— Маман, пожалей Жору! — засмеялся Гоша. — Он мне уже четыре года про это плачется…
Мой пятилетний план развития промышленности особых возражений не вызвал. Правда, Гоша поначалу порывался увеличить цифры, утверждая, что деньги он как-нибудь найдет. Пришлось минут десять объяснять ему, что дело не в деньгах, а в кадрах — рабочих просто мало. И переток части крестьян в города проблему не решает, потому что из них получаются только подсобные рабочие… Поэтому я исходил из кадровых, а не финансовых соображений.
Машины предложения о внутренних займах с выигрышными облигациями возражений не вызвали.
У Мари своих предложений не было. Вообще чувствовалось, что ей скучновато, но она считала присутствие здесь своим долгом и безропотно его исполняла.
После обеда началось обсуждение внешнеполитических проблем.
— Гатчинский договор с Германией накануне подписания, — объявил Гоша. — В нем стороны обязуются помогать друг другу в случае нападения на них какой-либо третьей стороны. Помощь разделена на обязательную — это прекращение торговли с агрессором, и прямую военную, которая может оказываться по просьбе подвергшейся нападению стороны.
— А что скажет приезжающая на днях французская делегация? — поинтересовалась Мари.
— Это вопрос к дяде Жоре, он у нас предиктор, — хмыкнула невдовствующая императрица.
— Что скажет? Вопить будет, слюной брызгать, — предположил я, — напоминать про союзный договор… Я его, кстати, почитал и могу сказать, что буквы мы не нарушаем, договор с Германией — это не союз. То есть пока Франция ни на кого не напала, ее эта бумага вообще не касается.
— Я хочу сделать заявление, что Россия готова заключить такой договор с любой поддерживающей ее мирные устремления страной, — уточнил Гоша.
— Окстись, — испугался я, — к тебе же через пять минут сербский посол прибежит! А этим только дай волю, так на них все Балканы нападут и половина остальной Европы впридачу.
— Идея! Надо сопровождать договор… э-э-э… назовем это взаимозалогом. То есть стороны обязуются разместить друг у друга определенные средства… Чтоб всякая нищета хулиганистая в компанию к серьезным людям не лезла, — озарилась Маша.
— А Черногория?
— Дядя, я тебе самая богатая женщина планеты или кто? И черногорско-курильская королева, между прочим… Так что не тронь мою Черногорию, с ней все в порядке. Кстати, действительно, а почему у нас с этой империей до сих пор такой бумаги нет? Ваше величество, это недоработка.
— Отлично, — обрадовался Гоша, — договор потихоньку обретает черты общеевропейской системы коллективной безопасности…
— С нарушителями которой мы будем поступать очень строго, — кивнул я. — В связи с чем меня несколько беспокоит Австрия…
— Но у нас же с Габсбургами терпимые отношения, — пожала плечами Мари.
— Ага, настолько терпимые, что во время войны пришлось перебросить к австрийской границе еще две дивизии, — уточнил Гоша. — Причем Вилли утверждает, что Вена с ним не консультировалась и вообще он по поводу ее поведения в некотором недоумении…
— Англии нужен кто-то, согласный воевать за ее интересы с Россией, — высказал я свое виденье ситуации. — И в качестве этого «кого-то» Австрия вполне сойдет… Я прогнозирую усиленную активность британских дипломатов в Вене. Вопрос же в том, как нам на это реагировать. Кстати, и в Германии последнее время начались какие-то проанглийские шевеления, возглавляемые вроде Каприви… Я этим уже занимаюсь.
— А что мешает заняться тем же самым и в Австрии? — не поняла Маша.
— Неясность вопроса — а очень ли она нам нужна. Ведь если окажется, что настроить Австрию против России не получится, в Англии мгновенно забудут все противоречия со Штатами и начнут их обхаживать по полной программе. Оно нам надо?
— Значит, вопрос с Австрией нуждается в дополнительной проработке, — подвел черту Гоша. После чего помолчал, обвел нас взглядом и продолжил:
— Я хочу внести в пятилетний план еще одно направление. Только заранее прошу не вертеть головами в поисках санитаров… Россия открывает космическую программу. Разумеется, я не жду реальных полетов ни в этой, ни в ближайших следующих пятилетках, но понемногу начинать надо. В частности, и для того, чтобы было чем увлечь активную часть молодежи…
— При чем тут санитары, я бы и сам такое предложил, разве что чуть позже. Но раз будет государственное финансирование — очень хорошо.
— Не только государственное, — уточнила Маша, — я, как частное лицо, тоже внесу посильную лепту.
— Не разоришься?
— Наоборот, — негромко сказал Гоша.
А, подумал я, все та же вечная тема, почему это все филантропы — очень богатые люди, где тут причина, а где следствие… Вслух же сказал:
— Ставить во главе проекта Циолковского категорически нельзя.
— И не будем, — кивнул Гоша, — Поморцев же справляется? Вот его и нагрузим немножко. А Циолковский будет Главным Теоретиком космонавтики, ведь должен же быть такой? И ее главным популяризатором заодно.
На этой оптимистической ноте и закончилось первое заседание того, что потом получило неофициальное название «политбюро».
А с утра я отправился в подвал левого крыла, где некто Рейли-Розенблюм буквально места себе не находил от желания со мной поговорить. Меня сопровождал сотрудник шестого отдела Игорь Рюмин.
По дороге я несколько беспокоился, не перестарался ли младший следователь, ведь не прошло и двух суток, но увиденное меня успокоило — клиент имел вполне товарный вид. Седина ему даже шла, а дрожал и заикался он только наткнувшись взглядом на господина Ли…
— Я так понимаю, что вы раздумали пудрить мне мозги про приверженность идеалам социал-демократии? (собеседник быстро закивал). Ну и хорошо… Значит, вас переводят в более комфортабельную трехкомнатную камеру. С вами будет жить господин… э… господин Максим Максимович Исаев. Он вас подробно расспросит про работу на Сикрет Сервис, ну и вообще про жизнь… А в случае чего — вы, самое главное, не волнуйтесь! — господин Ли всегда сможет помочь вам принять правильное решение, даже не дожидаясь специальной просьбы… В общем, как кончите икать, можете собираться, вас проводят.
Глава 4
Надо же, уважительно подумал я по внимательном прочтении пятилетнего плана в области образования, величество неплохо поработало! Причем видно было, что автором документа является именно Гоша.
Первым этапом было максимальное приближение к всеобщей грамотности. До развертывания сети начальных школ движущей силой процесса должны были стать георгиевцы (подготовленные в преддверии войны агитаторы для работы в глубинке) и приходские священники. Крестьянам, имеющим грамотных детей, полагались налоговые послабления, вплоть до полного освобождения на какой-то срок, по критериям как количества — детей много, так и качества — если их один-два, но они шибко грамотные относительно среднего уровня.
В городах задача возлагалась на предприятия. Частные ставились перед выбором — или обеспечить рабочим и, главное, их детям возможность учиться, получив за это налоговые льготы, или не делать этого и со следующего года платить специальный налог, величину которого еще требовалось обдумать. На госпредприятиях у дирекции просто появлялась дополнительная головная боль, а чтобы они не очень пищали, имелась приписка «ответственный — ГК, меры убеждения на его усмотрение». В армии, естественно, обучение солдат грамоте возлагалось на командиров.
Тут, конечно, высокого качества образования ждать не приходилось. Но ведь требовалось всего лишь научить людей читать, с этим справится каждый третий.
Далее предполагались единые программы для всех государственных начальных и средних учебных заведений, примерно слизанные с советских — один иностранный язык, треть часов на гуманитарные дисциплины, две трети на естественные. После восьми классов желающий продолжать образование имел выбор — ПТУ (два года), техникум (три) или подготовительное отделение ВУЗа (год). Тут учащимся уже полагалась стипендия — в ПТУ всем, в техникумах и ВУЗах только отслужившим в армии или отличникам.
Учебники должны были стать едиными для всей империи, причем тут уже имелось прямое обращение ко мне: «за образец принять те, по которым учился ГК, ответственный он же».
Затем предполагалось создать государственную систему отбора способных — конкурсы, олимпиады с призами и специальные люди, которые будут следить, чтобы выявленные таланты имели возможность продолжить и расширить образование.
Выделялись средства на специальное издательство «Наука», основной продукцией которого должны были стать научно-популярные издания. На моем экземпляре Гоша от руки приписал: «будь добр, найди Перельмана и помоги ему написать его занимательные физику, математику и прочее». Молодец его величество, самокритично подумал я, царапая срочную записку в секретариат. Кончался документ еще одним призывом ко мне: «раз уж не хочешь писать сам, подготовь к изданию учебник по изобретательству твоего Альтшуллера!».