– Шура? – фыркнула я. – Ну и ну! Выразительное имя! А если я не дам тебе развода?
– Лучше нам договориться полюбовно, – сказал он уверенно, – ты уж поверь…
Я не поверила, и на следующий вечер бизнес-леди явилась к нам в дом. Увидев ее, я онемела.
Представьте себе плотную такую коренастую тетку с деревенским румянцем во всю щеку. Глазки у нее были маленькие и необычайно подозрительные, это уж от природы. Да еще и подведены густо по моде двадцатилетней давности. Волосы коротко стриженные, обесцвеченные, да еще и тени голубые аж до самого лба. Губы щедро намазаны ярко-красной помадой.
– Здравствуйте, Шура, – сказала я.
– Кому Шура, а кому – Александра Ивановна Аксюта, – ответила она совершенно серьезно, затем прошла в гостиную и без приглашения расселась на диване.
Я перевела взгляд на Антона – боже мой, настолько неподходящих друг другу людей я не видела в жизни! Как же он с ней будет куда-то ходить? А он не будет, тут же поняла я, ей некогда, она в своем бизнесе, а он – в своем ток-шоу. Но вот как же с ней спать… Ну ничего, постарается…
– Хм, – откашлялась мадам Аксюта, – я – человек занятой, мне попусту болтать некогда. Значит, мое предложение такое. Вы быстренько подаете на развод, и как только у тебя, Антон, будут на руках документы, мы расписываемся, и я перевожу деньги на телеканал. Пока там переговоры предварительные проведи, кое-что уже наклевывается.
– А если долго будут документы оформлять? – робко заикнулся Антон.
– А ты заплати за срочность, если хочешь, чтобы быстрее было, – отмахнулась Шура.
– Минуточку, – вмешалась я, – мы еще не решили, станем ли разводиться. Может, я не согласна…
– А кто тебя спрашивает? – мерзкая баба пожала плечами. – Что вас связывает? Детей нету…
Я прислушалась к себе и поняла, что тут она права, нас с мужем ничего не связывает. Полтора года прожили вместе – и я готова расстаться с ним в любой момент, даже вспомнить нечего. Но просто так сдаваться этой отвратительной бизнес-леди я не собиралась. Да что она себе возомнила? Тоже мне – хозяйка жизни!
– Не дам развода – и все тут! – сказала я. – Буду тянуть время, не являться в суд, а вам время дорого, ему ток-шоу заполучить невтерпеж…
– Дина, ну давайте же будем интеллигентными людьми! – это вмешалась свекровь, которая подслушивала под дверью, а теперь не утерпела и вставила словечко.
– С чего это вдруг? – холодно удивилась я. – И вообще, вы-то что встреваете? Это вас не касается, мы с вашим сыном уж как-нибудь сами разберемся.
– Как это – не касается? – свекровь всплеснула руками. – Я же человек не посторонний! Я родная мать! И желаю своему сыну всяческих благ! А не ты ли сама говорила мне, что это в моей жизни должно быть главное! И теперь я точно знаю, что с Александрой… Ивановной ему будет лучше! Потому что с тобой у него нет никакого будущего! С карьерой ты ему помочь не сможешь, у тебя теперь будут большие проблемы с работой.
– А вы откуда знаете? – дернулась я. – Подслушивали?
– Зачем подслушивать? Я никогда не подслушиваю! Вот, я из почтового ящика вытащила.
Она протянула мне большой незаклеенный конверт, там были какие-то документы и трудовая книжка, очевидно, принес курьер с работы и опустил в почтовый ящик.
– Мама права, – Антон нарушил затянувшееся молчание, – лучше тебе не сопротивляться.
– Допустим, – протянула я, – но если вам так срочно, то вы должны заплатить мне отступные…
– С какой стати? – заорали мать с сыном хором, хотя я даже не успела назвать сумму.
Нет, ну с кем я жила полтора года! А свекровь – это же ужас какой-то, она еще говорит об интеллигентности!
– Теперь насчет жилплощади, – заговорила мадам Аксюта, – мне, конечно, все равно, квартира не моя, но вот мама… – она махнула рукой с толстыми пальцами, унизанными жуткими кольцами, – мама хочет остаться здесь.
– А мне куда? – я оторопела.
– Тебе что-нибудь подберем, – теперь мадам махнула рукой неопределенно, на пальце сверкнул бриллиант величиной с булыжник, который, как известно, оружие пролетариата, – однушку какую-нибудь. Я в строительном бизнесе работаю, это не проблема…
– Ага, сейчас, однушку! – Я вконец разозлилась. – Меньше двухкомнатной ни за что не возьму! В приличном районе, и дом чтобы новый, с охраной и парковкой! Этаж не первый, не последний, и чтобы обязательно балкон или лоджия…
Я запнулась, наткнувшись на взгляд мадам. Очень мне не понравился ее взгляд. И вид тоже. Щеки ее из просто румяных стали малиновыми, а глаза спрятались в щелочки и оттуда сверкали уже не всяческим недоверием, а самой настоящей злостью.
Аксюта вскочила с дивана и рявкнула:
– А губа не треснет? Ты, шавка подзаборная, заткнись и бери, что дают, пока я не передумала! И на моей дороге не становись – раздавлю, мокрого места не останется!
– Ах ты! – Я почувствовала, что бешенство заливает мне глаза. – У себя на стройке на работяг ори! Пошла вон из моего дома! Я пока еще тут хозяйка! А ты, – я повернулась к мужу, – кому продался, идиот! Она же тебя с потрохами сожрет и не подавится! Не дам согласия ни на развод, ни на размен!
С этими словами я покинула гостиную и захлопнула за собой дверь спальни.
– Пожалеешь потом, да поздно будет! – сказала вслед Аксюта, теперь в голосе ее было олимпийское спокойствие.
Через некоторое время хлопнула входная дверь, очевидно, Аксюта ушла, Антон тоже. Свекровь поскреблась в мою дверь, бормотала что-то, но я обозвала ее старой сводней и послала подальше открытым текстом, после чего она удалилась к себе.
Только я начала засыпать, как явился Антон.
У нас на дверях спальни нет ни замка, ни задвижки, так что он вломился в комнату и начал скандалить.
Наслушалась я о себе таких вещей, что только диву давалась. Сама, разумеется, в долгу не осталась, уж очень он меня разозлил. В самом деле – если бы не я, он до сих пор сидел бы на заштатном канале со своими роликами. Кто привел в порядок его внешний вид? Кто на свои деньги покупал ему модную одежду? Кто пристроил его к собственному стоматологу? И теперь этот альфонс решил переметнуться под крылышко мадам Аксюты! Да и черт бы с ним, но он хочет меня еще и обобрать! Этот номер не пройдет!
В процессе разговора мы ругались, как извозчики, обзывали друг друга вовсе уж неприличными словами, я пыталась драться, но он ловко перехватывал мою руку. Наконец я исхитрилась и пнула его ногой под коленку, да так сильно, что он окончательно озверел.
– Все шмотки твои к чертям перережу! – орал он, прыгая на одной ноге.
– Ты что – совсем с ума сошла? – вторила ему свекровь. – У него же утром эфир!
– А мне теперь плевать! – ответила я, с удовлетворением глядя, как свекровь подставляет плечо и волочит своего дорогого сыночка в ванную на санобработку.
Однако, оставшись одна, я призадумалась. Антон дошел уже до ручки, меня совершенно не боится, а тут еще я разбила ему колено. Знаю, как трепетно он относится к собственной внешности, так что сейчас совершенно озверел. Поэтому ночью спокойно может зайти в спальню и испортить мою одежду – так, из вредности. Я не могу запереться на ключ – замка нету. Подумав немножко, я решила отнести пока самые ценные вещи в машину, что стояла во дворе. Потом придумаю, куда все это деть, а пока пускай в багажнике несколько коробок полежат.
Антон лежал на диване в гостиной, свекровь забинтовала ему колено и принесла чаю с лимоном, печенья и фруктов. Конфеты он не ест, зубы бережет, кофе тоже не пьет.
Я тихонько вынесла две коробки и чемодан и уместила все это в багажник своей «Мазды».
Из-за сложных семейных отношений спала я очень плохо. Долго ворочалась в кровати, безуспешно пытаясь заснуть. Раньше в таких случаях люди считали овец или слонов, сейчас это неактуально, и я считала в уме фирмы, в которых мне показали на дверь за последние дни, и те, которые мне еще предстояло посетить, хотя что-то подсказывало мне, что толку от этих посещений не будет.
Понятно, что такое занятие не способствовало здоровому крепкому сну. Однако постепенно усталость брала свое, глаза у меня уже начали слипаться, перед ними поплыли какие-то бессмысленные цветные узоры, и мне начал сниться сон.
Тимуджен два дня ехал на закат солнца, но все еще не видел кочевья хунгаритов. Голод и усталость лишали его сил. Кобыла его тоже спотыкалась от усталости. Когда солнце начало второй раз клониться к закату, впереди показался крутой обрывистый холм, на вершине которого виднелось сухое дерево. На этом дереве сидел черный ворон и мрачно смотрел на маленького всадника.
Лошадь Тимуджена остановилась как вкопанная и громко заржала. Черный ворон хрипло каркнул, словно ответил лошади Тимуджена на ее приветствие.
– Иди вперед, глупая скотина! – проговорил мальчик и ударил лошадь пятками. – Иди вперед, нам еще далеко до привала! Иди вперед, если не хочешь пойти на корм волкам!