– Вы в опасности, сударь?
– О, да. Существует вероятность в 1.7%, что я буду казнен, но, конечно, это не остановит проекта. Мы учли также и это. Впрочем, неважно. Завтра, я полагаю, мы встретимся в университете?
– Я приду, – сказал Гаал.
5.
КОМИССИЯ ОБЩЕСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ – …Власть аристократического окружения возросла после убийства Клеона I, последнего из Энтунов. В целом она внесла элементы законности на протяжении длившегося веками периода нестабильности и неуверенности императорской власти. Обычно находясь под контролем знатных семейств Ченов и Дивартов, она выродилась наконец в слепой инструмент поддержания статус кво… Полного отстранения Комиссии от государственной власти добился лишь последний сильный Император – Клеон II. Первый Главный Комиссионер…
…Некоторым образом начало упадка Комиссии может быть увязано с судом над Хари Селдоном, состоявшимся за два года до начала Эры Установления. Этот суд описан Гаалом Дорником в биографии Хари Селдона…
ENCYCLOPEDIA GALACTICA
Гаал не выполнил своего обещания. На следующее утро его пробудил приглушенный звонок. Гаал ответил, и голос портье, приглушенный, вежливый и непреклонный, информировал его, что он находится под арестом согласно приказу Комиссии Общественной безопасности.
Гаал кинулся к двери и обнаружил, что та больше не открывается. Ему оставалось только одеться и ждать.
За ним пришли и отвели куда-то в другое место, но это все равно был арест. Вопросы ему задавали очень вежливо. Все было исключительно цивилизованно. Гаал объяснил, что он провинциал с Синнакса; что он посещал такие-то учебные заведения и получил степень доктора математических наук тогда-то; что он обращался по поводу зачисления в штат доктора Селдона и был принят. Снова и снова он сообщал эти подробности; снова и снова они возвращались к вопросу его присоединения к Проекту Селдона. Откуда он услышал о нем; каковы должны были быть его обязанности; какие секретные инструкции он получил; ради чего все это затевается?
Он отвечал, что не знает. Он не имел секретных инструкций. Он ученый-математик. Он не интересуется политикой.
И наконец вежливый инквизитор спросил:
– Когда Трантор будет разрушен?
Гаал запнулся.
– Сам я этого не знаю.
– Тогда знает ли кто-нибудь другой?
– Как я могу говорить за других?
Он чувствовал себя разгоряченным, даже слишком разгоряченным. Инквизитор поинтересовался:
– Говорил ли кто-нибудь вам о таком разрушении, называл ли дату? – и видя, что молодой человек колеблется, он продолжал: – За вами следили, доктор. Мы были в космопорту, когда вы прибыли; на наблюдательной башне, когда вы дожидались встречи; и, конечно, мы были в состоянии подслушать вашу беседу с доктором Селдоном.
– Тогда вы знаете его взгляды на это дело, – сказал Гаал.
– Возможно. Но мы хотели бы услышать о них от вас.
– Он считает, что Трантор будет уничтожен в течение трех веков.
– Он доказал это… э… математически?
– Да, он это сделал, – с отчаянием бросил Гаал.
– Вы утверждаете, что… э… математика заслуживает доверия, я полагаю.
– Если за нее ручается доктор Селдон, она заслуживает доверия.
– Тогда мы вернемся.
– Подождите. Я имею право на адвоката. Я требую соблюдения моих прав гражданина Империи.
– Вы его получите.
И действительно, адвокат вскоре появился.
Это был высокий человек, лицо которого, казалось, состояло из одних вертикальных линий и было так узко, что оставалось лишь гадать, хватит ли на нем места для улыбки.
Гаал поднял глаза. Он выглядел взлохмаченным и поникшим. Он пробыл на Транторе не более тридцати часов, а произошло уже столько такого…
Человек сказал:
– Я Лорс Аваким. Доктор Селдон поручил мне защищать вас.
– В самом деле? Тогда слушайте. Я требую немедленного обращения к Императору. Я задержан без предъявления обвинений. Я ни в чем не виновен. Ни в чем, – он резко выбросил руки вперед, ладонями книзу. – Немедленно организуйте слушание у Императора.
Аваким тщательно выкладывал на пол содержимое плоской папки. Будь Гаал в более подходящем состоянии, он мог бы признать деловые бланки из целломета, узкие как ленты и подходящие для вкладывания в персональную капсулу. Он мог бы также заметить карманный диктофон.
Аваким наконец посмотрел вверх, не обращая внимания на вспышку Гаала, и сказал:
– Комиссия, конечно, подслушает наш разговор направленным лучом. Это противозаконно, но они, тем не менее, будут его использовать.
Гаал заскрежетал зубами.
– Однако, – Аваким уселся поудобнее, – диктофон, который стоит на столе – и который с виду выглядит как совершенно обычный диктофон, хорошо выполняющий свои функции – имеет дополнительную способность подавлять подслушивающие лучи. Сразу они этого не распознают.
– Тогда я могу говорить.
– Конечно.
– Тогда я требую слушания дела в присутствии Императора.
Аваким холодно улыбнулся, и выяснилось, что на его узком лице места все же хватает. Его щеки сморщились, чтобы освободить пространство.
– Вы из провинции, – сказал он.
– Тем не менее я гражданин Империи. Не хуже вас или любого из этой Комиссии Общественной Безопасности.
– Без сомнения, без сомнения. Просто вы, будучи провинциалом, не представляете реальной жизни на Транторе. Никаких слушаний в присутствии Императора давно нет.
– Тогда к кому следует апеллировать против этой Комиссии? Есть какая-либо иная процедура?
– Никакой. Выхода практически нет. По закону вы можете апеллировать к Императору, но слушания дела вы не добьетесь. Нынешние Императоры – это не Энтунская династия, видите ли. Трантор, я боюсь, находится в руках аристократических семейств, представители которых и составляют Комиссию Общественной Безопасности. Такое развитие дел хорошо предсказывается психоисторией.
– В самом деле? – сказал Гаал. – В таком случае, если доктор Селдон может предсказать историю Трантора на триста лет в будущее…
– Он может предсказать ее на пятнадцать тысяч лет в будущее.
– Ну хорошо, пусть на пятнадцать тысяч. Почему же он не смог вчера предсказать события сегодняшнего утра и предупредить меня? Хотя нет, простите, – Гаал сел и подпер голову взмокшей ладонью. – Я хорошо понимаю, что психоистория – наука статистическая и не может хоть сколько-нибудь точно предсказывать будущее одного человека. Вы понимаете, что я не в себе.
– Но вы ошибаетесь. Доктор Селдон действительно полагал, что вас сегодня утром арестуют.
– Что?!
– К несчастью, это так. Комиссия становится все более и более враждебной по отношению к его деятельности. Новым сотрудникам, присоединяющимся к группе, чинят все больше препятствий. Графики показывают, что для успеха наших планов события именно сейчас должны достигнуть критической точки. Комиссия сама по себе немного запаздывала, так что доктор Селдон посетил вас вчера, имея целью форсировать их реакцию. Причина лишь в этом.
Гаал перевел дух.
– Я преисполнен негодования…
– Пожалуйста, успокойтесь. Это было необходимо. Вы были выбраны не по каким-то личным причинам. Вы должны понять, что планы доктора Селдона основаны на изощренных математических расчетах, проводившихся восемнадцать лет, и включают в себя все возможные варианты со сколько-нибудь значительной вероятностью. Этот – один из них. Меня прислали сюда с единственной целью: убедить вас, что вы не должны бояться. Все кончится хорошо: о проекте это можно сказать почти с уверенностью, а о вас – со значительной вероятностью.
– И каковы цифры? – потребовал Гаал.
– Для проекта – более 99.9%.
– А для меня?
– Мне сообщили, что вероятность – 77.2%.
– Значит, более одного шанса из пяти, что меня приговорят к тюрьме или к смерти.
– Вероятность последнего менее процента.
– Ну прямо. Расчеты в применении к конкретному человеку ничего не значат. Пришлите ко мне доктора Селдона.
– К несчастью, не могу. Доктор Селдон сам арестован.
Прежде, чем Гаал, собиравшийся то ли заплакать, то ли закричать, успел издать какой-то невнятный звук, дверь распахнулась настежь. Вошедший охранник подошел к столу, взял диктофон, оглядел его со всех сторон и сунул к себе в карман.
– Мне необходим этот прибор, – спокойно сказал Аваким.
– Мы снабдим вас таковым, советник, причем не создающим помех.
– В таком случае мой разговор окончен.
Гаал проводил его взглядом и остался в одиночестве.
6.
Суд (Гаал предполагал, что это суд, хотя с точки зрения законности он мало походил на изощренную судебную процедуру, знакомую Гаалу по книгам) продлился недолго. Он происходил на третий день после его прибытия. Но Гаал, даже напрягая память, уже плохо припоминал, как именно все началось.
Впрочем, его самого едва удостоили внимания. Главный калибр был наведен на самого доктора Селдона. Хари Селдон, однако, сидел вполне невозмутимо. Гаалу он казался единственным островком устойчивости в этом мире.