– И ты прав, мой мальчик. Ты часто бываешь прав. – Он закурил и склонился над фигурами. – У меня такое чувство, будто эта женщина тащит меня в какую-то пропасть. Из которой мне уже не выбраться.
Ситуация была жутковатой. И я до сих пор не мог осознать, что обсуждаю с отцом подобное.
– Я не знаю, что тебе ответить, пап, – наконец подал я голос.
– Было бы странно, если бы ты знал. Слишком мало женщин ты встречал в своей жизни, Брайан. – Отец замолчал, вглядываясь в происходящее на доске, после чего добавил: – Я рад, что ты не на моём месте. От таких женщин нужно бежать со всех ног. Они не приносят мужчине ничего хорошего. Никогда.
Последние слова отца мне не понравились, и я обречённо вздохнул. И отец бы заметил это, если бы за моей спиной не появилась Лиза.
– Доброе утро всем. Что-то сегодня я совсем заспалась. – Она поцеловала отца, а потом потрепала меня по волосам и чмокнула в щёку. – Мои любимые мужчины заняты игрой. И я не у дел. Что я могу сделать для вас?
– Принеси-ка нам по бутылке пива, – заявил отец. Я поднял на него глаза – это было сказано очень странным тоном. – А потом можешь раздеться. – Она помолчал. – Насчёт последнего я пошутил.
Лиза пошла по направлению к кухне, и тут отец неожиданно рассмеялся. Это был смех человека, который пережил аварийную посадку самолёта. Тот самый, напряжённый и немного фальшивый смех, который помогает разрядить обстановку и успокоить нервы.
Через долю секунду я рассмеялся тоже. Мы оба знали, что смеёмся совсем не над глупой шуткой, а для того, чтобы успокоиться.
– У вас хреновое чувство юмора, – заметила Лиза.
– Шах и мат, – сказал я.
Отец резко поднялся в кресле.
– Ах ты сукин сын! – Он стал внимательно изучать позиции. – Ну и ну, у тебя и на этот раз получилось меня обыграть!
– С тебя кроссовки, – напомнил я, закуривая. – Слушай, а не ты ли говорил мне вчера, что неприлично появляться перед женщиной в халате?
Отец трагически округлил глаза, после чего сказал мне коротко:
– Заткнись.
Это было произнесено таким тоном, будто отец хотел сказать мне: "Ты будешь кофе, Брайан?" и вызвало у меня очередной приступ смеха.
Во второй раз Лиза появилась так же неожиданно.
– Теперь вы дымите вдвоём? Вас невероятно сблизило это утро, – заметила она, поставив бутылки на стол.
– Присоединяйся, – предложил отец.
Лиза присела на диван и стала чистить мундштук.
– Давай-ка сыграем ещё раз, Брайан, – сказал мне отец. – Я не могу позволить себе так проиграть.
Я пару раз взглянул на Лизу, потом сосредоточился на игре – но преимущество уже было на стороне отца. Самым хорошим исходом для меня стал бы позорный пат.
Я думал о тех нескольких фразах, которые сказал отец перед самым появлением Лизы.
И Бог знает, как они мне не понравились. Потому что я знал, что это правда.
***
После экзаменов я наконец-то смог вздохнуть спокойно и расслабиться.
Инстинктивно я понимал, что необходимо как можно скорее найти работу – но Джейн свято пообещала мне место в кафе, и поэтому я решил, что я смогу провести целых семь дней с пользой для души и тела. Проще говоря – на неделю стать самым ленивым человеком во Вселенной. И именно на этой неделе – как всегда, "вовремя" – меня навестила моя старая подруга мигрень.
Подругу я получил в наследство от мамы. Признаю – подарок не из лучших. И счастлив тот человек, который не знает, что такое мигрень.
Приступы я переживал очень тяжело – гораздо тяжелее, чем мама. Очень хотелось разбить голову или же вырвать левый глаз – обыкновенно болела именно левая половина головы, и глаз казался виновником всего происходящего. Но сил на подобные геройства у меня не находилось. И мне оставалось только лежать и тихонько выть. А иногда и бредить. Я читал, что человек, страдающий мигренью, может умереть от болевого шока. Но не буду делиться с вами трусливыми мыслишками.
Когда я добрался до кровати и плотно закрыл шторы, чтобы не видеть света, лёгкое покалывание в висках – верный предвестник очередного приступа – уже немного ослабло. Голова стала тяжёлой. Я забрался в кровать, замер и прикрыл глаза.
Отец этим вечером улетал на научную конференцию в Нью-Йорк, но успел подняться ко мне на пару минут. На нём был деловой костюм, поверх которого он накинул плащ.
Отец принёс мне воды и что-то на небольшой тарелке, но я ни к чему не притронулся.
– В Нью-Йорке обещали дождь? – Я приоткрыл один глаз и оглядел его.
Отец присел на стул у кровати.
– Я всегда беру с собой плащ. На всякий случай. Ты ведь знаешь.
– Ах, да. Совсем забыл.
– Если тебе будет очень плохо, Брайан – позвони мне. Я вернусь домой.
– Всё будет отлично, – ответил я, вложив в эти слова весь оптимизм, на который только может быть способен умирающий.
– Не ешь сыр. И не смей читать. Я надеру тебе уши.
– И не работай за компьютером. Да, пап.
– Я принёс тебе мороженое.
Лиза слушала наш разговор, безмолвно замерев в дверях.
– Обязательно поешь. Извини, мне пора бежать. – Отец поднялся и поцеловал меня в лоб. – Не болей, мой мальчик. Я за тебя волнуюсь.
– Удачи на конференции.
– Хорошей дороги, милый, – сказала ему Лиза.
Отец обнял её и поцеловал. Несмотря на головную боль, я почувствовал острое желание вырвать ему глаза.
Лиза села рядом со мной.
– Может, всё же съешь мороженое? Когда у меня болит голова, то от мороженого иногда становится легче.
– Когда-нибудь я убью его, – сказал я, не открывая глаз. – Сначала его – а потом, может, и тебя.
Лиза положила прохладную ладонь мне на лоб.
– Мы с тобой знаем, кого я люблю, Брийян.
– Ну разумеется. Себя. Отец умен, богат и великолепен в постели. Ну, а я – свежее мясо и просто повод для того, чтобы отвлечься.
– Ты дурак. – Она погладила меня по волосам. – Засыпай. Я обещаю – тебе будут сниться только хорошие сны. Завтра мы с тобой поедем в город. Я дам тебе сесть за руль. А потом мы пойдём в кино. На вечерний сеанс. Пойдём?
– Конечно, – вяло ответил я.
Присутствие Лизы обыкновенно немного настораживало меня. Я никогда не верил в заговоры и целительные способности людей – но боль начала постепенно ослабевать.
Я почувствовал сонливость, а через несколько минут уже не мог сопротивляться сну.
Лиза наклонилась ко мне и поцеловала.
– Сладких тебе снов, мой самый чудесный малыш.
Она приоткрыла окно, после чего закурила и замерла, глядя вдаль.
Сначала я разглядывал её, но глаза мои закрывались. И я уснул – наверное, я ещё никогда не засыпал так быстро и не спал так глубоко.
Утро началось с кошачьих воплей под окном. На этот раз полем битвы был мусорный бак наших соседей, и поэтому крики были не такими душераздирающими, как обычно – если коты воевали за наш мусор, то впору было затыкать уши.
Я открыл глаза и возмущённо глянул в сторону окна, безмолвно осуждая нарушителей спокойствия.
Голова не болела. Обыкновенно на утро после приступа я чувствовал лёгкое недомогание – но на этот раз ничего такого не было.
– Чудо какое-то, – шёпотом сказал я.
Лиза спала рядом со мной. Её вещи были аккуратно сложены на кресле, что стояло напротив книжной полки. Я повернулся к ней и вгляделся в её лицо.
Мама часто говорила мне, что это очень плохо – разглядывать спящих людей, так как во время сна душа человека отражается на его лице. Но я всё же не смог удержаться от соблазна и посмотреть на Лизу.
Её лицо было очень спокойным и даже немного наивным. Во сне она выглядела молодой девушкой, почти девочкой – без кокетливой улыбки и того самого, страшного, выражения в глазах. Я почему-то подумал, что она напоминает мне икону – и не удержался от немного надменного смешка.
Лиза приоткрыла глаза и потянулась.
– Доброе утро, малыш, – сказала она. – Мне очень сладко спалось в твоей кровати.
Как ты себя чувствуешь?
– Отлично, – ответил я. – Ты во сне похожа на святую.
Лиза расхохоталась.
– Насмешил, Брийян. Хорошо, что я не выгляжу шлюхой хотя бы во сне.
– Если бы я не знал, какая ты в жизни – то стопроцентно обманулся бы.
– Тебя не так-то просто обмануть. Ах, как здорово, что мы немного отдохнём от твоего папочки.
– Точнее, отдохнёшь ты. Сложновато воевать сразу на двух фронтах.
– Мне давно следовало привыкнуть к твоей наглости, Брийян. Так уж и быть. Пока я буду наслаждаться тобой.
Я обнял её, и она, чуть приподнявшись, поцеловала меня. Её волосы коснулись моей щеки, и я снова подумал о том, как мне хочется, чтобы отца не существовало. Меня тошнило от мысли, что я должен её с кем-то делить – и что кто-то ощущает то же самое, что и я. И я уже не задавался вопросом, кто виноват – потому, что виноваты были все. Но меня это не волновало. Я хотел, чтобы эта женщина принадлежала мне одному. Бог знает, как сильно я этого хотел. Мне стоило нечеловеческих усилий сохранять спокойное выражение лица, когда Лиза за спиной отца говорила мне одними губами "я хочу тебя", а потом, когда отец поворачивался к ней, спрашивала, хочет ли он ещё кофе.