– Ясненько. Слух обо мне прошел по всей Руси великой… ну и так далее. – Он вздохнул. – Ты не понимаешь, Лева, кто-то все равно должен хороводить. Так уж получилось, что этим человеком стал я. – И, сочтя, очевидно, что уделил Льву достаточно внимания, Пономарев переключился на журналиста. – Ты вроде в «Новом вестнике» пашешь?
– Я не пашу, а пишу, – отозвался Сергей, настороженно поглядывая на Антона.
– Один хрен, – беспечно отозвался тот. – Что вы обо мне все время гадости всякие печатаете? Будто бы я стою за убийством Стенина, заказал банкира Фролова… Бред!
Соколов дернул щекой и процедил сквозь зубы:
– Ага, ты невинная овечка, а мы завистливые клеветники, нагоняем тиражи на пустом месте.
Сергею казалось, что он выглядит солидно и убедительно, но Антон оскалился и небрежно уронил:
– Рад, что ты это признаешь.
– А мы были уверены, что ты не придешь, – заметил сидевший неподалеку Ведерников.
– Почему? – резко спросил Антон. – Чего мне стыдиться?
Николай встретил предостерегающий взгляд Льва и предпочел воздержаться от ответа. Пономарев, который вертел головой, разглядывая гостей, весело ухмыльнулся.
– Слушайте, а кто та телка с бокалом, что слева от Димки Осипенко? – спросил он.
– Это Марина, – с укором проговорила Маша. С момента появления Антона она еще не проронила ни слова.
– Да ну? – поразился бывший одноклассник. – Такая была красотка в школе, а теперь – колобок отдыхает.
Лева покрылся пятнами. А Пономарев, весело блестя глазами, перегнулся через стол.
– Не то что Маша. Как жизнь молодая, а?
– Нормально, – отозвалась та, явно не желая вдаваться в подробности.
– Понятно, – хмыкнул Антон. – Непыльная работа, заботливый муж и двое детишек. Так? Или не так?
Он прямо-таки ел ее глазами, и Маша была вынуждена ответить:
– Все верно. Кроме мужа и детей.
– Значит, все еще впереди, – заметил Лев.
Вечеринка покатилась своим чередом. Лариса, явно к тому времени перебравшая, громко и визгливо хохотала, Наташа – то ли первая, то ли вторая – протыкала вилкой воздушные шарики, гирлянды которых украшали столовую. К Антону подошел элегантный Дима Осипенко, и они вполголоса о чем-то заговорили. В конце концов Антон усмехнулся, тряхнул головой и заявил, что подумает. Впрочем, стоило Диме отойти, вполголоса довольно грязно выругался в его адрес.
– А теперь – музыка! – объявила Елена.
Лев, насупившись, глядел, как Марина неловко топчется на ковре с обнимку со своим омерзительным мужем. К Антону подошла хозяйка дома.
– Потанцуем? – спросила она.
– Спасибо, но я уже обещал Маше, – спокойно ответил Пономарев. И, прежде чем та успела возразить, увлек ее танцевать.
– Забавно, да? – спросил Антон, когда они двинулись по залу под медленную музыку времен своей юности.
– Что именно? – осведомилась Маша.
– Да так. – Антон беспечно улыбнулся. – Ленка раньше меня за человека не считала, а теперь травой стелется. Осипенко тоже все время рожу от меня воротил в школе. Как же, у него дед генерал КГБ, а у меня одна мать и та всего-навсего продавщица в занюханном магазине. Зато теперь он – сама вежливость. Бизнес свой, видите ли, расширять хочет, не войду ли я в долю…
– Антон, – мягко сказала молодая женщина, – мне все это неинтересно. Извини.
– Конечно, неинтересно. – Он крепче прижал ее к себе. – Ты ведь всегда была… такой.
– Какой? – с вызовом спросила Маша.
– Нездешней. Не от мира сего. В школе меня это дико раздражало.
– Я понимаю, – Маша усмехнулась. – Можешь не продолжать, я помню, как ты мой портфель однажды с третьего этажа выбросил.
– Глупый был, – коротко ответил Антон.
Мелодия кончилась, и Пономарев отпустил Машу. Какую-то долю мгновения они стояли друг против друга, глядя друг другу в глаза. Но тут вновь полилась музыка, вихрем налетела Елена и, закричав: «Белый танец, белый танец!» – увлекла Антона за собой.
Маше отчего-то стало жарко. Она взяла бокал с вином и повернулась, но оказалось, что позади нее стоит Лева. Вид у него был обескураженный.
– Смотри, Маша, – выдохнул Рубинштейн горячим, прерывистым шепотом. – Ой, смотри!
– Ты о чем, Левушка? – довольно равнодушно спросила молодая женщина.
– Он с тебя глаз не сводит. Будь осторожна, Маша, умоляю тебя.
– Кто не сводит?
– Да наш авторитет.
– Лева, – Маша положила свободную руку на его рукав и примирительно улыбнулась, – честное слово, ты слишком много выпил.
Но Рубинштейн упрямо покачал головой.
– Маша, ты же знаешь меня. Я реалист и никогда, даже в подпитии, не называл черное белым. Говорю тебе: этот человек опасен. Ты-то, может, видишь в нем Антона Пономарева, с которым училась в одном классе, но запомни: теперь он уже совершенно другой человек. Кто знает, что взбредет ему в голову!
Маше надоело слушать его нотации. Она резко повернулась и, оставив обескураженного Льва наедине с его фантазиями, удалилась в другую комнату. А музыка все лилась и лилась ей вслед… последняя музыка, которую в своей жизни услышит Антон Пономарев. Но тогда еще никто не подозревал об этом.
16
В большом аквариуме лениво трепыхались пестрые рыбки. Одна из них плавала над самым дном – брала в рот камешек, выплевывала его, брала следующий камень и, сделав несколько кругов, вновь его выплевывала. «Рыбка сошла с ума», – вяло подумала Маша. Она подошла к окну и выглянула наружу. Вид отсюда был не самый впечатляющий – какой-то старый дом, который до сих пор не снесли разве что по недоразумению. Маша отпила глоток из бокала и в то же мгновение услышала, как за спиной скрипнула дверь. Обернулась – на пороге стоял Антон.
– Маша…
– Уйди, Антон, – спокойно попросила она.
Однако Пономарев закрыл дверь перед носом у охранников и шагнул к ней.
– Что-то случилось? – спросил он, ища ее взгляд.
Маша повела плечом. Сказала нехотя:
– Да нет, ничего. Просто я немного устала.
Бывший одноклассник слегка поколебался.
– Мне Лена рассказала про тебя. – Теперь он стоял совсем близко, и его дыхание касалось ее щеки. – Правда, что у тебя родители погибли в автокатастрофе?
– Правда. – Маша поморщилась.
– Мне очень жаль, – искренне произнес Антон.
– Мне еще больше, – коротко ответила Маша, глядя в сторону. Ей не нравилось, какой оборот принимал разговор. И вообще она не была расположена сейчас откровенничать с кем бы то ни было, а с Пономаревым – и подавно.
Однако тот, похоже, вовсе не желал этого понять.
– Потому ты и бросила учебу в универе, да? – допытывался Антон.
Маша отвернулась.
– Пришлось. Не было денег… И вообще… – Она закусила губу. – Впрочем, неважно.
Как издалека, до нее донесся голос Антона:
– И что же, никто тебе не помог?
– С какой стати кто-то должен был мне помогать? – зло возразила Маша.
– Ну ты же могла к кому-нибудь обратиться, – неуверенно предположил Пономарев. – К той же Лене.
– Зачем? – Маша все-таки повернулась и посмотрела ему в лицо прямым, открытым взглядом. – Чтобы она с большим удовольствием сказала мне, что ничего не может для меня сделать? Брось, Антон. Это даже не смешно.
– Ну… ты могла ко мне обратиться, в конце концов. Все-таки мы десять лет учились вместе.
Ага, понятно, усмехнулась про себя Маша. Теперь мы задним числом строим из себя благодетеля. Ах, Антон, Антон… Глупо, просто глупо.
– Ну и что из того? – пожала плечами Маша. – Ты же терпеть меня не мог.
– Это не так, – поспешно возразил он.
– Именно так, – упрямо произнесла молодая женщина. – Кто меня больше всех дразнил, а? Думаешь, я забыла? А снежками кто в меня кидался постоянно, зимой и весной? Я приходила домой вся мокрая. И что, по-твоему, после этого я пришла бы к тебе просить о помощи? – с каждым словом Маша распалялась все больше и больше, щеки ее горели. – Да пошел ты к черту, в самом деле!
«Все-таки он сумел задеть меня за живое, – со злостью подумала молодая женщина. – А ведь я дала, дала себе слово, что больше никто в мире не сумеет причинить мне боль». А теперь этот человек, чужой, даже больше – чуждый каждым мгновением своего существования, пытается ей доказать, что все могло быть как-то иначе… Ей, которая пережила крушение своего мира и сумела, несмотря ни на что, выбраться из-под его обломков. «Да, Елена, я не разучилась читать. Но к чему книжки в жизни, где все определяется совсем другими вещами? Ведь нескольких сантиметров льда на дороге хватило для того, чтобы переменилось все, абсолютно все. Унизительные, нищенские похороны родителей, похороны, на которые пришлось занимать деньги…» Да, в те дни Маша хорошо узнала людей. И узнала, чего стоят они сами и все их слова.
Маша услышала голос Антона – и не узнала его, таким умоляющим он был. Пономарев, человек, которого в глаза называли авторитетом, лепетал:
– Извини… Извини… Маша, ты не права. Я никогда не относился к тебе плохо. Что бы ты там ни думала… Просто я не знал, как обратить на себя твое внимание… Вот!