Как очаровать графиню - Карен Хокинс

Карен Хокинс Как очаровать графиню

Пролог

Палаццо Альбрицци

Венеция, Италия

1 июня 1806 года

По настоянию супруга моего, герцога Роксборо, взялась я за бумагу и перо в надежде, что этот дневник поможет унять злые сплетни, которые могут запятнать мое доброе имя в глазах потомков. Да, в том, что говорят обо мне, есть зерна правды, однако есть и плевелы лжи.

К примеру, правдиво то, что я пережила четырех мужей, а ныне замужем за пятым, возлюбленным моим Роксборо. Правда также и то, что всякий следующий мой супруг был много состоятельнее и старше предыдущего. Однако молва о том, что я связывала себя узами брака единственно ради богатства, заведомо лжива.

Можете счесть меня романтичной, но я никогда не могла выйти замуж без любви, ибо именно любовь и семья — суть основы достойной жизни.

Но, невзирая на многочисленные браки, одно омрачает мою жизнь — это бездетность. Посему я посвятила себя счастью старшей моей сестры, вдовствующей графини Синклер, и ее внуков. У меня трое очаровательных внучатых племянников, чьи имения рассеяны по горам и долам Англии и Шотландии, и двое из них, к моему счастью, счастливо женаты.

К несчастью, старший из них, граф Синклер, стал предметом моей печали… Мне не вполне понятна причина того, что само понятие брака внушает Сину омерзение. Некогда я почитала его упрямцем, однако в последнее время все чаще полагаю, что за маской скуки, обращенной к добропорядочному обществу, кроется нечто большее… Полно, скука ли это или же ледяное презрение, порожденное некогда нанесенной ему раной?

К печали моей, откровенность ему чужда — более того, в попытке оградиться от докучливых домогательств он все чаще демонстрирует поведение, порицаемое добропорядочным обществом. Не далее как нынче утром я получила обеспокоившее меня послание от сестрицы — она сообщает, что мой возлюбленный внучатый племянник Син замешан в некоем скандале…

Сестра моя обычно очень сдержанна в проявлении чувств, но на этот раз я словно слышу на расстоянии ее отчаянную мольбу о помощи, поэтому мне надобно торопиться домой, в Шотландию. Ах, как хотелось бы добраться побыстрее, однако предстоит еще позаботиться о безопасном маршруте, добротных повозках, тщательно упаковать багаж — словом, хлопот неисчислимо!

Опасаюсь, что за тот месяц, что я буду в пути, ситуация, увы, усугубится. Остается лишь надеяться, что последствия не станут непоправимыми…

Ежегодный Охотничий Бал у леди Макаллистер

Двумя неделями ранее…

Лорд Синклер стоял, подпирая спиной стену бального зала леди Макаллистер, и отчаянно сокрушался, что его угораздило вообще сюда прийти. Этим вечером разочарования настигали его одно за другим. Началось вот с чего: поддавшись на покорную просьбу бабушки отвезти ее на бал, он был обескуражен тем, что ее сопровождали целых две безнадежно незамужних барышни: мисс Макдоналд и еще одна, имя которой он тотчас позабыл… И они обе, на протяжении всего пути, поочередно строили ему глазки и хихикали. Всего этого было вполне достаточно, чтобы у Сина безнадежно испортилось настроение.

Второе разочарование состояло в отсутствии на балу виконта Трокмортона. Син и приехал-то на бал единственно ради того, чтобы, прижав виконта где-нибудь в уголке, уговорить продать изумительного гнедого, которого он видел на улице Эдинбурга на прошлой неделе. Но, очевидно, планы лорда Трокмортона переменились, ибо его нигде не было видно.

Ну и, наконец, третье: это сама хозяйка бала, миссис Макаллистер. Известная свооей прижимистостью даже среди шотландцев, она так сэкономила на напитках, что к тому времени, как Син приехал, портвейн и виски уже были выпиты — оставались лишь приторно-сладкий шерри и сухое, словно осенний лист, шампанское…

Но самым худшим, окончательным разочарованием было то, что те бонвиваны, чье общество Син обычно предпочитал на мероприятиях такого рода, сочли за благо пренебречь унылым празднеством в стиле леди Макаллистер в пользу истинно мужских развлечений. Дело обстояло хуже некуда: бальный зал наводнен был до отвращения навязчивыми юными барышнями с кукольными глазками… С каждой минутой становилось понятнее, что брошенное как бы невзначай бабушкой «Кажется, на балу будет виконт Трокмортон» было не более чем дешевым трюком, призванным завлечь Сина в цветник, состоящий из «добропорядочных юных леди на выданье»…

Син всей душой ненавидел тот флер добропорядочности, которым общество целомудренно прикрывало самый убийственный, умерщвляющий душу институт — законный брак. К черту все разговоры о любви — это лишь жалкая подачка для наивных! Любви тут не место — всё затевается единственно ради рождения и воспитания наследников.

Заговаривая с какой-нибудь юной девой, Син заранее знал, что произойдет: она станет заискивающе глядеть ему в глаза, улыбаться, изображать, что ловит каждое его слово — но он-то знал правду! Все эти бледные немочи — точь-в-точь ползучие растения, обвивающие мощные стволы: они видят в нем лишь толстый кошелек и желанный титул. О, как он ненавидел такого рода празднества, предназначенные лишь для уловления «подходящих» мужчин, дабы завлечь их в общество барышень с голодными взглядами — с тем, чтобы последние, с соблюдением всех возможных приличий, улыбаясь, танцуя и беседуя, добились желанной цели: скучнейшей замужней доли…

Положение его нынче было незавидным — Син маялся в постылом обществе, трезвый как священник, лишенный даже малого удовольствия: выторговать у Трокмортона дивного жеребца…

От обрушившихся на него разочарований он едва не скрежетал зубами. И как только его бабушка, склонив голову на грудь, задремала, Син спасся бегством и улизнул в библиотеку, где обнаружил стайку прячущихся от прекрасного пола холостяков.

Желая хоть чем-то утешиться, он затеял карточную игру с молодым лордом Макдунэном. Минут через двадцать ставка Макдунэна — серебряная гравированная фляжка, в которой плескалось еще приличное количество доброго шотландского виски, — перекочевала в жилетный карман победителя. Син промаялся в библиотеке еще около получаса, надеясь протянуть время до того благословенного момента, когда бабушка будет готова откланяться и отбыть домой. Однако лорд Макдунэн был не из тех, кто умеет весело проигрывать — он беспрестанно скулил, сокрушаясь об утрате фляги, и Син, наконец, потерял терпение. Мучимый скукой, он покинул библиотеку и направился к столам с закусками, где не было уже ничего, кроме объедков, каких-то привядших цветочков и неиспользованных стаканов для пунша. Син стянул один стакан, спрятался за пальмой и налил себе виски из фляги.

Подкрепленный таким образом, он слегка воспрял духом, и только вновь поднес стакан ко рту, как заметил глазеющую на него молодую особу в розовом бальном платье. Стоило им встретиться взглядами, как особа ринулась к нему, словно хищник на добычу.

Боже праведный, они как пиявки!

Он повернулся к барышне спиной, но наткнулся взглядом сразу на двух девиц в столь же ужасающих платьях. И хотя они не облизывали губ при виде Сина, их недвусмысленно хищные взоры делали девушек похожими на коршунов, завидевших упитанного зайца…

С него довольно. Он уезжает. Оставит карету бабушке, сам велит заложить повозку — и домой!

Сжав челюсти, Син развернулся — и едва не споткнулся о какую-то малявку, которая, похоже, уже какое-то время отиралась за его спиной. Син едва не расплескал свой драгоценный виски.

Совладав с пляшущим в руке стаканом, он одарил угрюмым взором девчонку, ставшую преградой между ним и свободой. Хрупкая, непривычно загорелая, со вздернутым носиком, украшенным россыпью веснушек. Маленькое личико обрамляли буйные черные кудри, чьего богатства не могло сдержать даже обилие лент. Облачена девица была в ужасное белое, болтающееся на худенькой фигурке платье, чей фасон и цвет совершенно не шли ни ее смуглости, ни детской стройности.

— Как поживаете? — Барышня присела в торопливом реверансе, сопровождаемом улыбкой отчаяния.

Син с трудом подавил порыв послать ее к дьяволу.

— Прошу меня извинить, — ледяным тоном произнес он и собрался уже уйти…

— О, прошу, подождите! — Ручка девицы цепко сомкнулась на его локте.

Волна жара окатила Сина.

Он остановился как вкопанный, глядя сверху вниз на затянутую в перчатку ручку. Он ощутил это прикосновение сквозь три слоя ткани — так, словно эти пальчики коснулись его обнаженной кожи.

И вот он уже смотрит прямо в глаза девицы. А в них, ярко-синих, опушенных густыми черными ресницами, — то же потрясение, что и у него…