– Наверное, да. Я боюсь.
Глава 7
Утром они ехали по указанному адресу, и Маша тихо рассказывала:
– Ты представляешь, Вера, мы с Лешей стали любовниками в тот день, когда он впервые изменил своей жене.
– С кем?
– Девочка у них в бухгалтерии есть. Он работал в «Автодоре». Мы с Людой встречались с этой Катей.
– Ну и как она?
– Симпатичная. Говорит, после того что между ними произошло, он переживал, не мог на нее смотреть, просил больше не подходить. Высадил, денег дал… Отчаяние это было. Он – человек крайних эмоций. В Люду влюбился в институте, думал, чувства сохраняются до конца дней. Не получилось. Точнее, получилось – хуже некуда. Она его почти ненавидела, он довел себя до психопатии.
– Тяжелый случай. Маша, ты думаешь, у вас что-то получилось бы?
– А у нас получилось. Мы встретились как после разлуки. Я часто у них дома бывала. Мы просто не разрешали себе замечать, что нас тянет друг к другу. Такие неправильные, такие прямолинейные, верны… не тем людям были. Я поверила в то, что встречи предначертаны свыше. Он пришел, и мне сразу показалось все в нем родным – его дыхание, его тепло, его страсть… Мне кажется, если бы мы успели поссориться и он ударил бы меня, я поцеловала бы его руку.
– Господи. Тебе нужно как-то выбираться из этой подростковой экзальтации. Одного распустила дальше некуда: в гараже спала, пока он в твоей квартире пьянствовал. Другому руку собиралась целовать за то, что мог ударить.
– Он не мог. Меня – не мог бы никогда. Я знаю. Я просто так объяснила свое отношение к нему.
– Сколько я тебя помню, все по тебе сохли, подыхали, штабелями укладывались. Неужели нормального не можешь найти?
– Вера, нет более субъективного понятия, чем норма. Я нашла то, что нужно мне. Теперь хочу узнать, почему и как нас оторвали друг от друга. Ты же читала вчера его записку жене. Он все решил…
– Что будешь делать, когда узнаешь?
– Понятия не имею. Вот к гадалке едем. Разве тебе не интересно?
– Интересно. Хочу к ней присмотреться. Может, тоже в гадалки подамся. В нашей конторе мухи дохнут от вида прокисших баб. А у кое-кого жизнь кипит и кошелек наполняется. Я про твою гадалку.
Они приехали к обычному жилому дому, поднялись в съемную квартиру, где в длинной прихожей стояли стулья вдоль стен и торчали нелепые цветы в дурацких горшках. Во всяком случае, они такими показались Маше в данном интерьере. Сели на свободные места под настороженными и любопытными взглядами других посетительниц. Маша подумала: «Так, наверное, смотрят друг на друга подопытные крысы в виварии». Женщины входили, выходили. Маша ждала, когда ее позовут, как велела Таня. Вообще-то она все еще подумывала о побеге. Но внезапно дверь комнаты широко распахнулась, и на пороге появилась женщина неопределенного возраста, опирающаяся на палку. Одна нога у нее была заметно короче другой.
– Кто от Татьяны? – спросила она резким голосом.
Маша вскочила, как школьница на уроке. Женщина повернулась и молча пошла в комнату, Маша поплелась за ней. Комната как комната. Стол, стул, диван, большой журнальный столик со свечами, стеклянными шарами и еще какими-то непонятными предметами. Гадалка села за стол, Маша – на краешек стула перед нею.
– Вы будете спрашивать или мне сразу говорить, Нина Арсеньевна?
– Имя, фамилия?
– Мария Ступишина.
– Какой вопрос?
– Я хотела бы, чтобы мой муж потерял ко мне интерес, развелся по своей инициативе, короче, ушел бы из моей жизни.
– Есть другой?
– Нет. Я просто хочу, чтобы ушел этот.
– Чья квартира?
– Моя.
– Какая?
– Пятикомнатная, – улыбнулась Маша. – Извините, но у меня такое впечатление, что я пришла в риелторское агентство. Или вы по совместительству?
Гадалка какое-то время молча смотрела на Машу, та не отводила взгляда. Рассматривала ее лицо – гладкое, без морщин, волосы серого, мышиного цвета, стянутые сзади в пучок, такого же цвета неморгающие глаза. «Могла она или не могла?» – думала Маша. «Характер показывает», – безразлично думала гадалка.
– Фотка есть?
– Извините, я забыла. А без нее нельзя?
– Можно. Представь его мысленно, я считаю.
Маша собралась, представила себе мужской манекен из ближайшего бутика и постаралась зафиксировать его в мозгу. Верит она или не верит, а рисковать незачем.
– Представили? – спросила она минуты через две.
– Да, – буркнула Нина Арсеньевна. – Через два дня приходи за отваром. Сегодня прием – пять тысяч, отвар – десять.
– А сегодня его у вас нет, что ли?
– Есть – для тех, кто раньше заказывал. Я что – всем из одного ведра наливаю? Каждому свой делаю. – Серые глаза, наконец, моргнули.
– Надеюсь, что не из одного ведра, – кивнула Маша. – А это вы не будете делать? – Она показала на свечки, шары на журнальном столике.
– Не требуется, – отрезала Нина Арсеньевна. – Не поможет отвар – тогда по-другому…
– Понятно, значит, через два дня приеду. – Маша положила перед ней пятитысячную купюру и пошла к выходу, стараясь идти не слишком быстро. Настырный взгляд просто толкал ее в спину.
– Ну, как? Ты чего, зомбированная, что ли? – нетерпеливо спросила у нее Вера на улице.
– Возможно, – Маша перевела дыхание. – Я ей не понравилась точно. А манекен, который я представила себе вместо мужа, – он вроде сошел. Через два дня отвар для него будет готов.
Они сели в машину, сразу зазвонил Машин телефон.
– Слушай, – недовольно произнес ленивый голос Тани, – ты чего там выделывалась? Тебе помогают, а ты… Я прям не знаю.
– Таня, а что не так?
– Вопросы какие-то… Ты чего в этом смыслишь? Я у тебя про твое римское право спрашиваю? Ладно, не подставляй меня больше. Делай, как говорят, и она поможет тебе, как Людке. Вернее, помогла бы, если б он не того…
Маша до крови прикусила губу, чтобы ничего не сказать.
Глава 8
Она высадила Веру у ее дома, подъехала к своему, втиснула машину в промежуток на парковке, вышла, стала закрывать дверцу… и вдруг практически оглохла от пронзительного визга.
– Ты! – вопила самая странная соседка по дому, которую все старались обходить стороной. – У тебя, наверное, с головой не в порядке, я экологическую полицию вызову, я сама твою машину разобью! Ты что наделала?
– А что я наделала? – Маша в растерянности посмотрела под колеса автомобиля: вдруг она котенка или мышонка задавила.
– Цветок помяла, практически сломала! Если каждая дрянь будет во дворе цветы калечить… – Соседка взяла слишком высокую ноту, голос дал петуха, она закашлялась.
– Здесь нет никаких цветов, – воспользовалась паузой Маша. – Вы втыкаете какую-ту ерунду, я сама видела. Перья, ветки, искусственные листья, бантики. Вот что вы тут выложили из булыжников и украсили банкой с перьями?
– Это икебана, – прохрипела соседка, и Маша вспомнила, что у нее странное, вычурное имя – Эстела.
– Пропустите меня, Эстела, – властно проговорила Маша и постаралась пройти, не задев скандалистку, которая и не подумала ее пропустить.
Маша быстро вошла в дом, еще быстрее проскочила в лифт, почти вбежала в квартиру. У этой Эстелы чудовищная аура или как там это называется. Когда она налетала на людей, многие потом жаловались, что им становится физически плохо. И у Маши сейчас остался тяжелый осадок от ее злобно-сверлящего взгляда, визгливого голоса, общего неопрятного, отталкивающего вида. Она успела снять туфли и переодеться в тапочки, как в дверь позвонили. Маша на автомате открыла, не посмотрев, как всегда, в глазок. Ну, конечно же, это Эстела, уже совсем растрепанная, красная, оттолкнула Машу и влетела в прихожую.
– Что вам нужно? – Маша вообще-то испугалась. Она только в непосредственной близости впервые заметила, какая Эстела крупная, жилистая, сильная тетка непонятного возраста.
– Мне нужно, чтоб ты совесть имела! Чтоб ты свое место знала. Обнаглела с этой своей машиной, мужиками, подружками-шлюхами…
– Не поняла, какие претензии? У меня слишком много знакомых? Я нарушаю Правила дорожного движения? Вам что-то конкретное известно о нравственном облике моих подруг?
– Мне все известно, чтоб ты знала. И многим известно. Тебя ненавидят, ненавидят, ненавидят… Одного мужа выгнала, другого привела. Только говорят, что этот полюбовник уже помер. Может, его убили? Не удивлюсь.
– Что вы несете? – Маша пришла в ужас.
– Очень рада, если убили. Сама бы прикончила такую, как ты. Если еще раз…
– Пошла вон, – тихо сказала Маша, и Эстела почему-то попятилась. – Пошла вон.
Она исчезла, Маша закрыла дверь, не чувствуя ни рук, ни ног, посмотрела на себя в зеркало: лицо белое, как у привидения. Она бессильно прислонилась к стене. Она ничего плохого не сделала этому человеку, но он ее так страшно, бешено ненавидит. Господи, на что же способны люди, если у них есть причина? А может, беспричинная ненависть и есть самая страшная?