Воспоминание об этой любви помогало Венеции выстоять в первые два-три года после его смерти. В конце концов она свыклась с мыслью, что его с ней больше нет, и смогла сделать то, что считала правильным делом, – опять направила Мейбл в интернат. Не из-за эгоистических соображений, будто бы она, мать, будет теперь свободно распоряжаться своим временем, а потому, что пришла к убеждению, что, держа своего единственного ребенка взаперти дома, она оказывает ему плохую услугу. Мейбл унаследовала от отца тягу к знаниям. Ей нравились занятия в школе, и каникулы превращались в настоящий праздник, когда мать и дочь воссоединялись вновь после долгой разлуки.
Многие мужчины хотели жениться на вдове Джефри Селлингэма. Красивая сорокалетняя женщина с деньгами – лакомый кусочек. Венеция была по-настоящему мила, ее светлых волос лишь едва коснулась седина, а тело оставалось сильным и гибким. Ровный овал ее лица, прекрасные темно-карие глаза, посаженные чуть раскосо, очаровывали людей. Она одевалась со вкусом, была хорошей хозяйкой и умела поддержать разговор. Не обладая высокой техникой, она очаровательно пела и играла на фортепьяно. Ее друзья всегда говорили Венеции, что без нее компания не компания. И она часто принимала друзей у себя…
Венеция продолжала лежать в постели, вспоминая и размышляя, в это утро дня своего рождения. И впервые в своей жизни она неохотно признала тот факт, что ей минуло сорок четыре года.
До встречи с Майком она особо не задумывалась о том, как быстро летит время. Подобно любой красивой женщине она пыталась сохранить иллюзию молодости и красоты, насколько это в ее силах, но понятие «старения» не волновало ее, даже когда вокруг глаз начали собираться тонкие морщинки, когда живот стал не таким упругим и талия немножко увеличилась, и, глядя на себя в зеркало, она больше не могла назвать себя молодой. Теперь она могла бы воскликнуть вместе с французами: «Сорок – старый возраст молодости, а пятьдесят – молодость старого возраста».
Пятьдесят! Венеция смущенно поежилась, придя к выводу, что через пять лет она достигнет полувекового рубежа. А Майку не будет и сорока. В сорок лет мужчина находится в самом расцвете.
Она вспомнила, когда впервые увидела Майка в красном камзоле, легко и красиво танцующим с девушкой, объектом его увлечения в то время.
«Знаешь, как это бывает, – позднее он объяснил Венеции. – Приходится говорить женщине комплименты, целовать ее и дарить орхидеи. Лично я завожу романы для самообороны. Это позволяет отваживать тех женщин, которыми не хочешь увлекаться!»
Типично для Майка с его колоссальным эгоизмом. В этом красном камзоле он выглядел неотразимым: сильно загорелая шея на фоне белого широкого галстука, голубые глаза на загорелом лице и узковатые смеющиеся губы. Майк постоянно смеялся. Самым обворожительным его свойством было желание смеяться и шутить. Одновременно он умел казаться милым и дружелюбным, и эта ребяческая сторона в характере Майка тронула сердце Венеции. Это был человек без семейных уз, если не считать прикованного к кровати отца, служившего, как и Майк, когда-то на фондовой бирже. Майк, насколько могла судить Венеция, не сколотил состояния в качестве маклера, равно как и его партнер, Тони Уинтерс, с которым он делил квартиру. Молодым людям, судя по всему, жилось несладко. Как бы там ни было, но Майк ухитрялся охотиться и летом отдыхать на юге Франции.
С того самого момента, когда он впервые заключил Венецию в свои объятия, она уступила его продолжительному поцелую с такой страстью, что пленила Майка.
«Ты очень возбуждаешь, Венеция, – сказал он ей. – Ты не притворяешься. В тебе нет и следа кокетства, моя дорогая. Ты хочешь меня так же, как и я тебя… разве не так?»
Ее ответом было «да».
В это утро она отчетливо припомнила все, что произошло в тот вечер.
Глава 2
Майк заехал к Венеции на коктейль, чтобы потом поехать с ней на шоу. Они были знакомы уже около месяца, и она часто видела его последнее время. Она знала, что он восхищается ею. До сих пор они не занимались любовью, но она не могла не чувствовать его возрастающую страсть.
Вначале она испугалась: разница в их возрасте не могла не пугать ее.
Венеция много размышляла по этому поводу. Но все мысли унеслись подобно осенним листьям, подхваченным сильным ветром и разметавшим их в разные стороны, едва она обнаружила, что любит его.
В тот вечер, решивший ее судьбу, она надела новую серую мини-юбку и бледно-серую бархатную блузку с открытыми плечами, открывавшую бюст, которым она по праву гордилась. Ее грудь была упругая как у девушки. Единственное украшение – присланные Майком розовые орхидеи – она прикрепила к поясу.