Не нужно меня бить. Не нужно!
— Всех, кто достигал четырнадцати лет, записывали в комсомол. — Торопов заискивающе улыбнулся, пытаясь поймать взглядом глаза Нойманна. — Как в гитлерюгенд. Ну, почти…
— Предположим, — кивнул Нойманн. — Предположим… Как вы смогли проникнуть в это время? Метод? Аппарат или через воронку?
— Что? — не поверил своим ушам Торопов.
Ему показалось… Показалось, что штурмбаннфюрер сказал «проникнуть в это время»… Показалось ведь? При всем безумии происходящего эта фраза просто не могла прозвучать. Не имела права.
Что значит — проникнуть в это время? Гестаповец полагает, что Торопов… Нет, чушь, конечно, это Торопов ослышался. Или Нойманн просто провоцирует его, желает получить повод для нового удара… Хотя, зачем ему повод для этого? Достаточно просто взмахнуть рукой… или двинуть коленом… Или просто кивнуть чокнутому Краузе и отойти в сторону…
И что значит — он попал в это время? Это его время, Торопова. Он живет в нем. Родился и живет. А они… Это они, гестаповцы, сюда попали. Они как-то проникли в его время и ведут себя, словно хозяева… Все наоборот, все вывернуто. В книгах о «попаданцах», к которым и сам Торопов приложил руку, все наоборот — наш современник попадает в прошлое и там его могут допрашивать. Вот там, в книгах, этот вопрос уместен. В устах чекиста, гестаповца, инквизитора…
— Простите… — пробормотал Торопов. — Что вы имеете в виду, когда говорите о проникновении в это время? Вы ведь что-то имеете в виду? Я не отказываюсь отвечать, я просто хочу понять вопрос… правильно понять… Поймите, я… я не безумец, чтобы с вами сейчас спорить…
— Не безумец, — подтвердил Нойманн холодно. — Вы комиссар. Большевик. У нас некоторые не верят, что такие, как вы, способны молчать под пытками. Я, если честно, тоже не до конца в это верю. Но у меня, как я полагаю, сейчас появится возможность проверить ваш фанатизм на излом…
Штурмбаннфюрер говорил и, как бы невзначай, крутил между пальцев заточенную спичку. Медленно, лениво.
Торопов сглотнул. Помотал головой, словно это движение способно отогнать наваждение.
— Я готов ответить на любой ваш вопрос… На любой! — выкрикнул Торопов. — Но для это я должен понимать этот вопрос. Я не смогу ответить на… даже если захочу… А я хочу, хочу ответить… Я…
В небе между веток появился самолет. Белая полоса инверсионного следа медленно ползла по голубому куполу. Люди летят на курорт. В Турцию или Таиланд… Они даже думать не думают о войне и гестаповцах… А тут…
Торопов не пытался понять, как все происходящее стало возможным, в голове бился вопрос «за что?». За что ему такое?
— Не отвлекайся! — Окрик и пощечина настигли Торопова одновременно. — Отвечай на вопросы штурмбаннфюрера. Не переспрашивай, а отвечай!
— Да как же?.. — простонал Торопов и медленно опустился на колени. — Как же я могу отвечать, если я не понимаю… Я Торопов Андрей Владимирович, был членом ВЛКСМ, высшее образование, историк.
— Историк… — повторил за ним Нойманн. — Так вы хотите сказать, что работаете на НКВД вслепую? Не знаете, что сотрудничаете с чекистами?
— С какими чекистами? Да, не знаю, не догадываюсь! Не знаю! — Торопов попытался вскочить, но зацепился ногой за корень, не смог удержать равновесия и упал лицом в прошлогоднюю хвою, рыжую и колючую. — Не знаю! Не знаю!
— А можно без истерики, господин… — Нойманн сделал паузу, — историк? Мы ведь не звери, готовы рассмотреть любую версию. Презумпция невиновности и для нас имеет значение. Мы — не НКВД. Для нас признание не является лучшим доказательством. Мы предпочитаем работать головой, а не кулаками… Не только кулаками… Значит…
Нойманн присел на корточки возле головы Торопова, сапоги скрипнули.
— Вы не знали, что работали с чекистами. — Голос гестаповца стал ровным, каким-то даже убаюкивающим. — Вы не подозревали, что эти палачи… эти мерзавцы втерлись к вам в доверие и используют в своих целях. Я вас правильно понял?
— Да… — Торопов повернул голову к Нойманну, хотел было выплюнуть хвоинки, попавшие в рот, но сдержался, сообразив, что это может быть воспринято как вызов, как оскорбление. — Вы меня правильно поняли…
— А сами вы чекистов не любите… — продолжил Нойманн. — Ни капли?
— Нет… Не люблю… Ненавижу! — почти искренне простонал Торопов.
Он и вправду начинал ненавидеть чекистов.
И что с того, что у него не было знакомых сотрудников НКВД? Торопов их все равно начинал ненавидеть — всех их, сталинских палачей! Из-за них он сейчас мучится. Из-за них! Будь они все трижды прокляты! Они…
— А как вы объясните это? — почти ласково, как у пойманного на лжи ребенка, спросил Нойманн.
— Что?
Кто-то — по-видимому, Краузе, — больно сгреб волосы Торопова и приподнял его голову.
— Вот это. — В руке Нойманна был листок бумаги, распечатка фотографии на цветном принтере.
На фото был Торопов в гимнастерке и фуражке. Знаков различия на гимнастерке видно не было, но фуражка была НКВД, по цвету не спутаешь, и на рукаве был шеврон.
А ведь Торопову тогда понравилась идея именно такую фотографию поставить в качестве аватарки на сайте. Он даже чувствовал себя в тот момент именно чекистом, выявляющим и разоблачающим врагов… Карающим мечом.
— Я жду ответа, — напомнил Нойманн.
— Это… это шутка… — прошептал Торопов, понимая, что выглядит эта его попытка оправдания жалко и нелепо. — Я… То есть мы… в Сети… вы ведь знаете, что такое Сеть?..
— Да, — засмеялся Нойманн. — Я знаю, что такое Сеть. Я много чего знаю об этом времени… Не отвлекайтесь на технические мелочи. Конкретнее, пожалуйста…
Нойманн посмотрел на свои наручные часы и покачал головой.
— И быстрее. Это в ваших интересах…
— Да, конечно… — Воротник больно врезался в горло, мешал дышать, Торопов дернул головой и замер испуганно, подумав, что этот жест тоже может быть как-то не так воспринят. — В Сети, на сайте, мы обсуждаем… говорим об истории, о книгах, истории посвященных… Мы спорим… полемизируем… И чтобы как-то отразить… отметить тех, кто с нами вместе активно участвует в дискуссиях, мы и делаем такие вот фотографии… Просто как отличие…
— Правда? — с иронией спросил Нойманн. — Я понимаю, когда кто-то из ваших коллег изображен в форме летчика или танкиста… Инфантильные люди обожают рядиться в настоящих мужчин, могу понять и тех, кто цепляет на себя незаслуженные звания и награды… У вас там и генералы есть, и орденоносцы… Но какую заслугу можно отметить, нацепив на себя форму чекиста? Я и сам уважаю настоящие воинские профессии… Но ваши чекисты — это не воины… Это палачи… Вы со мной согласны?
— Н-не знаю… — Торопов бросил быстрый взгляд в лицо Нойманна и торопливо добавил: — Да, согласен. Согласен, конечно… Это была шутка. Ирония, если хотите…
— Сарказм, — подсказал гестаповец. — И вот такие ваши тексты…
Нойманн достал из внутреннего кармана кителя лист бумаги, встряхнул его, разворачивая. — Фашистский последыш… либераст… клеветник… Это все тоже ирония?
Нойманн покачал головой и спрятал бумагу обратно в карман, не складывая, просто скомкал.
— Время!
Нойманн выпрямился, встал на ровные ноги.
— У нас еще куча времени, — сказал штурмбаннфюрер. — Еще семь минут до открытия плюс пятнадцать минут до закрытия… Не нервничай, Пауль…
— Я и не нервничаю. — Пауль сплюнул, плевок ударился в прошлогоднюю хвою перед самым лицом Торопова. — Чего мы с ним тут играемся? Просто влепить пулю…
— Хорошая идея, — поддержал Краузе. — Есть большевик — есть проблема… Так, кажется, у вас принято говорить?
Краузе толкнул Торопова ногой в бок.
— Я спрашиваю — так у вас говорят?
— Я… я не знаю… не знаю… я не сотрудник НКВД… я…
— Ты просто его поклонник, — сказал Краузе. — Что тебе нравится в НКВД: форма, работа, власть? Ответь, историк! Что тебе больше всего импонирует в деятельности чекистов? Возможность смешать человека с кровавой грязью? Ужас, который они внушали окружающим? Интеллигентская сволочь…
— Что вы так разволновались, дружище? — со смехом спросил Нойманн. — Можно подумать, впервые встречаете такой экземпляр? Мы же с вами понимали, что существует вероятность… С самого начала мы понимали, что этот то-ва-рищ может не быть путешественником во времени, а может оказаться обычным… да, интеллигентской сволочью… Среди наших, можно подумать, нет таких?
— Есть, конечно, есть… Только у них не спросишь, что их привело… Почему эти чистенькие мальчики из университетов так ненавидят обычных полицейских, криминальную полицию, постовых, всячески над ними насмехаются, придумывают клички и прозвища, а вот с секретными службами… С секретными службами сотрудничают с удовольствием и самозабвенно. А этот мог бы мне ответить… — Краузе снова толкнул Торопова носком сапога. — Нужно только спросить…