Мне снова пришлось поглядывать, нет ли за мной «хвоста». Нет, преследователя я не заметила или он был суперпрофессионалом. Сейчас я не делала тайны из того, куда я еду. Просто хотела без заинтересованных глаз достать из багажного отсека дурацкую клетку, вынуть из нее мою фотографию и разглядеть, где и когда меня «щелкнули».
Я остановилась в чужом уютном дворике, вышла из машины, открыла багажник и попыталась открыть клетку. Дверца не поддавалась. Это мне-то! Мне, которая всегда без проблем справлялась с замками даже самой сложной конструкции на металлических дверях квартир и несгораемых сейфов. Но сейчас я не могла справиться с прутьями обыкновенной клетки для птиц. И это был настоящий нонсенс! Я нашла только одно объяснение — нервы. Да, тот, кто устраивал все эти шалости, одного явно добился — вывел меня из душевного равновесия. Я видела дверцу клетки, но открыть ее не могла ни с одной, ни с другой стороны, ни внутрь, ни наружу, ни вверх, ни вниз. Наконец я поняла, что это была лишь имитация дверцы. И тогда я напрягла все свои силы, стараясь погнуть прутья. Наверняка клетка была изготовлена на заказ, специально для меня. Не прошло и пяти минут, как я разобрала ее на отдельные прутья. Только после этого фотография оказалась в моих руках. Это было равносильно моему собственному освобождению из темницы.
Теперь я поняла: мой неизвестный противник поступал вполне логично, шел от простого к сложному. Первый рисунок — черепа — я приняла за шалость местной детворы, которую совершенно не интересовало, кто владелец машины. Второй рисунок — мишени — дал мне понять, что именно я нахожусь у кого-то на мушке. А клетка в моей машине должна была мне сказать о том, что для кого-то не представляет никаких проблем достать меня, а вот мне выбраться из захлопнувшейся ловушки будет не так-то просто.
А мой противник, оказалось, философ! Он навязывал мне какую-то интеллектуальную игру, и я должна была предугадать следующий ход. Я поняла, что напрасно старалась обнаружить за собой «хвост». Этот философ-интеллектуал имел другой почерк. И он был очень похож на женский.
Я внимательно рассмотрела фотографию и сразу догадалась, что она была сделана вчера на нашем центральном проспекте, именуемом в народе тарасовским Арбатом. Довольная покупкой, я вышла из магазина «Кокетка», и кто-то зафиксировал этот момент своим фотоаппаратом. Причем снимок был сделан не дешевой «мыльницей», а фотоаппаратом с хорошим объективом, способным издалека заснять крупным планом.
Похоже, что это остановленное кем-то мгновение стало точкой отсчета нашего противостояния. Кто же мой противник? Фигурант последнего, законченного, дела или настоящего? Этот вопрос настолько четко сформулировался в моей голове, что я поняла — настало время бросать «кости».
Я вынула из сумки мои заветные двенадцатигранники и метнула их на соседнее сиденье машины. Сочетание 20+25+5 говорило: «Не слушайте его, он блефует». Нечто в таком роде я и ожидала. Я только что сама пришла к умозаключению, что мне навязывают лишь игру в войну, а не саму войну.
Настроение улучшилось, я захлопнула дверцу машины, повернула ключ в замке зажигания, нажала на газ и поехала к Терентьевой в офис.
Она встретила меня с удивлением, но довольно приветливо.
— Не ожидала вас так скоро увидеть, — сказала Ольга Яковлевна с располагающей улыбкой. — Ах, я прежде всего хочу вас поблагодарить: ваша пена от ожогов мне очень помогла.
— Я рада. Но как вас угораздило так обгореть? — с сочувствием спросила я.
— У меня очень восприимчивая кожа. Я всегда пользуюсь кремом для загара, а в тот раз поездка на острова была такой внезапной, что я не успела подготовиться. Ну и, как говорится, дорвалась до солнца… У вас ко мне, Татьяна Александровна, возникли новые вопросы? — внезапно перешла на другую тему Терентьева.
— Да, я хотела бы поподробней узнать, что из себя представляет Нинель.
— Нинель? Вы имеете в виду Нинку Червякову?
— Да, вы ведь из одного поселка, а там, как водится, все друг у друга на виду…
— Это не совсем так. Мы с Лидусей жили в Нижнем Текстильщике, а Нинка — в Верхнем. Она даже в нашу школу не ходила, родители ее в Тарасов на машине возили.
— Даже так! — удивилась я. — А кем же были ее родители? Вы в прошлый раз как-то интересно охарактеризовали их. Никак не припомню слово…
— Куркули! — мгновенно вспомнила Ольга. — Так мои родители Червяковых называли. И отец, и мать Нинкины на нашем местном хлебозаводе работали. Если не ошибаюсь, мамаша главбухом была. Против нее даже уголовное дело возбуждали! Точно не знаю, правда, в чем там суть дела была, посадили ее или нет… Я тогда уже здесь в политехническом институте училась, с Володей стала встречаться, и Червяковы меня мало интересовали. Когда мне Лидуся первый раз рассказала, что ее Колька с Нинкой роман крутит, я даже не сразу поняла, о ком она говорит. Только по рыжим волосам и припомнила.
Я заметила, что сегодня Ольга Яковлевна была более разговорчивой. Оно и понятно: самочувствие ее улучшилось, и мужа, который мне явно не симпатизировал, поблизости не было.
— Скажите, а почему вы не хотели, чтобы ваш муж узнал, что я частный детектив? — спросила я, наблюдая за реакцией Терентьевой.
Ее лицо оставалось спокойным, и я решила, что она намерена мне ответить со всей искренностью.
— Вы, Татьяна Александровна, не просто частный детектив, а тот самый детектив, который расследовал убийство его двоюродной сестры. Володя никак не может поверить, что Маша погибла от руки собственного мужа, его больше устраивает милицейская версия. Впрочем, это дело прошлое… Я ему вчера все-таки рассказала, кто вы такая. Ну не могу я ничего от него утаить, и все тут!
Последняя фраза получилась у Терентьевой какой-то театральной, но я приняла ее на веру.
— Хорошо, тогда расскажите мне о Вахрушеве: каким он был в те годы, когда вы все жили в Текстильщике? — спросила я и поняла, что каждое мое упоминание о малой родине Ольги Яковлевны задевает ее самолюбие. — Кстати, а ваш муж, Владимир Геннадьевич, не оттуда же родом?
— Нет, он коренной тарасовец. А что касается Кольки Вахрушева, то у нас с ним с детства была какая-то неприязнь друг к другу. Мы постоянно устраивали какие-то пакости, он — мне, а я — ему…
— Пакости? — переспросила я. — Вот об этом поподробнее. Какие именно пакости?
— Сначала это были обыкновенные детские забавы: он мне в портфель лягушку подбросил, а я его одежду в кустах спрятала, когда он купался. Ну, в общем, это были вполне невинные вещи, пока он меня чуть было не утопил! Если бы не Лида, я точно бы утонула… Я сейчас вам все расскажу! Просто не знаю, с чего лучше начать…
Я видела, что воспоминания для Ольги были не слишком приятными — лицо ее стало пасмурным, хотя еще минуту назад она выглядела довольной и счастливой.
— Многие говорили, что именно из такой вражды и ненависти рождается любовь, — начала свой рассказ моя собеседница. — Только я знала, что этого никогда не произойдет. Я отвечала на зловредные Колькины выходки только затем, чтобы не оставаться в долгу. Мне нравился совсем другой мальчик, который, увы, не обращал на меня никакого внимания. Он был влюблен в Лиду…
— А не тот ли это Юра Кузнецов, в измене с которым обвинял Лидию Петровну Вахрушев?
— Да, тот. Но Лидуся всегда к нему была равнодушна, да и к Кольке у нее никаких пылких чувств не было… После школы я поступила в политехнический, а Лида провалилась в мединститут. Мы стали встречаться с ней реже — я жила в Тарасове у тетки, чтобы не ездить каждый день из Текстильщика. Я всегда любила подольше поспать. За тот год мы с Лидой отдалились друг от друга, а летом я узнала, что она встречается с Колькой. Я этому не придала никакого значения…
Рассказ Терентьевой оказался слишком длинным, начала она очень издалека и никак не могла подойти к кульминации истории. Я заскучала, но изо всех сил старалась не показывать этого.
— Однажды мы вчетвером поехали кататься на лодке: я, Лидуся, Колька и еще один парнишка, его имени я даже не помню. В самом глубоком месте реки Колька взял и столкнул меня с лодки. Я этого никак не ожидала и стала тонуть — вода была еще холодной, ноги свело судорогой, потом я захлебнулась от волны и… Больше я ничего не помнила. То, что произошло потом, я узнала только из рассказов. Все знали, что я умею плавать, но я исчезла под водой надолго. Лида стала просить Кольку, чтобы он нырнул за мной. Тот отказывался, говорил, что я просто придуриваюсь. Парнишка, который был с нами, плавать совсем не умел, а Лида плавала неважно, я даже никогда не видела, чтобы она ныряла… Я долго не показывалась из-под воды, и Лида поняла, что дело серьезное. Она решила нырнуть за мной, Колька стал ее удерживать, они оба свалились с лодки. То ли Лида тоже стала тонуть и мобилизовала все свои возможности, то ли она так удачно нырнула, но нашла меня под водой и вытащила… Я пришла в себя только на берегу, однако еще в лодке Лида стала делать мне искусственное дыхание. Она ведь готовилась в медицинский и знала, как это делается…