– Господи, Антон! Это невозможно… – Ее губы дрожали. – Сколько лет прошло? – Она невольно отступила на шаг, пытливо всматриваясь в смутно знакомые черты.
Что же делает с нами любовь?
Она таится внутри. Кажется, все давно прошло, забылось, подернулось пеплом, но приходит миг, и душа вдруг срывается в пропасть, падает, обмирая, не предчувствуя дна.
– Я не знаю. Много. Какая разница, сколько? Волею омни – мы живы?! – вырвалось у него.
Ее взгляд мгновенно потемнел.
– Тебя он тоже возродил? – спросила девушка.
– Да. Я помню, что погиб, – фраза далась Антону с трудом.
Наступила тяжелая, неловкая пауза.
Казалось, они разговаривают на одном языке, говорят об одних и тех же событиях, минута страшного прозрения еще впереди, а пока оба растерялись: сильные при любых других обстоятельствах, они хотели бы поверить в чудо, но знали – чудес не бывает.
– Яна, родная, – вырвалось у Антона. – Мне не важно, что затеял Го-Лоит!
– Антон, не надо! – На глаза девушки навернулись слезы отчаянья. – Это неправильно! Нас используют! Мы не могли с тобой встретиться снова!
Он встал, преодолевая головокружение и слабость, шагнул к ней, обнял, прижал к себе, шепнул:
– Что бы ни задумал омни, на этот раз он просчитался. Я так много думал о тебе! Казалось, потерял навсегда и больше не увижу!..
Слезы текли по щекам Яны. Она не смогла ничего поделать, прильнула к нему, задыхаясь от внезапно вернувшегося, потерянного в юности ощущения, когда вдруг перестаешь понимать, где ты, что происходит, да и не важно – ведь она чувствовала частые, глухие, теплые удары в его груди, и ее сердце, очерствевшее, скованное, вдруг замерло, а затем встрепенулось, забилось в унисон.
– Антошка… – Она всхлипнула. – Антошка, милый, ты ведь даже внимания на меня не обращал…
– Глупым был… – Он гладил ее волосы. – Стеснялся.
Они не верили ни одному своему чувству, но тянулись друг к другу – оба иззябшие, ожесточенные, почти надломленные жизнью, но сохранившие в глубине души искру несбывшейся любви, частицу тепла.
* * *Огонь в очаге разгорался. Снаружи зарядил дождь, дул порывистый холодный ветер, издалека доносилось унылое, монотонное пение норлов, вечер угас, сгущалась тьма.
Ночь кружила над землей, злая, коварная, лютая, пронизанная несбыточными надеждами.
Они ни о чем больше не спрашивали друг друга. Слова утратили смысл или их время пока не пришло?
Омни мог упиваться своей прозорливостью, мнимым знанием тонкостей человеческой натуры – ведь первый порыв неожиданно возрожденных чувств едва не сжег Антона и Яну.
Две рано осиротевшие души, через край хлебнувшие горя и ненависти, потянулись друг к другу, и мир внезапно отдалился, потонул в желтоватых, скользящих по стенам отсветах пламени.
Такое случается раз в жизни, и то не с каждым. Безумие, непохожее на счастье, острая страсть, замешенная на пустоте одиночества, – их чувства слились воедино, растворились друг в друге, время для Антона и Яны остановилось.
Лишь далеко за полночь, когда поленья уже рассыпались головешками, но еще рдели, источая тепло, она вдруг тихо произнесла:
– У тебя рана открылась.
Антон не хотел отпускать ее. Казалось – ускользнет, исчезнет, обернется сном.
– Пустяки.
– Шов разошелся. У меня есть игла и немного ниток. – Она встала, чувствуя себя легкой, как перышко. Мысли только о нем. Словно не было тяжелой, надорванной жизни, смерти, необъяснимого возрождения.
Если снова умрем, то вместе. В один день. В один миг. Она больше не ощущала обреченности в промелькнувших мыслях. Сознание словно переродилось.
Вернувшись, Яна присела, вытерла выступившую на его плече кровь. Ей не раз приходилось зашивать раны, но сейчас рука замерла, не в силах уверенным движением проколоть его кожу.
– Давай, ты чего? – Он улыбнулся тепло, ободряюще, так, что у Яны закружилась голова.
Она быстро, умело стянула края глубокого пореза.
– Антошка, что с нами будет?
Он долго молчал. Яна убрала иглу, нитки, прилегла рядом, прижалась к нему.
– Где мы? – спросил Антон.
– В Первом Мире, разумеется, – ответила она, не задумываясь.
– Первый Мир? Никогда не слышал о таком.
Яна обмерла, напряглась, с трудом делая вид, что все нормально.
Неужели предчувствие не обмануло?
И снова – иней на сердце, секунда напряженного отчуждения, оттенки состояний, – кажется, душа уже изранилась в кровь о туго натянутые нервы.
«Нет! Я не смогу еще раз потерять его! Откуда мне знать, как воздействует технология воскрешения на рассудок? Возможно, он просто забыл некоторые моменты прошлого? Он ведь только недавно очнулся и наверняка дезориентирован». Мысли неслись вихрем, сердце билось неровно и часто.
– Антошка. – Она заставила себя взглянуть в его глаза. – Как ты жил все эти годы?
Он обнял ее.
Го-Лоит с шипением сплел шеи. Наступил роковой момент. Сейчас все решится. Либо его план безупречно сработает, либо… – он замер в напряженном ожидании.
Антон не стал размениваться на слова. К чему, если им обоим вживлены модули технологической телепатии?
Яна невольно вздрогнула, когда образы из его рассудка коснулись ее сознания, затопили его.
Глава 2
Неизвестная точка пространства…
В утреннем тумане все звуки слышатся особенно четко.
Солнце еще не взошло, царили мглистые сумерки, но Антошка уже проснулся, лежал на мягкой, ворсистой, удобной развилке ветвей, ощущая привычное покачивание бредущего дерева, слушая сонный шелест змееподобных трав, вдыхая терпкие запахи токсинов. На душе было спокойно. Он радовался новому дню, предвкушал скорую встречу с коричневым морем, затаив дыхание, мечтал, как сегодня будет бегать по рыжим песчаным отмелям, – ведь кочующий лес надолго останавливался вблизи побережья!
Взрослые постоянно о чем-то беспокоились, но десятилетнему мальчишке их тревоги непонятны.
Он вырос среди альбийских туманов, с первыми осознанными впечатлениями впитал красоту окружающей природы и простой уклад жизни. Тошнотворные для старших запахи воспринимались Антошкой как привычные ароматы, его ничуть не мутило от постоянного чавкающего шума, с которым корненоги бредущих деревьев пожирали змееподобное разнотравье.
Толстая ветвь над головой изогнулась, пружинисто дрогнула. Утренний туман тек густыми полосами, и мальчик не разглядел, кто спустился с наблюдательного яруса, зато отчетливо услышал голос старика Веба:
– Море километрах в десяти.
– Лес, как обычно, остановится на пару недель, – отозвался Глеб Стужин. – Придется попотеть, откапывая шлюз «Корпускула».
– Зря мы послушали корпов. – Старик надрывно закашлялся. – Анклаву тут не выжить.
– Сделанного не вернешь, командир. Думать надо было раньше, когда отступали из Солнечной системы. Здесь, по крайней мере, нас не найдут омни.
– Зато добьют токсины, – мрачно предрек Веб.
Антошка ничего не понял из их разговора. Да и не старался понять, ведь у мальчишки иные заботы. Ему не терпелось дождаться, когда восход солнца растопит туман, отпроситься у родителей и бегом к морю!
* * *Море было светло-коричневым, мутным, прибрежный песок оранжево-искристым, теплым. Сюда не заползали змееподобные травы, здесь не ступали корненоги бредущих деревьев, и только кистеперые рыбы неуклюже выбирались из воды, чтобы погреться на солнышке, да огромные панцирные многоножки шустро сновали по пляжу, оставляя в песке бесчисленные запутанные следы.
Кочующий лес остановился вдалеке. Деревья никогда не подходили близко к кромке соленой воды, не пересекали неровной линии, где оканчивалось шипящее многотравье и начинались рыжие прибрежные дюны.
Антошка вместе с другими ребятами бегал по мелководью, пугал кистеперых рыб, визжал, хохотал и резвился.
Счастье. Бездонное небо над головой. Пьянящий горьковатый воздух, палящее солнце, коричневатые горбины волн – ощущения беззаботного детства.
Взрослые купаться не пошли. Разбрелись по берегу, собирая панцири многоножек, а затем, отыскав самую большую из дюн, принялись копать.
Работа шла медленно. Солнце уже перевалило за полдень, а они все трудились с непонятным, молчаливым, обреченным упорством, не обращая внимания на жару, отгребая песок при помощи прочных панцирей, перенося его подальше, ссыпая горками, а морской ветер, любопытствуя, крутил вокруг места раскопок пыльные смерчи.
Антошка закупался, проголодался, устал. От обилия новых впечатлений кружилась голова.
– Эй, айда посмотрим, что там родители нашли! – раздался крик.
Конечно же, он припустил с остальными. Стайка ребят растянулась по пляжу. Исконные обитатели побережья испуганно разбегались. Мальчишки и девчонки, погодки от восьми до десяти лет, внушали им инстинктивный страх.
– Ух ты! – Первым до места раскопок добежал Мишка, самый старший из ребят, ему было одиннадцать. – Да здесь дыра какая-то! И куда все взрослые подевались?!