– Сын мой, ты прямо как ангел с добрыми вестями!.. Но как ты там оказался?
– Стремясь к прочному миру, – сказал я твердо и четко, – поспешил в Ундерленды, дабы заключить с отступившим туда королем мир, дабы не лилась христианская кровь… А, ладно, чтоб не лилась и кровь всяких прочих! Которые не христиане, тоже станут христианами, когда поставим перед выбором: крест или виселица. Однако государь император Герман Третий опередил меня и удостоил титула маркграфа, одновременно вручив мне под управление марку Гандерсгейм. Таким образом, кровопролитная война между братскими народами окончена!.. Мы с королем Кейданом уже не враги.
Простучали копыта, группа рыцарей пронеслась через площадь. Один резко остановил огромного, как бык, коня, проревел весело:
– Езжайте! Мы вернемся с сэром Ричардом!
Я нахмурился, иногда фамильярность простодушного рыцаря начинает раздражать, но улыбнулся и сказал приветливо:
– Как же без вас за столом обойдутся?
– Малость потерпят, – сообщил Растер благодушно.
Соскочив на землю, он подошел с конем в поводу к отцу Дитриху, почтительно поцеловал руку, а тот благословил рыцаря. Такие простые и чистые души угодны Господу почему-то больше, чем умные и хитрые.
Отец Дитрих снова обратил на меня ясный взор, в котором теперь проступила тревога.
– Сын мой… Кровопролитие окончилось – прекрасно! Но смущает союз с человеком, который позволил в королевстве укорениться ереси…
Я помотал головой.
– Союза нет и не будет, но теперь король и не противник… в общепринятом смысле. Как понимает народ. Во всяком случае, больше кровь в сражениях лить не будем. Отныне можно проливать только на плахе, но и в этом случае будем стараться обходиться без такой жестокости, а довольствоваться простым сжиганием на кострах, повешением, удавливанием и прочими утоплениями. Кротко, смиренно, без пролития. Еще можно давить или ломать хребты в кожаных мешках, как делали монголы Чингисхана, дабы солнце не видело их крови.
Отец Дитрих бросил за такие подробности неодобрительный взгляд, а сэр Растер спросил деловито:
– А ночью можно?
– Ночью добрые люди спят, – огрызнулся я, – только ворье всякое бодрствует, жулики, политики и любовники. Правда, ночью вообще-то и совершаются тайные казни…
– Значит, можно, – подытожил сэр Растер. – Даже в самых-самых законах есть «но»!
– Если кротко и смиренно, – напомнил я, – и очень хочется, то можно.
Отец Дитрих проговорил медленно:
– И что же, сын мой, ты вынужден прекратить священную войну за веру?
– Ни в коем случае! – возразил я пылко. – Первая часть войны за души выиграна. Мы показали, что воины Христа не подставляют левую щеку, а бьют раньше, чем получат по правой. Теперь ваша война, отец Дитрих!.. Священникам нигде не смеют чинить препятствий. Черные мессы зародились не потому, что их велел ввести король Кейдан. Все гораздо хуже, святой отец. Слишком много душ поддались уговорам дьявола жить проще и беззаботно, а это всегда приводит к пропасти! Не думаю, что король или кто-то станет защищать подобных людей…
– …открыто, – вставил сэр Растер глубокомысленно.
– Точно, – согласился я. – Открыто никто не рискнет. А вот мы правы, потому нам скрывать нечего. Кроме того, что скрывать надо. А раз не скрываем, то у нас возможностей намного больше. Конечно, в первую очередь мы должны проповедовать наш благочестивый образ жизни, а выжигать язвы лишь тогда, когда жизнь по Христу активно отрицают.
Сэр Растер шумно поскреб в затылке.
– А как узнать? Или убивать всех, а Господь разберет?
Я вздохнул, обращаясь к отцу Дитриху:
– Насколько человечнее, это я понимаю, не уничтожать черномессенцев и прочих еретиков, но попытаться вернуть в лоно церкви!
– Истинно молвишь, сын мой, – сказал отец Дитрих растроганно.
– Ведь, – продолжил я, – если человек, не зная дороги, заблудится среди вспаханного поля и слегка потопчет посевы, лучше вывести его на правильный путь, чем с яростью выгонять с поля палкой! Но это в идеале, однако живем в грубом мире, потому меч и плаха пока что лучший способ борьбы с перхотью.
Отец Дитрих грустно умолк, сэр Растер довольно хохотнул.
– Зато в Сен-Мари легче выйти в люди, чем в Армландии, если не боитесь испачкаться! Здесь недостаток совести обычно компенсируется денежным достатком… ха-ха!
Отец Дитрих сказал сэру Растеру ласково:
– Возвращайся, сын мой, к своим боевым товарищам. Нам с сэром Ричардом нужно обсудить скучные для тебя духовные дела, ибо паладинство – тяжкая ноша.
Сэр Растер откозырял, хотя на лице отразилась острая жалость, – что-то явно тоже хотел сказать наедине, – взобрался в седло и ускакал. Бобик посмотрел вслед с жалостью и вздохнул грустно. По-моему, он воспринимает могучего рыцаря как хорошего напарника, с кем так хорошо охотиться в лесу и ловить рыбу в ручьях.
Я чувствовал, как между мной и отцом Дитрихом растет напряжение, наконец великий инквизитор спросил, не глядя на меня:
– Странные слухи доходят до меня, сын мой…
– Обо мне? – спросил я напрямик.
– Да, сын мой.
Сердце мое начало стучать чаще и сильнее.
– На всех бывает поклеп, – ответил я, – а что именно вас удивило?
– Удивило и повергло в смятение, – сказал он строже, хотя голос оставался тихим и полным доброжелательности, но я чувствовал, как просыпается в отце Дитрихе великий инквизитор. – Ты отбыл в Ундерленды, я не успел спросить, что за слух пошел, будто мы прекращаем войну против нечисти.
Я чувствовал, как все внутренности завязываются в тугой узел, стало тяжко дышать. С трудом продохнул и сказал как можно убедительнее:
– В Священном Писании сказано: нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос. Применяя эту всеобъемлющую формулу к нашей действительности, скажу весьма предерзостно с точки зрения большинства несведующих: нет ни человека, ни эльфа, ни тролля, а все – живые и чувствующие существа, и во всех – Христос! Потому нужно относиться одинаково: злым – палкой по голове вне зависимости от цвета кожи и вида, добрым – по большому прянику. И неважно, какая лапа тянется к этому прянику: трехпалая и с перепонками земноводная, утонченная и в перстнях эльфячья или же грубая человечья.
Он слушал очень внимательно, уже привык, что я не совсем дурак, а где и дурак по молодости, там меня спасают умные книги, которых я прочел, судя по всему, столько, что непонятно, как не сдурел.
– Сын мой, – произнес он с холодком, – боюсь, тебя не поймут.
– Знаю, – ответил я горько, – сказали бы мне такое недавно, сам бы такому в рожу плюнул! А потом бы еще и на костер за такие речи.
– Так что же…
– Просветление, – сказал я твердо. – Ангел небесный или голос с небес, но внезапно уразумел я, что в самом деле Христос везде и во всем, а не только во мне, любимом и замечательном. Только не все его принимают, не все признают, не все даже видят… Но здесь не должно быть исключений: смерть еретикам, язычникам и всем-всем, отрицающим нашего Господа!..
Он кивнул.
– Мы это делаем.
– Но сперва нужно, – сказал я с жаром, – принести свет Христова огня в души троллей, гоблинов и эльфов. Господь нас не простит, если не попытаемся!
Он покачал головой.
– Не примут.
– Тогда уничтожим, – сказал я жестким голосом. – Но будем справедливы ко всем! Это нам зачтется на Страшном суде. Уничтожим тех, кто отринул Христа, а не просто троллей или эльфов. Господь, создавая мир, передал его человеку и велел заботиться о нем. И о всяком дыхании.
Он вздохнул.
– Звучит прекрасно.
– Значит?..
– Сын мой, сам понимаешь, такое неосуществимо.
– Не можем послать миссионеров?
– Тролли не примут слово любви и милосердия, а это и есть Христос.
Я возразил:
– Мы тоже не всегда милосердны, а любовь из нас так и хлещет!.. Во всяком случае, должны попытаться. Если тролли откажутся, это их выбор, а не наш. Наша совесть будет чиста. Конечно, нужно не просто крикнуть им издали насчет принятия веры в Христа, а долго разъяснять основы… Ведь и люди не сразу принимают! Так что троллям нужно как минимум втолковывать столько же времени. И столько же приложить усилий.
Он задумался, я видел, как лоб пошел глубокими морщинами. Отец Дитрих долго молчал, а я не решался даже хрюкнуть, вспугивая, как дурных бабочек, святые мысли.
– Хорошо, – произнес он наконец с сомнением, – я доложу обо всем в Ватикан. Хотя, должен признаться, шансы у тебя невелики. Более того, в Ватикане твоя репутация пошатнется. А то и рухнет.
Я благочестиво перекрестился и поцеловал ему руку.
– Лишь бы я был честен перед Господом.
Глава 10
Зайчика вывели двое дюжих конюхов, оба вынужденно улыбались, когда арбогастр вскидывал голову и с легкостью приподнимал их в воздух. Я похлопал его по шее, он фыркнул и с недоверием обнюхал меня. Я вскочил в седло и направил к воротам.