- А над чем вы сейчас работаете? - спросил Мартин. - Вы собираетесь писать продолжение рассказа "Дитя тысячи солнц"? Вот это была бы история!
- Посмотрим, - ответил Барнетт. И ответил скорее сам себе: - Если вы обещаете мне держаться подальше от созвездия Геркулеса до тех пор, пока я не напишу книгу...
Он начал загибать пальцы.
- Содержание, твердая обложка, мягкая обложка... Три года как минимум. Подождете?
- Для вас, Джим, - воскликнул Фишер, - мы постараемся попридержать лошадей. Все расхохотались.
- Ладно, ладно, я понял, - сказал Барнетт. - Но для меня это не смешно! Эти зонды, летающие вокруг Марса и Венеры, передающие все, что им удалось узнать, эти умники ученые, выступающие каждый день с новыми психоили криогенными теориями, новые звездные карты. Сегодня я прежде всего должен понять то, о чем говорят, вместо того чтобы разрабатывать теорию или выдумывать что-то из головы. А теперь еще и мой собственный сын летит на Луну. И он сможет вернуться и рассказать мне, какая она на самом деле. А я смогу написать дюжину новых историй.
Разговоры, всего лишь разговоры. Но эта беседа, добрые, улыбающиеся, молодые лица успокоили его, и холод в груди отступил. Отступил ли?
- Поверь, папа, - говорил Дэн, - я найду тебе что-нибудь там, в пещерах. Мертвый город или, в конце концов, покинутый форт, форпост галактической цивилизации.
- А почему бы и нет? - спросил Барнетт-старший. - Ведь все остальное уже случилось. - Он улыбнулся. - Вот что я вам скажу, парни! Научная фантастика - это нелегко! Но я рад, что все мои истории становятся реальностью и что я дожил до сего момента и увидел, как люди, которые часто смеялись над детскими сказочками о путешествиях в космос, приняли его. Его - значит космос!
Хотел бы я видеть их лица, когда первый спутник вышел на орбиту. И тот священный ужас, охвативший их, когда они начали понимать, что Там, Наверху, - действительно безбрежное пространство.
Сейчас Барнетт не просто говорил, он чувствовал возбуждение и гордость за то, что его собственная плоть и кровь становились частью будущего, которое так внезапно стало настоящим.
Они еще поговорили, но затем настало время уходить. И Барнетт попрощался с Дэном так обыденно, словно тот отправлялся в поездку от Кливленда до Питтсбурга.
И он ушел.
Только один раз, когда Барнетт оглянулся на ракету, которая казалась сейчас отдаленным странным силуэтом, сигарой, направленной в небо, он вновь почувствовал страх.
В эту ночь он вернулся в Картерсбург, городок в центральной части Огайо. Он допоздна просидел в гостиной, разговаривая с женой, рассказывая ей о Дэне - как тот выглядел, что говорил и как, по мнению Джима, Дэн себя действительно чувствовал.
- Он был счастлив и спокоен, говорил Барнетт. - Тебе следовало бы поехать со мной, Салли, чтобы увидеть его.
- Нет! отвечала она. - И я, считаю, правильно поступила.
Ее лицо при этих словах казалось спокойным и расслабленным, как у Дэна, но в голосе прозвучала нотка, которая заставила Барнетта обнять и поцеловать жену.
- Успокойся, дорогая! Дэн совсем не волнуется, и он тот, кто сделает это. Я верю в него.
- Да. Я знаю, что наш сын справится.
Для того чтобы уснуть, Барнетт пропустил пару лишних стаканчиков. Но все равно он плохо спал, а с утра появились репортеры.
Барнетт начинал недолюбливать их. Среди них встречались и дружелюбные ребята, и те, кто просто делал свою работу. Но попадались и такие, кто видел интригу в том, что писатель-фантаст отец астронавта.
- Скажите, мистер Барнетт, когда вы впервые начали писать фантастику, верили ли вы в то, что все это станет реальностью?
- Скользкий вопрос, не так ли? - спросил Барнетт. - Если вы имеете в виду, думал ли я, что полеты в космос станут реальностью... Да, думал.
- Я читал некоторые из ваших ранних рассказов, - говорил один из репортеров, - мне удалось раздобыть старые журналы...
- Вам повезло! Некоторые из них продаются за такую большую сумму, которую я когда-то получил за весь тираж. Продолжайте!
- Итак, мистер Барнетт, не только в ваших рассказах, но практически у всех остальных писателей-фантастов я столкнулся с интересной вещью, точнее странной уверенностью. Скажите мне, вы действительно считаете, что научная фантастика, которую вы пишете, помогла сделать космические путешествия реальностью?
Барнетт фыркнул.
- Давайте будем реалистами. Самая главная причина того, что ракеты улетают в космос сейчас, а не через век, в том, что две великие нации боялись отстать друг от друга.
- Но вы ведь думаете, что научная фантастика действительно кое-что сделала, чтобы приблизить это. Не так ли?
- Ну-у, - протянул Барнетт, - можно сказать, что она способствовала появлению неортодоксального мышления и некоторым образом готовила ментальный климат.
Этого репортер и ожидал. С триумфом он спросил:
- Значит, можно сказать, что рассказы, которые вы написали много лет назад, частично ответственны за то, что ваш сын летит на Луну?
Холод вновь охватил Барнетта. Резко он ответил:
- Если вы хотите сказать, что причина полета на Луну - сентиментальный человеческий интерес, то это не так!
Репортер улыбнулся.
- Да ладно вам, мистер Барнетт! Ваши рассказы, конечно же, повлияли на Дэна в выборе профессии. Я имею в виду, что он всю жизнь жил среди ваших рассказов, читал их, слушал... Не это ли подтолкнуло его?
- Нет! - сказал Барнетт. Он открыл дверь. - А теперь извините меня. У меня много работы.
Барнетт захлопнул дверь и даже закрыл ее на замок. Салли куда-то ушла, чтобы избежать встречи с журналистами, и дома было тихо. Он прошел на задний дворик и стоял там, глядя на какие-то красные цветы, и курил до тех пор, пока не взял себя в руки.
- Ладно! - громко сказал он сам себе. - Забудь это!
Барнетт вернулся в дом, в свою рабочую комнату - он никогда не называл ее кабинетом - запер дверь и сел перед пишущей машинкой. В ней была заправлена наполовину исписанная страница, а шесть других лежали рядом. Это была первая незаконченная глава продолжения "Дитя тысячи солнц". Барнетт перечитал последнюю страницу, затем страницу в пишущей машинке и положил руки на клавиатуру. Прошло много времени, прежде чем со вздохом он начал почти механически печатать.
Позднее пришла Салли и застала его все так же сидящим за рабочим столом. Он вытащил ту страницу из печатной машинки, но не вставил другую. Он просто сидел.
- Проблемы? - спросила Салли.
- Не могу начать и закончить. Она нежно похлопала его по плечу.
- Пойдем! Выпьем немножко. А потом давай на время выйдем из этого чертова дома.
Она не часто так говорила. Барнетт кивнул, вставая.
- Поездка в город может пойти нам на пользу. А вечером посмотрим кино.
"Сколько угодно, только чтобы выкинуть из головы мысль, что завтра утром, если погода будет хорошей, старт".
- Это я спровоцировал его? - внезапно спросил он. - Это я, Салли?
Она посмотрела на него в изумлении. Затем решительно покачала головой.
- Нет, Джим! Это его стезя! Его предназначение! Забудь об этом!
Конечно, забудь. Увы, это легче сказать. Но кто может ответить, что послужило причиной выбора сына? Неосторожно брошенное семя - отдельное слово, написанное за два цента и давно забытое, стало решающим фактором, который привел его мальчика в стальную каюту звездного корабля?
"Но ты можешь и должен забыть об этом, так как больше сделать ты ничего не можешь".
Они поехали в город, поели, сходили в кино и затем им ничего не оставалось, как вернуться домой и лечь спать. Салли легла, но он не знал, спала ли она. А он нет! Он сидел один в своей рабочей комнате с пишущей машинкой и бутылкой. Вокруг него висели оригиналы обложек и иллюстраций его рассказов. Одна, из рассказа "Звездная мечта", написанного задолго до рождения Дэна, на которой была изображена прекрасная белая ракета в космосе над поверхностью Марса, особенно ему нравилась. Под картинами стоял ряд полок, наполненных конечными результатами более чем тридцатилетней писательской деятельности. Марширующие батальоны белой бумаги, пожелтевшей на краях, - эта комната была им самим. Она состояла из его нужд, его мечтаний, из того времени, когда его мозг выдавал идеи, как конвейер, и когда он не мог придумать и слова для определения той работы, которую любил и без которой он бы не был Джимом Барнеттом.
Он посмотрел на пустую печатную машинку и странички рядом с ней и подумал, что если он собирается сидеть всю ночь, то ему надо продолжить рассказ. Что сказал Генри много лет назад: "Профессионал - это писатель, который может рассказывать истории, даже когда он этого не хочет". И это правда!
Барнетт не заметил, как уснул на кушетке, и ему приснилось, что он стоит у закрытого люка капсулы, стуча по ней и выкрикивая имя Дэна. Он не мог открыть ее. Барнетт в злобе обошел ее, пока не нашел окно и не смог заглянуть внутрь. Он увидел, что Дэн лежал в специальном амортизационном кресле, его голова в пластмассовом шлеме была откинута назад, а руки в перчатках автоматически нажимали на цветные рычаги.