Цыси создала совершенно невыносимую жизнь для невестки. С нежной, приветливой улыбкой лишила ее самого необходимого. Куда-то вдруг исчезла, например, вся обувь, в которой только и могла передвигаться настоящая китайская красавица с изуродованными крошечными ножками. Вдова Тунчжи и шагу не могла шагнуть на своих копытцах. А служанки ее все до одной вдруг начали болеть. Никто не мог прийти помочь ей. Она пыталась пройти по двору, смешно ковыляя, но падала наземь – и все хохотали вокруг, а императрица только качала головой: какая глупая, какая неуклюжая, какая уродливая у меня невестка… ах, бедняжка…
«Бедняжка» понимала, что дальше будет только хуже. Ей уже самой не хотелось жить. Но законы Китая таковы, что жертва Цыси не могла покончить с собой – за это преступление против религии и нравственности вырезали бы весь ее род. Тогда молодая женщина просто прекратила есть, что не относилось китайскими законами к самоубийству, и через несколько дней умерла от истощения, так и не родив наследника.
Довольная Цыси назвала очередным императором своего четырехлетнего племянника Цзай Тяна, которому дали императорское имя Гуансюй, что означает – «бриллиантовый наследник». Цыси вновь стала регентшей и восхищенно отдалась Власти, предвкушая несколько лет полного, не разделимого ни с кем блаженства.
Так приятно иногда пожить в свое удовольствие! И пусть отдохнет ядовитое жало ее коварства…
Однако в 1889 году Цыси была вынуждена оставить регентство. Молодому императору исполнилось девятнадцать лет, но официальное вступление на трон было отложено до его женитьбы. Цыси занимала резиденцию в окрестностях Пекина. Дворец ее был великолепен – мраморное чудо среди зелени деревьев, окруженное озерами, на глади которых покачивались цветы лотоса. В доме было много украшений из чистого золота. Подобную роскошь могли себе позволить немногие монархи. Цыси продолжала по своему усмотрению тратить деньги из императорской казны. И вообще вела себя, как человек, облеченный верховной, безграничной властью.
А между тем власть уже ушла от нее…
Если она находила в своем саду опавший лист или лепесток, что, как ей казалось, придавало саду неухоженный вид, то приказывала пороть евнухов-садовников, а иногда и отрубать голову. Но это было все, на что она способна! У нее возникало ощущение, будто она лежит в постели с евнухом, у которого нет «дилдо».
Цыси было пятьдесят пять лет, и ее не устраивала уединенная жизнь в загородном дворце. Она хотела управлять страной через императора, которого сама выбрала! Она надеялась на это! Но Гуансюй был добрым, образованным, прогрессивным человеком, он стремился вывести Китай из изоляции, за которую цеплялась Цыси. Ее ужасало количество иностранцев, которым племянник разрешил жить в стране. Всех их она подозревала в намерении превратить Китай в свою колонию.
Двадцать лет назад, после того как Япония в 1874 году захватила острова Лиучиу, Китай пригрозил Стране восходящего солнца войной. С помощью переговоров военное столкновение удалось предотвратить. Но в 1894 году, когда японцы попытались захватить Корею, китайский император двинул в бой военно-морской флот. Однако флот этот оказался не просто ослабленным, но пришедшим в упадок. Деньги, выделенные на его обновление, были потрачены на обустройство дворца Цыси. Когда император допрашивал военного министра, тот ответил: «Если бы даже деньги эти были потрачены на флот, японцы все равно разгромили бы нас. А так у императрицы хотя бы появился прекрасный летний дворец!»
Самое смешное, что во дворце стояла огромная золотая модель боевого корабля…
Гуансюй прекрасно понимал, что без поддержки умной – нет, даже мудрой – и хитрой тетушки ему будет трудно править страной. Но он также понимал, что она никогда не согласится на реформы, которые он хотел бы провести. Император решил упрятать Цыси под замок и таким образом избавиться от ее опеки, однако недооценил ту, с которой решил бороться. Случайно его планы стали известны приближенным императрицы.
И Цыси ударила быстро. Да, на сей раз не было возможности лелеять и вынашивать утонченные коварные планы. Пришлось действовать открыто. Дворец императора был захвачен. Цыси заставила племянника отречься от престола. Его личные слуги были обезглавлены, и она наблюдала за экзекуцией, попивая жасминовый чай… Императора отправили в тюрьму на одном из озерных островов.
Многие придворные были уверены, что его ждет судьба Тунчжи и его жены, но Цыси сохранила племяннику жизнь, хотя он и был, конечно, соперником. Однако приходилось делить с ним власть! Возможно, протесты иностранных дипломатов, живших в Пекине, заставили императрицу одуматься. После того как экс-император Гуансюй провел в тюрьме год, ему было разрешено жить под домашним арестом в загородном особняке.
Любовник по имени Власть вновь безраздельно принадлежал Цыси! Она сидела на троне, и ей чудилось, будто она нежится в объятиях самого верного, самого любящего мужчины.
Правда, иногда ей становилось скучно оттого, что ее изысканное умение плести интриги остается без применения. И тогда она мелко, исподтишка пакостила какой-нибудь красивой придворной даме. Подносила ей дорогой подарок и требовала непременно развернуть при ней, или примерить украшение, или… Разумеется, вскоре после этого упомянутую даму или несли на кладбище, или она сама уходила от мира, чтобы никто не мог видеть безобразия, которым сменилась ее красота.
А Цыси, принеся очередную жертву своему дорогому любовнику, тихонько вздыхала, понимая, что все это не то, не то, мельчает она… и радости прежней не приносят победы…
Неужели ее не интересуют не только мужчины, но и Власть? Неужели старость пришла? Неужели близка смерть?!
Она угадала, эта мудрая, жестокая, коварная женщина.
Когда 15 ноября 1907 года родственники и близкие Цыси собрались в комнате, где она готовилась отправиться в «мир теней», ее уже одели в «одеяние долголетия» и в короткий жакет с золотыми вышивками. Соблюдая древние обычаи, родственники попросили ее сказать последнее напутственное слово. Умирающая тихо произнесла:
– Никогда не допускайте женщину к верховной власти. Никогда не позволяйте евнухам вмешиваться в управление государственными делами.
Затем Цыси вытянулась и повернула лицо в южную сторону, как это положено правителю, ждущему наступления смерти.
Теперь она вся была во власти другой силы. Впервые она ничего не могла сделать сама, по своей воле!
Ей назвали ее посмертное имя – Сяоцинь Сянь Хуанхоу. Потом она подняла бессильную руку и коснулась уха. В уши были вдеты те самые крохотные жемчужные серьги, которые когда-то подарил ей император Сянфэн и которые она почти никогда не снимала. Цыси хотела быть похороненной в них.
Она что-то шептала похолодевшими губами.
Если бы кто-то прислушался, он бы мог расслышать:
Но шепот умирающей трудно было разобрать. С последним вздохом с уст ее сорвалось отчетливое:
И наконец-то стоящие вокруг с облегчением переглянулись.
Бориска Прелукавый (Борис Годунов, Россия)
После смерти второй своей жены, Марьи Темрюковны, до крещения званной княжной Кученей Черкасской, большой распутницы, за распутство и убитой по царскому приказу, Иван Васильевич Грозный задумал снова жениться. И если Кученей приглядел он на охоте, там же и спознался с ней блудным делом, а уж потом повел под венец, то на сей раз он решил сделать уступку старинному чину и устроить выборы невесты по всем правилам.
Девок свезли в царские хоромы – видимо-невидимо! Две тысячи красавиц явились со всей страны. В Александровой слободе яблоку негде было упасть от красавиц, у стрельцов да охранных опричников глаза были навыкате и разбегались в разные стороны, не ведая, на которую раньше глядеть.
Девки спали по двенадцать душ в комнате, чуть ли не по трое на лавке. Потом число невест поуменьшилось. Иван Васильевич безжалостно отворачивался от непривлекательных. Не любил он, к примеру, тощих…
А между тем при сватовствах и смотринах случались самые удивительные обманы. Невеста – товар, ну и, как при продаже всякого товара, дело редко обходилось без плутовства. Больную и бледную румянили, сухопарую превращали посредством накладок в толстуху. Конечно, вряд ли кто решился бы на подлог на государевых смотринах, однако береженого Бог бережет, думал Иван Васильевич. И как в воду глядел!