– Замечательно! Встречать полоумную старуху, которую я никогда в жизни не видела! Как она хоть выглядит?
– Откуда я знаю? – удивилась мать. – Я тоже никогда в жизни ее не видела. Дело в том, что ее сослали в Каракалпакию в пятьдесят втором году. А до этого она еще лет пять пребывала в местах отдаленных.
– Дальше Каракалпакии? – удивилась Надежда.
– На севере, – отмахнулась мать, – и не спрашивай меня больше, ничего я про это не знаю. Мы с твоим отцом поженились в пятьдесят четвертом, ты родилась в пятьдесят пятом. Сама посуди, откуда я могла ее знать?
– За что ее посадили и сослали?
– Ой, да какая теперь разница! – рассердилась мать. – Знаю только, что потом, когда уже всем можно было возвращаться, она наотрез отказалась уезжать из своего Нукуса. Так и сказала: я, говорит, не желаю болтаться по всей стране, как цветок в проруби! То меня сюда, то теперь обратно туда! Знать ничего не знаю!
– Характер, – заметила Надежда.
– Вот-вот, отец рассказывал, что характер у нее всегда был скверный.
– В этом мы скоро будем иметь возможность убедиться лично, – зловеще проговорила Надежда – и оказалась права.
К вечеру Надежда поехала к матери на Литейный – оттуда ближе было к вокзалу. Мать напоила ее чаем и показала выцветшую любительскую фотографию. Большая семья сидела за столом на дачной веранде. Надежда узнала совсем молодого отца и бабушку, было еще несколько знакомых лиц.
– Вон там, в углу, за самоваром, – сказала мать, – это она, тетя Вася.
– Что?! – изумилась Надежда. – Как ты ее назвала?
– Васса Иринарховна Сперанская, сокращенно – тетя Вася, – посмеиваясь, сказала мать.
– Господи помилуй! – воскликнула Надежда. – Придется мне орать это имечко вслух, стоя возле вагона, потому что я не могу ее разглядеть – самовар отсвечивает. Слушай, я понимаю, Нукус – это, конечно, край света. Но телефонная связь-то там имеется? Неужели нельзя было позвонить и предупредить? Или хотя бы выяснить – а может, нас нету? Может, мы в отпуск уехали? И вообще, какого черта она сюда едет?
Мать только пожала плечами.
Московский вокзал ночью – не самое подходящее место для одинокой интеллигентной женщины. Надежда в седьмой раз прошла мимо молодого краснощекого милиционера и в ответ на его подозрительный взгляд дружелюбно улыбнулась.
Поезд номер шестьсот четырнадцать опаздывал почти на три часа. Купив у полусонной тетки в круглосуточном бистро еще один стаканчик кофе, чтобы отогнать сон, Надежда посмотрела на электронное табло.
Мурманский поезд прибыл по расписанию, скорый из Нижнего Новгорода опоздал на каких-то двадцать минут, и только «шестьсот четырнадцатый-веселый», как назвал его бойкий носильщик, не подавал никаких признаков жизни.
Надежда уже выяснила, что этот неторопливый поезд согласован с маршрутом Ташкент – Москва, а поскольку ташкентский опаздывает по определению, то и «шестьсот четырнадцатый» тоже никогда не приходит вовремя.
Электронные часы показывали уже без четверти три, самое глухое время, когда бороться со сном почти невозможно. Несколько полусонных встречающих, как и Надежда, слонялись по залу, возле памятника Петру бренчали на гитаре неугомонные туристы, развалившись на груде рюкзаков и спальников, да пара бдительных мешочниц-челноков пасла отару необъятных клетчатых сумок.
Вновь обойдя зал, Надежда остановилась возле лотка с разноцветными книжками. Небритый продавец проснулся и забормотал:
– Дама, возьмите любовный роман номер шестьсот четырнадцать – отличное чтение в дорогу…
– Что это за число такое магическое? – удивилась Надежда. – Поезд – шестьсот четырнадцатый, роман – шестьсот четырнадцатый… как-то это не к добру! Я, вообще-то, любовные романы не читаю, мне бы лучше детектив, да и не еду я никуда, я встречаю поезд.
– Ну, если детектив – возьмите Мымрину, «Похороненный в зоопарке», отличная вещь!
– Да ведь тут написано – серия «Детектив на ночь», то есть вместо снотворного, а мне бы, наоборот, чтобы не уснуть!
– Тогда возьмите Неспанского – «Загрызенные бульдозером». Леденящая кровь вещь! Вообще спать перестанете!
Надежда вежливо поблагодарила его и в сотый раз оглянулась на табло. На нем наконец появилась долгожданная надпись:
«Пассажирский поезд № 614 Москва – Петербург прибывает на третью платформу, правая сторона».
Узнав, что нумерация вагонов начинается «от Москвы», Надежда отправилась на платформу.
Пассажиры этого поезда разительно отличались от тех, кто приезжает на деловой традиционной «Красной стреле», представительном «Николаевском» или скоростном респектабельном «Р-200». Если на тех поездах из Москвы в Петербург прибывают хорошо одетые, энергичные, выспавшиеся деловые люди с маленькими чемоданчиками и большими бумажниками, постоянно курсирующие между двумя столицами, то на «шестьсот четырнадцатом» приехали люди, чье путешествие началось в горных кишлаках Таджикистана, в узбекских поселках или захиревших пограничных воинских гарнизонах, люди, преодолевшие тысячи километров и четыре границы, свыкшиеся с поездом, как с родным домом, и не ожидающие от будущего ничего хорошего.
Навстречу Надежде брели по перрону худые, сожженные солнцем таджички неопределенного возраста, нагруженные поклажей, как верблюды, и пытающиеся не растерять своих бесчисленных детей; седобородые аксакалы в замызганных ватных халатах и позолоченных тюбетейках; обиженные на весь мир военные отставники; растерянные узбеки с мешками чарджоуских дынь, запах которых мгновенно заполнил помещение вокзала, перебив тяжелые тоскливые запахи толпы – запахи немытых тел и бесконечной дороги.
Толпа равнодушно обтекала обозленных носильщиков, на всякий случай собравшихся к поезду, хотя и знающих по опыту, что пассажиры «шестьсот четырнадцатого» их услугами не пользуются.
Четвертый вагон был почти в самом конце перрона, и, пока Надежда дошла до него, толпа понемногу поредела. У входа в вагон на Надежду Николаевну набросилась маленькая коренастая проводница с криком:
– Это вы старуху встречаете? Ну, слава богу, у меня больше сил нет!
Надежда подозрительно взглянула на коротышку. За ее спиной в тамбуре возвышался величественный силуэт, при виде которого Наде сразу пришел на память Константин Сергеевич Станиславский.
Проводница ловко метнула на перрон огромный чемодан, помогла монументальной старухе преодолеть последнее препятствие и поспешно скрылась в вагоне.
При свете люминесцентных ламп сходство старухи со Станиславским усилилось: то же удлиненное породистое лицо с выражением брезгливого недоверия, то же пенсне с черной шелковой лентой…
– Тетя Вася? – неуверенно осведомилась Надежда.
– Ну, наконец-то! – старуха чуть откинула свою голову «Станиславского» и оценивающе оглядела Надежду. – Я уже думала, что за мной никто не придет! Ты кто?
– Я дочка Татьяны Васильевны, – робко доложила Надежда. Она неожиданно почувствовала себя маленькой девочкой, и ей страшно захотелось сделать книксен. Остановило ее только то, что она весьма смутно представляла себе, что это такое.
– У Тани есть дочка? – изумилась старуха. – Ах да, мне, кажется, писали, что Коля женился на Тане, и у них родилась девочка…
Надежда решила все разговоры по выяснению степеней взаимного родства отложить на потом и замахала рукой носильщику. Тот радостно подкатил свою тележку, но старуха величественно мотнула головой:
– Что за барские замашки! В жизни не пользовалась носильщиками! У меня всего-то багажа – два места. Интеллигентный человек должен ездить налегке.
Носильщик разочарованно удалился. Надежда тяжело вздохнула и шагнула к теткиному багажу. Этот багаж состоял из небольшой черной сумки и огромного допотопного фанерного чемодана с металлическими уголками. Тетка подхватила сумку и быстро зашагала по перрону. Надежда взялась за ручку чемодана и охнула. Этот монстр весил не меньше центнера!
Кое-как протащившись первые десять метров, Надежда закричала гордо удалявшейся старухе:
– Тетя Вася! Не бегите так, мне за вами не успеть!
Тетка обернулась на нее с высокомерным недоумением и пробасила:
– До чего изнежена нынешняя молодежь!
Причисление ее к молодежи Надежде Николаевне очень польстило, и она прохромала на чистом энтузиазме еще метров двадцать. Рука отрывалась, плечо ныло, сердце колотилось в грудную клетку, как граф Монте-Кристо – в стену своей камеры.
– Тетя Вася, постойте минутку! – взмолилась несчастная. – Что у вас там такое?
– Только самое необходимое! – отчеканила старуха, но все же остановилась, снизойдя к слабости молодого поколения.
С огромным трудом, останавливаясь через каждые десять шагов, что неизменно вызывало теткино ворчание, Надежда доволокла неподъемный чемодан до стоянки такси. К пущему своему расстройству, она заметила, что железные уголки чемодана вдрызг разодрали ее хорошие новые колготки.