Болеутолитель - Уэйн Сэлли страница 8.

Появившись на булыжной мостовой Куч-стрит, которая с обеих сторон была уставлена зелеными и серыми мусорными баками, он начал свои поиски с первого попавшегося бака. Тут он увидел черный портфель, прислоненный к одному из маленьких баков. Нагнувшись вперед, что само по себе было маленьким подвигом, потому что нижняя часть туловища Фигпена выглядела так, как будто он прятал под шортами надувную камеру, он увидел мужчину в костюме-тройке, который мочился на стену, опершись на нее обеими руками.

— А я-то думал, что парней в такой клевой одежке развозят по домам лимузины с сортирами.

Чабби не мог оставить без комментария действие, которое сам редко позволял себе делать на улице.

— Ну-ка, отвали от него, — ответила «тройка», имея в виду портфель.

— Да я просто мимо проходил. Прими таблеточку от простуды, братишка.

— Я тебе не братишка.

Но Чабби не слушал, поскольку его внимание уже привлекло пустое инвалидное кресло на колесах.

Для уличного бродяги кресло на колесах ничуть не хуже магазинной тележки, поскольку в нем тоже можно перевозить свои пожитки.

Чабби услышал, как парень за спиной застегнул зиппер, но все его продолжал по-прежнему сосредоточенно разглядывать кресло. Он мог бы поставить кружку для милостыни между ног, когда будет сидеть, а когда будет идти, может ставить на сиденье сумки с вещами.

Прогремела электричка с Лейк-стрит, как всегда в зимние месяцы особенно громко и печально. На кресле не было ни единого пятнышка. Карточка с пластиковым покрытием гласила:

«ЭТО КРЕСЛО ПРИНАДЛЕЖИТ РЕДЖИ ГИВЕНСУ».

Чабби где-то уже слышал это имя, может быть, это — приятель какого-то приятеля. Впрочем, такое воспоминание легко прогнать прочь; кто бы он ни был, этот Реджи, но теперь кресло принадлежит Чабби.

Плюхнувшись на сиденье, он обнаружил, что хотя в кресле и тесновато, но дышать можно. К тому же бедра так врезались в подлокотники, что пристегиваться не было необходимости.

Что-то прилипло к правому ботинку. Жвачка, наверное. Чабби заглянул вниз, подняв правую ступню насколько смог.

К подошве прилипла игральная карта. Бубновая дама, со слегка загнутым уголком.

Чабби выкинул ее и покатил по улице.

Проснувшись, Хейд обнаружил, что чувствует себя намного лучше. Он все еще сидел на толчке.

Доктор Брунидж часто говорил ему, что сны имеют символическое значение. Кое-что ему стало ясно и из нынешнего сна. Восторг всегда предваряется болью. Пока рука Отца направляет его, он научится исцелять, не испытывая приступов рвоты. Отец говорил, что единственное верное средство — искать души, по-настоящему жаждущие исцеления.

Завтра он начнет поиски бородатого мужчины, которого видел выезжавшим в инвалидной коляске из стриптизного заведения.

Глава 5

— Эй, кто-нибудь видел Реджи? — Колин Натмен еще раз взглянул на стенд регистрации. — Квартплата набегает. И судя по всему, он уже два дня не берет почту.

— Ну ты ведь его знаешь, — отозвался Майк Серфер своим дребезжащим голосом. Даже если он прижимал шунт двумя пальцами, слова его порой напоминали звук сыплющихся мраморных шариков.

— Точно, — подтвердил Светлячок Вилли из-за биллиардного стола с подпиленными ножками. — Он иногда шляется где-то по три-четыре дня. Но только ты подумаешь, что он уже ушел под землю, как он выскочит неизвестно откуда.

Серфер подкатил к одному из трех цветных телевизоров, стоявших в холле. Там находилось еще двое обитателей Марклинна: бородатый писатель по кличке Зуд, прозванный так, потому что вечно что-то судорожно записывал на листе бумаги, прикрепленном к его приспособлению для ходьбы, а еще — Вильма Джерриксон, седовласая женщина, которую почти все звали Бабулей.

— Если увидите его… — крикнул Колин в сторону Серфера.

— Я ему скажу, — бросил Серфер через плечо.

— Я тоже, — произнес Вилли, перебирая шары и надеясь найти партнера.

Зуд и Бабушка были увлечены просмотром сериала «Чирс» и ничего не ответили.

«15.11.88 — Время, посмотри, что со мною стало, говорилось в песне. Пол Саймон был прав. Это смутная тень зимы. Спросите у моего долбаного тела. Болит, как у Христа на проклятом дереве. Помню, как в детстве я смеялся над Железным Дровосеком, который выпрашивал у девочки масленку. А теперь также ноют и мои бедные плечи, как будто они сделаны из ржавых металлических частей, и какого хера я пытался шевелить ими вообще?

Достоинство? В чем? Кого я хотел удивить?

Проходя мимо „Мидлэнд-Билдинг“ на Эдалес-стрит, я увидел полицейского регулировщика, уже немолодого. Наверное, инспектор попался на взятках и в качестве наказания понижен в должности на несколько месяцев.

Я завидую копам. Хотел бы я быть таким же здоровым, чтобы одеть форму и значок. Завидую не как преданным и сытым псам. Нет. Думаю, дело в том, что копы — неотъемлемая часть улицы, где я как раз чувствую себя на месте. Куда я лучше всего вписываюсь. Если бы я жил на улице, то был бы в ладу с самим собой.

Я положил на спину „минеральный лед“. Он не пахнет, как мазь „Бен Гей“. Пару недель назад тот испанец нюхал воздух, как пес, под своими противными усиками. Он еще сказал мне: „Приятель, от кого это тут воняет, не знаешь?. Кто это так плохо пахнет?“

Как мне хотелось плюнуть ему в рожу, ублюдку проклятому.

А еще больше, чем копам, я завидую инвалидам в колясках на углах улиц. Ребятам вроде Джона и Слэппи, которым я всегда бросаю четвертак, если у меня есть. Потому что они честно показывают свои недостатки, и даже самые безмозглые из прохожих понимают их боль.

Интересно, вот такие люди, как Лори Данн, который убил малыша-дошкольника, или тот парень, которого газеты назвали „Американская Мечта“, что носится вокруг с колпаком для чайника вместо кепки и не дает людям мусорить — интересно, такие, как они, делают плохое или хорошее из-за того, что их мучают хронические боли и им больше не в чем разрядиться?

Мой дневник — это моя разрядка.

Судьба жестока».

— Не знаю, чего это Мом Винона не позволила мне вчера посмотреть «Криминальные истории», — говорил Вэлли Грогег Эдди Дидзену, пока они проходили мимо баптистской церкви на Кларк-стрит. — Торелло классно стреляет! Я знаю, это, конечно, не по-настоящему.

— Может быть, она не дает тебе смотреть, потому что думает, будто ты еще слишком мал, — Эдди резко повернулся, готовый отбить удары своего приятеля.

— Вовсе нет, дурак.

Двое десятилетних остановились, чтобы помахать Мелоне — священнику баптистской церкви. Мом Винона говорила, что к священникам всегда стоит прислушиваться, если только это не уличные проповедники. Марвин Мелоне на праздник Хэллоуин раздавал самые лучшие сладости; стоило здороваться с ним хотя бы из-за этого.

— Застегнитесь, ребята! — крикнул священник, выйдя на порог. — Хоть вам и осталось пройти один квартал, но этого достаточно, чтобы простудиться.

— Да, сэр, — оба мальчика, проходя мимо церкви, сделали вид, что закутывают горло шарфами.

— Эй, давай споем эту песню, которую… — предложил Эдди.

— Какую песню?

— Да эту же — «Споки поймал ритм».

— Запевай, — Вэлли пнул ногой ржавую банку, она выкатилась на мостовую.

— «Споки поймал ритм, ритм весь целиком, бум, вот он здесь, бум-бум, вот он весь».

В классе они пели по очереди, заменяя «Споки» на имя каждого одноклассника: «Вэлли поймал ритм…»

И тут Эдди наступил на квадрат тротуара с названием цементной компании на нем. Вэлли заметил это.

— Старье какое! — крикнул он, указав Эдди на квадрат с надписью «Йеркс и сыновья, 1965». А рядом с ней — кучка замерзшей рвоты.

Вэлли толкнул Эдди.

— Эй!

— Эй, смотри, ты, придурок, — Эдди указал рукой в перчатке на твердую черно-розовую массу.

— Ух, ты! — сказал Вэлли. — Не хотел бы я встретиться с этим псом!

— Да это вовсе не собака! — Эдди отступил назад. — Просто какой-то бродяга блеванул.

— А это что такое? — Вэлли нагнулся и что-то поднял с земли.

— Что?

— Да вот это! — Вэлли держал в руке нечто, похожее на сосиску.

— Ну-ка, посмотрим, — Эдди говорил, как главный медицинский эксперт штата, и Вэлли подал ему эту штуку.

— Вэлли… — Эдди понял, что это выглядит как настоящий человеческий палец, отрезанный палец. Его дядя Тони несколько лет назад потерял палец в снегоочистителе. Если он скажет приятелю, что считает эту штуку настоящей, то Мом Винона, управляющая приютом для подростков, конечно, обо всем узнает и может не позволить им бродить по улицам так же свободно, как сейчас.

— Ну, что ты думаешь? — рот Вэлли округлился.