Как давно все это было! Комната в табачном дыму, стол, заваленный трубками чертежей, чей-то нежданный вопрос, вдруг ставивший всех в тупик, отбрасывавший сразу назад, к самым истокам технической задачи, ставивший под сомнение самую возможность осуществления картофельного комбайна-вездехода, думал Иванов, выглядывая из кабины, осматривая поле, казавшееся сейчас бесконечным. Во время испытания сбор картофеля в корзины был не нужен, и Иванов видел, как на черном фоне земли среди луж высятся серые конусы, аккуратно насыпанные лотком, соединенным с автоматически опустошавшимся бункером.
— Отлично берет, — Иванов, улыбаясь, смотрел на стрелку, показывавшую, какой чистый груз каждый раз попадал в бункер.
И вдруг стало труднее. Машину словно кто-то толкал назад, тянул вниз. Стрелка, указывающая нагрузку, лихорадочно запрыгала вокруг красной черточки. Иванов глянул на Кутрова. В кабине было прохладно, но на лице старого инженера выступили бисеринки пота.
Налево, ближе к реке, часть поля была покрыта водой, над которой чуть возвышались ветки полегшей картофельной ботвы. Иванов уловил тревожный взгляд Кутрова, брошенный в ту сторону. Комбайн свернул вправо. Тогда Иванов осторожно положил руку на рулевое колесо и сделал усилие, чтобы повернуть его влево. Руль поддался, но не сразу.
Кутров посмотрел на небольшую худую руку, лежавшую рядом с его рукой. Четко, с необыкновенной яркостью, вспомнился ему один из участков Степного фронта, где много лет назад он не раз сам водил автомашины. Там, у разбитой ивы, на повороте, в кабину шофера садился спутник, всегда новый, иногда очень молчаливый, порою слишком разговорчивый. Он клал на рулевое колесо руку и держал ее так на всем опасном отрезке пути, где пули и осколки пронизывали кабину, били по бортам.
Эта чужая рука — то грязная и загорелая, то чистая и холеная — двигалась невесомо, неощутимо вместе с колесом, словно ее и не было. Но Кутров отлично знал, что в страшную секунду рука случайного спутника твердо сожмет рулевое колесо и спасет машину, вдруг потерявшую управление. Рука Иванова сейчас властно требовала подчинения себе. Кутров мгновение помедлил, потом покорно последовал немому указанию молодого инженера.
Комбайн, натужно загудев мотором, врезался в участок картофельного поля, который правильнее было бы назвать болотом. Иванов по-прежнему не отрывал глаз от прибора, показывавшего, как картофель сыплется и сыплется в бункер. Но многое изменилось во всем поведении машины! Лязг, грохот, какие-то перебои и вибрации обрушились на «картофельный крейсер», словно под ним рвались тысячи невидимых крошечных мин.
Иванова охватило чувство человека, заплывшего слишком далеко и вдруг понявшего, что не так уж хорошо он плавает, не так уж хорошо знает глубину реки, ее течение, омуты. Впервые в жизни молодой инженер ощутил, как трудно механизмам справляться с землей, как много и упорно должен изучать все особенности грунта человек, конструирующий машины для сельского хозяйства, механизмы, посылающие вызов самой природе, работающие в любых условиях. И стало Иванову страшно, дрогнули его руки, лежавшие на колесе руля.
Еще учеником ФЗУ забрался однажды Иванов на самую верхушку лестницы, прислоненной к стене строившегося огромного цеха. Стал на последнюю ступеньку и хотел с торжеством глянуть вниз: вот я какой смелый! Но вдруг увидел: ползут по запыленным кирпичам две свежие, красные, словно ручейки крови, полосы. Все длиннее они, длиннее, все быстрее скользит лестница, царапая кирпич. И некому помочь, и не сбежать с четырехэтажной высоты… Лестница проползла метра полтора и уперлась нижним концом в фундамент, приготовленный для станка. Казалось, такое не забыть. Но забылось. А сейчас вспомнилось все: до трещинки на верхней ступеньке, до серого клочка паутинки на стене. И как тогда, мучительное томление сковало пальцы рук и ног. А сознание работало напряженно, остро. Не ускользала ни одна мелочь из происходившего в комбайне, вокруг него. Иванов сразу почувствовал вдруг возникшее сопротивление руки Кутрова.
— Хватит, Алексей Петрович, — сказал Кутртов. — Вы сами понимаете, что если случится какое-нибудь сравнительно несерьезное происшествие, машину все-таки можно будет «дотянуть», хотя бы с комбайном долго пришлось возиться потом, устраняя недостатки. Другое дело — авария. Это поставит под сомнение всю реальность нашей идеи.
— Разве не хуже будет, если такие машины выйдут на поля? Мы делали вездеход, и наш комбайн должен быть им! Вы просто, наверное, переутомились, Николай Николаевич, — ответил Иванов, снова потянув руль влево.
Кутров положил руки на колени.
— Правьте сами. Еще метра два-три налево, и, по-моему, комбайну конец…
Иванов смотрел через переднее стекло кабины на воду, тонким слоем покрывавшую здесь почти все поле. Кое-где прыгали испуганные, полузаснувшие от холода лягушки. По воде разбегалась кругами рябь, вызванная шлепаньем гусениц комбайна.
Иванов на миг представил себя на месте Кутрова. Как тяжело будет ему, если с машиной случится что-нибудь скверное! Комбайн, может быть, его последнее детище… Сегодня вечером он вернется домой, разбитый, усталый. И, как всегда, на пороге улыбнется жене, словно ничего не произошло, и какой-нибудь шуткой ответит на беспокойный вопрос об испытании комбайна, в гибели которого будет виноват он, Иванов.
Стоит только повернуть немного вправо, и комбайн снова будет на грунте, с которым он может справляться, Но ведь сам Кутров будет, конечно, жалеть потом об этой предательской минуте слабости, помешавшей итти прежней дорогой.
Иванов наметил конец пути — большой бугорок, до которого обязательно надо было добраться. Казалось, сердце инженера двигалось вперед-назад, вперед-назад вместе с поршнями мотора, дотягивая комбайн до цели, преодолевая трудный участок пути. Но еще на половине дороги к бугру, который потом так часто снился Иванову со всеми подробностями, как будто навсегда сфотографированными глазом, дрогнул комбайн. Он накренился и словно застонал горестно и протяжно.
— Приехали, — сказал Кутров, тяжело шагнув из кабины. Пальцы его, зачем-то торопливо расстегивавшие пуговицы пальто, дрожали… Через несколько минут у комбайна были Устименко и директор, бледный, сразу потерявший свою уверенность. Он бросился к Иванову, крича что-то неразборчивое. Кутров быстро открыл кожух, чтобы посмотреть, что случилось.
Пошел дождь, и на сверкавшие медью и сталью, самые сокровенные детали комбайна потоками полилась вода, Теперь это было не страшно.
— Неисправимо… — сказал Кутров, опуская руки, бессильно прислонившись к мокрой гусенице, облепленной глиной.
Смуров вытер платком запачканные тавотом пальцы и, сердито размахнувшись, бросил его в грязь.
Потом, стараясь казаться спокойным, сказал Кутрову и Иванову:
— Значит, опять за расчеты, друзья? — В тоне его слышались непривычные, заискивающие нотки.
— Нет, Семен Григорьевич, — ответил Иванов. — Я буду продолжать работу над комбайном, но в другом месте.
К бледному лицу Смурова прилила кровь. Растерянность директора сменилась гневом. «Крысы покидают мой тонущий корабль», — подумал он.
— Вас не отпустят! — гневно воскликнул Смуров. — Хотите сбежать в институт? Найти местечко поспокойнее?
— Нет. Я еду в МТС.
— В МТС? — сказал Смуров изумленно. — Что вы там будете делать? Вы, один из самых многообещающих конструкторов завода?!
— О, я найду, что делать в МТС! Я давно уже думал об этом. Но теперь я твердо знаю, что МТС должна быть обязательной ступенью для каждого инженера — механизатора сельского хозяйства. Николай Николаевич как-то рассказывал мне, что инженером его сделал не только институт, а и работа в поле, в МТС. Я же прямо со школьной скамьи попал на завод. К счастью, у меня оказался прекрасный учитель — Николай Николаевич. Но земли по-настоящему я все-таки не видел. А потом стало казаться мне, что я незаменим здесь, что сельскохозяйственные машины можно строить, как всякие другие, не считаясь со специфическими особенностями их работы в поле. Теперь же я вижу, что земля, так много дающая нам, многого и требует… Есть и еще одно важное обстоятельство, о котором последнее время я думал так часто. Я убежден, что теперь МТС сами станут теми лабораториями, теми научно-исследовательскими институтами, из которых будет выходить новое, двигающее вперед все наше сельское хозяйство.
— Так езжайте же к нам на Украину! — воскликнул директор МТС, обращаясь к Иванову. — Тащите туда и вашу машину. Разве ж она плоха? Да я ж и сам инженер-механик. Видел я, как она лезла по грязи, прямо по болоту. Починим ее. У нас и мастерские отличные и завод «Литейщик» под боком… По рукам, что ли?