— Эй, Грэг, — нетерпеливо окликнул его один из крепко сбитых коротко стриженых ребят, — Ты чего стоишь-то? Кончай его — и дело с концом. Или тебе поговорить с ним надо? Так это мы мигом, — добавил он, приподнял все еще не пришедшего в себя парня и хорошенько его встряхнул.
— Не надо, — через силу выдавил из себя Гришка.
— Правильно, кончай его скорее, этого горца недоделанного. А то опять пасть раскроет и начнет нести всякую ерунду. Мы его пока вязали, он все какие-то проклятья бормотал, что-то про порчу нес, и вообще.
А Гришка все не мог пошевелиться.
— Ну, давай, — подбодрил его все тот же коротко стриженый. Всмотрелся в его застывшее лицо и протянул: — Э, Грэг, да ты первый раз, что ли?
Гришка кивнул — через силу.
— Значит так, — вмешался тут другой, — Тебя спрашивали — шлепнуть его или живым доставить? Спрашивали. Ты что сказал? Сказал, чтоб доставили. Так какого ж … ты теперь тут ломаешься? Что, деда своего уже не жалко, да? Пусть гуляет урод этот, да? Или, может, в ментовку сдать собираешься — будет тебе, дедушка, справедливое возмездие. Так?
Слова про деда расшевелили Гришку. Он посмотрел на неподвижного парня, валявшегося на рыжей траве. Это вот он ни за что ни про что, из какой-то дурацкой блажи, хладнокровно убил деда.
Гришка, казалось, так и видел темную больничную палату. На скрипучей кровати лежит дед. Крепко спит — выздоравливает. Может, снится ему, что приехал его навестить он, Гришка. Наверное, даже улыбается во сне. И тут появляется этот…
Как он душил старика? Накрыл лицо подушкой? Руками схватил за горло?
…И чем дальше разглагольствовал стриженый «браток», тем сильнее становилась Гришкина ярость. Наконец она захлестнула его с головой. Словно со стороны Гришка наблюдал, как поднималась рука с пистолетом, как палец нажимал на курок.
А потом в глазах потемнело, подогнулись колени, и перед глазами завертелась противная цветная карусель.
* * *
Когда Гришка пришел в себя, на полянке никого не было. Даже трупа — ответственные товарищи добросовестно выполняли все пункты контракта.
Гришка с трудом поднялся и побрел на подкашивающихся ногах к дедовой деревеньке. Осенний лес притих, под ногами с шуршащим треском крошилась облетевшая сухая листва, а Гришка пытался справиться с тем, что мир неузнаваемо изменился.
В первый момент ему показалось, что совершенное убийство что-то сдвинуло в его психике, и оттого мерещится ему всякая дрянь. Потом понадеялся, что, может, это просто дурной сон — вот-вот проснешься и поймешь, что ничего на самом деле не было.
А когда дошел до деревенского кладбища и углядел единственную свежую могилу, то понял.
Гришка тяжело сел на влажную землю, прямо у деревянного креста, достал сигареты и закурил. Да, он снова стал курить — после смерти деда. И знал, что теперь уже не бросит.
Он теперь много чего знал и видел.
Видел, как черным шлейфом тянулась за серым джипом порча, наложенная застреленным им МакКлаудом. Знал, что скоро сведет она в могилу всех, ехавших в нем: один по-пьяни разобьется насмерть, другого застрелят на очередной разборке, а третий просто угаснет сам.
Видел слегка сияющую светлую дымку, окутывавшую домик деда. Знал, что она скоро погаснет совсем — теперь, когда деда не стало.
Слышал отголоски чужого горя, впитавшегося в рыхлый могильный холм. Знал, что сегодня поутру его снова поливал святой водой Пал Саныч, и что будет так делать, пока не пройдет сорок дней, потому что сосед любил деда и очень хотел, чтоб тот упокоился с миром. Знал, что так оно и будет, потому что дед его колдуном стал невольно, а невольным колдунам есть прощение.
Понимал, что ему прощение заслужить будет куда сложнее — ведь он знал, что творил. Знал, хотя и не признавался себе в этом.
Еще долго Гришка сидел у могилы. Отчаянно вслушивался в тишину, будто пытался разобрать едва слышные слова деда. Тот рассказывал внуку, как прожить с этой недоброй силой так, чтоб не сгубила она его, как удержаться от того, чтобы обращаться к ней. Как и в далеком детстве, дед успокаивал его и утешал. Или Гришке просто так казалось…
А потом раздался внезапный звонок на мобильник.
Еще только вынимая телефон из кармана, Гришка уже знал, кто это.
И снова звонивший уложился в десять бесплатных секунд.
— Я знаю, что МакКлауда ты шлепнул. Ну, ничего, теперь я своё не упущу. Все, гаденыш, ты не жилец. И сила твоя тебе не поможет.
Гришка отключил телефон. Закрыл глаза и отчетливо увидел очередного охотника за колдунами. Сколько их еще на свете? Способных спокойно убить ради злой силы любого? Даже старика… А сколько таких, как его дед, по вымершим селам и опустевшим деревням? Колдунов старой закалки, стойких духом, отказывающихся применять силу во вред — даже к своим убийцам. Сколько из них будет уничтожено расплодившейся мразью? А уж как распорядится полученной силой эта погань — и вовсе представить страшно.
Гришка покосился на могилу и виновато прошептал:
— Извини, дедуль, я знаю, что с этим делом нельзя начинать — как с наркотиком. Знаю, что потом сложно будет не поддаться. Но я ведь твой внук. Значит, у меня получится устроять. А вот мразь эта — они не люди. Не могу я спокойно оставаться в стороне и смотреть, как убивают таких как ты… Я осторожно, ладно? — просительно закончил он.
Закрыл глаза.
Слова страшной порчи сами приходили ему на ум. Они звенели от скрытой силы и рвались наружу.
Гришка знал, что настигнутый ими не доживет до конца месяца.
Знал, какую цену придется ему за то платить.
Знал, что ждет его на новом пути, и что обратной дороги уже не будет.
Знал.
Глубоко вздохнул.
А потом тихо выпустил страшные слова наружу.