— Что?
— Я хочу есть и не намерена тут кататься с тобой по всему городу, — заявила она.
— Я тоже бы не отказался похавать, — поддакнул Григорий.
Пришлось остановиться у ближайшего ресторанчика и вести детей обедать.
— Я не свинья — жрать такое! — заорала Алина, брезгливо отодвинув принесенные официантом блюда.
Я нисколько не удивилась ее реакции.
— Значит, сегодня будешь поститься, — сообщила я Алине.
Когда Ринат закончил со своим обедом, а Алина проглотила слюни от созерцания его трапезы, мы продолжили путь. Вячеслав остановил машину у строящегося девятиэтажного здания.
— Скоро вернусь, — пообещала я.
— Да ради бога, — пожал плечами Вячеслав, — я всего лишь шофер.
Сторожа на стройке не оказалось. Было ощущение, что про дом просто забыли. Еще не оконченное здание уже дало трещину. Входные двери и почти все окна первого этажа были заложены кирпичом. С трудом удалось найти одно незаложенное.
— Лезь в окно, — приказала я Григорию.
Он, пыхтя и чертыхаясь зацепился за подоконник, стал подтягиваться, соскользнул, подставил бочку и уже по ней влез. Когда он повернулся ко мне, на его губах играла довольная усмешка.
— Никому больше не рассказывай сказки, что ты бывший десантник. Ты на строительные войска не тянешь, — посоветовала я ему. Григорий смутился, стал что-то бубнить, но я махнула рукой. — Хватит.
На моей памяти был еще один случай, когда он, выкрикнув, что десантники не боятся высоты, выпрыгнул со своего балкона на третьем этаже и сломал обе ноги.
Забираясь в окно, я воспользовалась его бочкой. Мы прошли через здание и подошли к окнам на противоположной стороне дома. Из окон открывался прекрасный вид на большой дом Альберта Мусаева.
— Вот, будешь наблюдать за этим домом, — сказала я. — Да аккуратнее ты. — И, оттащив Григория от окна, пояснила: — Не советую так откровенно пялиться. Видишь крепких ребят у входа? Если они тебя заметят, то, Гриша, надеяться тебе придется на свои быстрые ноги, потому что получишь ты от них по первое число, а коли они разойдутся… Я даже боюсь думать об этом. Сам посмотри на их лица. Они не выглядят милосердными.
Григорий крепко задумался.
— Что-то триста рублей маловато, — выдал он после тяжелых раздумий. — Я жизнью рискую.
— До свидания, — бросила я ему равнодушно, повернулась и пошла к дверям из комнаты.
— Эй, подожди, — взволнованно вскрикнул Григорий. — Я согласен на триста, только можно мне сотню задатка, я поиздержался в последнее время.
— Не можно, — ответила я резко, — давай, приступай к работе.
Обратный путь до машины занял не больше минуты. Я плюхнулась на мягкое кожаное сиденье «Ауди», и Вячеслав поинтересовался:
— Что, закончили свои дела?
— Нет, есть еще одно дело, — ответила я, потягиваясь. — Едем в центр к охранному агентству «Пантера». Знаешь такое?
— Знаю. Прямо у парка, — буркнул Вячеслав, выруливая на дорогу.
— Мы еще долго будем колесить по трущобам? — зло спросила Алина.
— Нет, не долго, — ответила я, глядя в окно на угрюмый урбанистический пейзаж.
Машину то подбрасывало на кочках, то она проваливалась в выбоины между ошметками асфальта. Вячеслав на чем свет ругал наши дороги. Время от времени я напоминала ему, что в машине, кроме него, находится молодая девушка с двумя детьми. Алина хмуро молчала, слушая наши переговоры, всем своим видом выражая бесконечное презрение ко мне, а Ринат не расставался со своим «геймбоем», позабыв даже, где он находится.
— Получай, монстр, получай! — срывалось с его губ неосознанно, и следом раздавалась победная компьютерная музыка.
И вот цель нашей поездки: похожее на небольшую крепость из белого кирпича здание охранного агентства «Пантера», где на втором этаже находился офис депутата Бузыкина Анатолия Ивановича.
— Я хочу в туалет, — сообщил мне Ринат, морщась и сжимая ноги.
«Вот еще проблема», — озадаченно подумала я и спросила:
— До дома не дотерпишь?
— Нет, не дотерплю, — жалобно скривился мальчишка.
— Я тоже хочу в туалет, — поддержала брата Алина, скорее чтобы досадить мне, чем по-настоящему желая этого.
Я посмотрела на Вячеслава.
— Не знаете, где здесь туалет?
— Не знаю, — ответил он, садистски улыбаясь. — В парке можно сходить в кусты.
Дети в один голос дружно запротестовали против кустов.
— Я не бомжиха какая, — гордо заявила Алина. — Сам гадь по кустам.
— Все, хватит, — прикрикнула я на них, — пошли за мной.
— Вы к кому? — спросил охранник на вахте, с удивлением оглядывая меня и детей. Ринат уже исполнял рядом со мной какой-то танец, жмурясь от напряжения.
— К Кузьмину, — ответила я.
— Вы договорились о встрече? — Охранник открыл журнал посещений и взял авторучку.
— Позвоните ему и скажите, что это насчет его дочери из школы, очень важно, — велела я охраннику.
С недовольной физиономией он набрал номер и передал мои слова невидимому собеседнику. Слушая ответ, охранник отстранил трубку от уха, чтобы не оглохнуть от воплей, доносившихся оттуда. Немного придя в себя после шока, охранник спросил.
— Что конкретно вы хотите сообщить ему о дочери? Шеф сейчас очень занят.
— Я не могу такое передавать по телефону через чужих людей, — замялась я, — дело очень личное.
Охранник передал мой ответ в трубку и, отстранив ее от уха, со страдальческим выражением выслушал ответ.
Алина с любопытством смотрела мне в лицо, стараясь понять, что же происходит. Что касается Рината, то его интересовал только туалет.
— Вы можете проходить, — устало сказал мне охранник и, кивая на ребятишек, поинтересовался: — Это ваши дети?
— Нет, я взяла их напрокат, — сказала я будничным тоном, поражаясь сообразительности охранника. — Где у вас тут туалет?
— На втором этаже в конце коридора. — Охранник придвинул мне журнал. — Напишите здесь внизу свою фамилию, имя, отчество и распишитесь. Еще мне нужен какой-нибудь документ — паспорт, права, военный билет…
«Опарина Эмма Викторовна», — написала я в нижней строке, расписалась и, вернув ему журнал с ручкой, протянула еще права этой самой мифической Опариной с моей фотографией на лицевой стороне.
Охранник быстро выписал мне временный пропуск, лишь мельком взглянув на права, и мы двинулись на поиски туалета. Когда с туалетными делами было покончено, мы навестили приемную Бузыкина, немного смахивающую на тропический сад из-за обилия кадок с пальмами и другими диковинными растениями.
— Это вы Опарина? — осведомилась у меня секретарша деловым тоном и, получив утвердительный ответ, велела подождать минуту.
Из кабинета Бузыкина доносилось что-то похожее на рев раненого медведя-шатуна, угодившего лапой в капкан. Очевидно, подобным образом Бузыкин общался со своими подчиненными.
— Мальчик, не трогай цветок, — взвизгнула секретарша, вскакивая с места.
Я посмотрела на Рината. Он виновато протянул мне сорванный бутон, а я передала его трясущейся от негодования секретарше.
— Следите за своими детьми, — прошипела она, пронзая меня грозным взглядом. Сбоку послышался грохот. Я, Ринат и нервная секретарша как один посмотрели в направлении шума. Возле разбитого горшка, в котором раньше находился высокий красивый цветок с пятнистыми широкими листьями, виновато улыбаясь, стояла Алина.
— Извините. Я хотела рассмотреть его поближе, и вот, — пролепетала Алина.
— Боже мой! — взвыла секретарша, хватаясь за голову.
В этот момент открылись двери кабинета, и оттуда стал выходить взмокший руководящий состав предприятий Бузыкина. Последним в дверях появился сам Анатолий Иванович с налитым кровью лицом и дикими глазами.
— Какого хрена здесь происходит? — завопил он, выпучив глаза на погром в приемной, учиненный моими подопечными. — Чтобы через тридцать секунд здесь все было по-старому, или пойдешь сортиры драить, — заорал он на секретаршу громовым голосом. — Мать вашу! Работаю с одними идиотами и полудурками.
Побледнев, Алина бочком отодвинулась от разбитого ею горшка.
— Что за дети тут, вашу мать? Устроили здесь детский сад, — взревел он, заметив нас. — Вы Опарина?
— Да, — призналась я.
— Проходите в кабинет, — велел он и, обращаясь к Алине и Ринату, добавил: — А вы, мелкие, сидите тихо. Рыпнитесь, я вам ноги поотрываю! Поняли?
Дети старательно затрясли головами.
— Дети меня слушаются, — с довольной ухмылкой сообщил он мне, закрывая дверь кабинета. — Я знаю к ним подход.
— Сейчас я воочию убедилась в ваших педагогических способностях, — призналась я, с достоинством опускаясь на стул.
— Хватит трындеть, — пробасил Бузыкин. — Что там с моей дочерью, будь она неладна.
— Вы, конечно, будете огорчены и шокированы этой новостью, но у вашей дочери неважно с математикой. Боюсь, в дальнейшем это сильно осложнит ей жизнь, — выдала я.