, и трижды, и вообще, столько раз, сколько понадобится. Я давно заметила, что люди моей профессии частенько относятся к клиенту, как к ребенку. Да, ты молча переждешь его истерику. Ты выслушаешь все его пожелания по поводу того, как тебе нужно его охранять — порою дельные, большей частью — смешные и нелепые, с точки зрения профессионала… И сделаешь все по-своему. И тогда все сложится просто отлично.
— Я не буду вам мешать, Ольга Христофоровна, обещаю, — честно сказала я.
Мешать не буду, но твою охрану я построю так, как считаю нужным. Иначе — грош мне цена. Трудновато будет справиться с таким сопротивлением…
К капризам клиентов я давно привыкла и спокойно пережидаю их, как дождь, или град, или эпидемию гриппа. Неизбежно, скучно, но скоро пройдет. А вот противодействие охраны — это уже хуже. Особенно будет свирепствовать эта Галочка, ясное дело. Конечно, мне приходилось несколько раз работать в тандеме. Принципы — это хорошо, но жизнь так устроена, что порою приходится их нарушать. И никогда я не встречала такой открытой вражды, причем с первых же секунд. Мы ведь даже еще не сцепились ни разу… Что-то странное есть в отношении Галочки к ее работе — что-то чересчур уж личное. Нужно будет это выяснить.
— Хорошо, Женя, я рада, что вы все поняли. Сейчас мне нужно привести себя в порядок, а через полчаса я хотела бы пройтись.
И Ольга Христофоровна удалилась в свои люксовые покои. А мы с Галочкой остались в гостиной — огромной, старомодной и по-своему уютной. Мне всегда нравилось, что владельцы «Евразии» и не пытаются гнаться за столичным шиком. Все равно не догонят, лишь получится смешно. Зато у гостиницы есть свой неповторимый стиль — провинциальный, чуть ироничный. Вот — вполне современный удобный диван, но обит он тканью в кремовых розах. На камине — часы: античная дева склонилась на циферблат. Парные статуэтки — пастушок и пастушка улыбаются друг другу. Под сплит-системой на стене портреты — кавалер в мундире и дама с высокой прической, генерал с усами. Такая смесь — века двадцать первого и восемнадцатого. Забавно и небанально.
Пока Качалина занималась своим туалетом, мы с Галочкой остались наедине. Пожалуй, уже стоило расставить точки над нужными буквами.
— Ну, что же, Галина, — начала я, но маленькая сердитая женщина прервала меня на полуслове:
— Я не Галина!
— Но вас Ольга Христофоровна называет Галочкой! — удивилась я.
— Вот Ольга Христофоровна пусть так меня и называет.
Телохранитель уселась на стул с изогнутой спинкой, причем уселась верхом — как Клинт Иствуд в вестерне. Вдобавок спиной ко мне. Вся ее маленькая фигура демонстрировала: «Отстань от меня!»
— Так как же вас зовут? — настойчиво, но вполне доброжелательно поинтересовалась я.
— Светлана.
— А почему же тогда — Галочка?
Маленькая женщина резко обернулась и уставилась мне в лицо с откровенной ненавистью:
— Слушай, отвяжись, а?! Ну чего тебе от меня надо?
Я улыбнулась и отрицательно покачала головой. Я ждала ответа. Галочка — она же Светлана — обнаруживала все признаки социопата. Мне приходилось иметь дело с проблемными подростками и бывшими наркоманами. Обычно они вели себя именно так. Странно, что Качалина держит такого человека в качестве личного телохранителя…
Женщина с минуту смотрела на меня, потом поняла, что не отстану, и сдалась.
Плечи ее поникли, она тяжело вздохнула и ответила:
— Это прозвище. Позывной у меня был такой: Галка. Теперь понятно?
Да, теперь понятно. В нашей стране достаточно людей, прошедших через войну, а то и не через одну. Эти люди молоды, но то, что они видели, то, что пережили, накладывает на их душу отпечаток — навсегда. На всех война сказалась по-разному. Я знаю людей, на которых, на первый взгляд, не осталось никакого следа. Они вполне социализированы, некоторые — на редкость успешны… Но в кризисных ситуациях они реагируют не так, как обычные люди. В прошлом году у одного из моих знакомых — вполне удачливого представителя немецкого банка — украли десятилетнего сына. Те гопники, что, насмотревшись американского кино, решили заработать на киднэппинге, «заплатили» за это так, как им и не снилось. Меня эта история задела только краем, но и я не скоро ее забуду. Хотя и постараюсь…