Тогда она только закончила маленький колледж на юге и, размахивая дипломом управляющего в области искусства, принялась покорять Нью-Йорк с наивным, но неистощимым оптимизмом, благодаря внушенной дома уверенности в том, что она — самая талантливая в семье. Здесь, в этом озере, она матерая лягушка, но тогда, в Нью-Йорке, она была лишь одним из головастиков: чуть зазеваешься — проглотят.
Нога коснулась топкого дна, подняв облачко красного ила, и она поспешно выскочила на берег, отжимая волосы и тенниску. Ее она надевала на ночь и в ней же купалась, заодно стирая ее, а потом высушивая под солнцем прямо на теле. Ради такой упрощенной донельзя жизни она и затеяла этот эксперимент — «обратно к природе».
Кажется, Тархил, герой Томаса Вулфа, сказал как-то, что домой возврата нет. Ну а она все же вернулась, хоть и под нажимом. Доктор Адельберг предупредил, что если она не возьмется за ум и не взглянет со стороны на себя и на свой образ жизни, то кончит дни в деревенской глуши, плетя корзины из ивовых прутьев.
Она выбрала блестящее зеленое яблоко, вгрызлась в него и окинула взглядом ту землю, где многие поколения Кеньонов выращивали кукурузу, табак и новых Кеньонов. Кто бы теперь узнал в ней тощую девчонку с огромными, как блюдца, глазами, любившую ловить в озере рыбу тростниковой удочкой? Она росла в Куотер-Муне, приезжала сюда на пикники с родителями, с дедушками, бабушками, тетями, дядями и целой армией двоюродных братьев и сестер. Куотер-Мун служил их все растущему семейству неофициальным местом сбора. Как, впрочем, и для половины жителей округа Дейви-Каунти. Мальчишки, например, Бенджамин и Звери, здесь крутили свои многочисленные романы под любопытными, едва скрываемыми взглядами Челис и ее кузенов. Сколько раз они бегали за дальний выгон и через лес, чтобы подсмотреть, как мальчишки купаются со своими подружками! И не всегда в купальниках. Она тогда была по уши влюблена в Бенджамина. Он был на восемь-десять лет старше, совсем взрослый, а она еще была ребенком.
Забавно, что она только теперь все это вспомнила. За шесть лет столько всего позабылось, ведь она приезжала сюда только на похороны: сначала отца, затем деда, а еще через месяц — бабушки Ады. После смерти отца она провела здесь три дня, а в другие два раза улетала обратно первым же рейсом. Во время развода с Джорджем ее сознание оказалось выброшенным на мель где-то между Нью-Йорком и Северной Каролиной. Неудивительно, что она забыла вкус воды в озере, аромат жимолости и конской мяты, ощущение вязкости рыжего ила между пальцами ног. Перед тем как пойти на прием к доктору Адельбергу, ей чуть ли не приходилось вынимать свои права, чтобы убедиться, как ее зовут.
Покой. Побольше покоя и никакого напряжения — таков был рецепт врача; но как этого добиться? Как избавиться от напряжения, зная, что все равно скоро предстоит принимать решения, которых никто за нее принять не сможет?
Прошло еще два дня. Челис удила рыбу, не очень заботясь о количестве улова, жарила ее на одноконфорочной газовой плитке, которой снабдил ее дядя Леонард, и слушала их с тетей Стеффи непритязательные сплетни, когда они днем заезжали ее проведать.
— Имей в виду, милая, мы всегда тебе рады, если захочешь пожить в нашем доме. Я сказала Леонарду, что этот сарай даже для свиней не годится, не то что для девушки. И все так заросло, будто мы тут сто лет не бывали.
— Раньше, когда ты была девочкой, Челис, мы здесь держали несколько голов скота, чтобы травой не зарастало, — объяснил Леонард.
Перед тем как уехать, Кеньоны еще раз пригласили Челис к себе, в Моксвиль, если ей уж очень надоест первобытная жизнь в однокомнатной хижине.
Она смотрела, не отрываясь, на озеро, куда только что опустилось солнце, разлив по небу ясный аметистовый свет.